«Батарея, огонь!» - Василий Крысов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИС-2, конечно, был хуже, чем «королевский тигр», — по всем показателям, кроме скорости. Скорость у них одинаковая была, а мощность орудия у «королевского тигра» значительно выше. Но их немцы успели выпустить 489 единиц, а наших-то ИС выпустили 2250. Это уравновешивает. Обычных «тигров» немцы выпустили 1553 единицы, но у нас с «тигром» ни один танк нельзя сравнить, так как на ИС-1 пушка была 85-мм.
— Тогда надо ответить на один вопрос: почему мы победили в той войне?
— Победили количеством, а не умом!
Полководцы начали соображать только после Сталинградской битвы и Сталина наконец убедили. Он же был настроен, как Ватутин: наступать! Ему все-таки доказали, что надо оборону держать: перебить немцев, а потом наступать. Первый раз он послушался. А до этого все бестолковое, бездарное командование действовало как? С опозданием, без разведки, без организации взаимодействия. Давали команду вперед — без заправки боеприпасами, топливом! Люди не спали по трое суток, не ели десять суток — всё вперед! Количеством танков над качеством! Мы же потеряли, по моим подсчетам, 125 тысяч танков, а у немцев всего было 53 тысячи.
А людей-то! Немцы потеряли 6,5 миллиона, из них солдат и сержантов — 3 миллиона 50 тысяч. А мы?!!..
Воевать количеством — значит, не уважать жизнь человеческую! Что человек для наших правителей — «лагерная пыль», «пропал без вести», бесконечные нули в цифрах потерь, «нет человека — нет проблемы»... И еще удивляемся вымиранию народа! Да из каких же сил ему выжить! А теперь новая напасть — коррупция, взяточники! Что ж, еще не вечер. Прорвемся! Я-то вот как думаю:
Чтоб этого врага разбить,коварнейшего из коварных,на бой пора благословитьнам внуков, правнуков отважных.
Вперед, орлы! На смертный бойс опаснейшим врагом! В том честьспасти Отчизну от лихих чинов,упрятавшихся в «пятую колонну»!
Приложение II. Немного о себе
Когда наши войска отступали на всех фронтах, оставляя врагу город за городом, область за областью, мы в училище без роздыху изучали военные науки, не оставляла мысль, что в любую минуту нас могут досрочно выпустить: поступит приказ — и на фронт.
Но когда битва под Москвой окончилась поражением немцев и переходом в контрнаступление, у нас изменили распорядок дня, включив в него один час личного времени.
Я в этот час писал письма родным и друзьям, иногда играл в шахматы, а больше всего вспоминал о своей родной деревне Крысовы Оричевского района Кировской области, в которой я родился 31 декабря 1922 года. Можно было записать датой рождения 1 января 1923 года, но мой дальновидный отец посчитал, что так я быстрее отслужу в армии и поступлю в ВУЗ. Однако война перепутала все планы.
Мой отец Семен Васильевич Крысов работал директором Истобенского овощеперерабатывающего завода, хотя за плечами имел, как и мама, только церковноприходскую школу. Оба они окончили школу с отличием, и по окончании им вручили именные Евангелия.
Завод отца располагался в старинном селе Истобенске, которое появилось на карте Вятской губернии одновременно с губернским центром — городом Хлыновом, который потом дважды переименовывали, сначала в Вятку, затем в Киров.
Расположен Истобенск живописно, на высоком берегу Вятки. За рекой раскинулись заливные луга с большой сетью красивых озер и богатейшей растительностью. Украшали село два храма — Никольский и Троицкий. Первый большевики закрыли, сбросили крест с главного купола, все колокола и превратили храм в склад всякого хлама. А Троицкий храм не закрывали. В нем по-прежнему крестили детей, проводили венчания молодых и отпевали усопших. Хотя те миряне, кто держался за должность, все эти таинства проводили тайно от властей.
Мне очень хорошо запомнилось венчание моей старшей сестры Таисии с Иваном Улановым, крестьянином из дальней деревни, километрах в двадцати от нас. Колхозов еще не было, и к нашему дому первыми на добрых конях приехали гости со стороны жениха. Потом подъехали гости и с нашей стороны — в расписных каретах, бляхи на конских сбруях начищены до золотого блеска, звенят на шеях коней бубенцы, под дугами колокольцы заливаются! Гостей, по обычаю, пригласили в избу выпить по большой кружке пива домашнего. А потом вся большая кавалькада помчалась в село к Троицкому храму; взяли и меня, десятилетнего мальчишку, правда, ехал я в конце праздничного поезда.
Трудно без восхищения вспоминать церемонию венчания молодых! Невесте и жениху надели на головы «царские короны». Они стояли у амвона со свечами в руках и повторяли за батюшкой клятву верности. Гости, тоже со свечами, стояли кругом, внимательно слушали батюшку и созерцали весь церемониал. Все было торжественно и благопристойно. Такое не забывается, и разводов тогда не знали.
В селе, кроме овощезавода, были еще несколько: маслобойный, небольшой хлебный и маленький конезавод, и еще была ферма племенных быков. Истобенская порода коров пошла от шведского быка Моти. Когда быки, наследники Моти, учиняли между собой драку, было страшновато на них смотреть, и мы взбирались на крыши домов. Коровы в ту пору давали надои до 8500 литров молока в год от каждой, а потом племработа была заброшена и докатились до 1500 литров в год.
На ниве просвещения в Истобенске были средняя школа, сельскохозяйственный техникум и курсы маслоделия (2-годичные).
По воскресеньям, еще затемно, жители всех окрестных деревень слышали малиновый звон колоколов Троицкого храма, и с рассветом на центральной площади села начинался базар. Чего только там не продавали! И мясо, и рыбу, и птицу! Поросят, ягнят! Дары леса и лугов! А в дни народных праздников устраивались ярмарки, на которые съезжались не только из соседних сел и районов, но и из других городов. Продавали даже коней и скот! Везли на ярмарку арбузы, дыни, фрукты и даже цитрусовые! Особый ряд занимали кустари и умельцы, у них можно было купить валенки, лапти, сапоги — хромовые и попроще.
Матушка моя Афанасья Федоровна — урожденная Тупицына. Что поделаешь, вот такими нас наградило фамилиями; у нас, в вятском крае, и не такие фамилии-прозвища придумывали, одним словом, сквернословы были. Мама была из крестьян, работала сначала на своей земле, потом в колхозе. А ночами шила, по просьбе соседей, брюки, кофты, платья, пиджаки, костюмы, рубашки. Да и приусадебный участок был большой — 40 соток, требовал большого труда. Правда, полив в основном лег на мои плечи, так как все три сестры вышли замуж и разъехались из села, а младшие два брата были еще малы. Папа был всегда занят на работе, поэтому нам с братьями по осени, готовясь к зиме, приходилось еще и дрова пилить и колоть.
Моя чудесная бабушка Анастасия Трофимовна осталась вдовой с тремя малыми детьми, старшим из которых был мой папа, пяти лет. Муж бабушки, Василий Петрович, мой дедушка, был моряком и утонул. Бабушка была глубоко верующим человеком, постоянной прихожанкой храма.
Я бесконечно благодарен маме и бабушке, что они привили мне трудолюбие, честность, доброту к людям, а главное, быть порядочным и справедливым.
Мое детство и юность прошли в тревожные годы, а я был очень впечатлительным. Я каждый раз сопровождал маму на собрания, когда шел процесс добровольно-принудительной коллективизации. Приезжали начальники из района да еще прихватывали для острастки пару милиционеров. Пугали раскулачиванием и хвалили колхозный рай. Но крестьянам жалко было сдавать коней и все имущество, накопленное многими поколениями семьи. Из 65 хозяйств деревни первыми записались беднейшие — 10 безлошадных семей. Потом уломали и всех остальных. Забрали и коров, но они от некормления, непоения и недоения подняли такой рев, что через три дня их вернули хозяевам.
По Сталину «жить стало лучше, жить стало веселее». Если раньше крестьянин в шесть часов был уже в поле, то теперь ударом железяки по рельсу, подвешенному у пожарной каланчи, только к девяти собирали колхозников. Зато по каждому поводу колхоз устраивал общие пьянки: закупали водки и резали то бычка, то коня.
Когда я узнал, что нашего коня Буланку поведут на мясобойню, пошел с ним прощаться, прихватив краюху хлеба. Увидев меня, он обрадовался, но хлеб ел без большой охоты, а по щекам у него катились слезы. Видимо, он предчувствовал свою смерть. Я обнял его и еле сдерживал слезы.
Только закончилась коллективизация и убрали плакаты о колхозном благе, как их место заняли плакаты, где фашиста со свастикой давят за горло ежовые рукавицы. Мы поняли, что у нас враг номер один — германский фашизм.