Бриллианты с царской иконы - Ольга Баскова

Утром, наскоро позавтракав, они подъехали к таможенному дому возле шлагбаума, и судья сказал несколько слов дежурному чиновнику.

Тот кивнул, сделал знак часовому, который тут же поднял шлагбаум, не забыв поклониться Савину.

– Дорогой друг! – Бобянский махал ему платком. – Обещайте вскоре снова навестить меня в моем захолустье. Мы с женой устроим вам царский обед.

– Об этом вы могли и не просить меня. – Николай пожал плечами. – Я навещу вас сразу по возвращении. К кому прикажете идти, как не к вам?

Довольный судья потер руки:

– Вы еще не пробовали мою прекрасную сливянку. Впрочем, – он смахнул слезу с пухлой щеки, – идите, идите, не задерживайтесь.

И Савин твердо зашагал вперед. Он шел не оглядываясь до тех пор, пока таможенный дом не скрылся за деревьями, и только тогда опустился на кочку передохнуть.

Сердце щемило. С одной стороны, он оказался на свободе, но с другой…

Корнет подумал о том, что покидает свою родину, и скорее всего покидает навсегда.

Вернется ли он еще когда-нибудь в Россию, в свое родное имение, или ему предстоит умереть на чужбине? Суждено ли ему увидеть своих братьев, племянников? Омоют ли его после смерти родные руки?

Николай приложил ладонь к сильно бившемуся сердцу, и вдруг из его широкой груди вырвалось что-то похожее на рыдание. Глаза увлажнились, и он, упав на мокрую черную землю, не боясь испачкать костюм, глухо зарыдал. А потом, тяжело поднявшись, продолжил нелегкий путь до Кракова.

Глава 50

Пригорск, наши дни

На следующее утро бодрый и выспавшийся следователь пришел на работу пораньше. Впрочем, Акулова уже была в своем кабинете.

Когда он заглянул, она красила губы и недовольно пробурчала:

– Ну и должность у меня. Привести себя в порядок не дают.

– Аня, я по делу. – Сергей сел, не спрашивая разрешения. – Ты уже в курсе, что Заломова у нас. Сейчас хочу вызвать ее на допрос. Будешь присутствовать?

Анна Петровна покачала головой:

– Нет, Сергей. Что-то меня знобит сегодня, может быть, температура. Если хуже себя почувствую, уйду домой раньше. А ты работай. Если понадобится моя помощь, обращайся. Но, думаю, ты способен раскрутить ее и без помощников.

– Понял. – Следователь поднялся. – А ты иди домой сейчас, если тебе плохо. Отдел без тебя не развалится.

Она едва улыбнулась:

– Правда? А я думала – наоборот.

– Я загляну к тебе позже, – пообещал он и направился в комнату для допросов, куда должны были привести Заломову.

Девушка, переступив порог, едва кивнула и села с равнодушным лицом, принявшись разглядывать свои наманикюренные расписные ногти, будто увидев их впервые.

– Я еще раз представлюсь вам, – начал майор. – Я следователь Сергей Владимирович Горбатов. Кто вы, мне прекрасно известно. Если вы и дальше планируете ломать комедию, называясь Аллой, для вас все может кончиться куда более плачевно.

Она чуть приподняла тонкую бровь:

– Я не услышала серьезных доказательств того, что я не Алла.

Сергей вздохнул:

– Хорошо. Вы прекрасно подготовились к своей так называемой смерти и наводнили квартиру вещами Аллы. Но в спешке вы забыли, что когда-то брали у своей лучшей подруги Киры, которую потом пытались убить, расческу, и на ней остались ваши волосы. Ваши, Марина. Упираться нет смысла. Допустим, вы вызовете адвоката, который сочтет это пустяком. Тогда мы эксгумируем трупы вашей тетки и матери и все равно докажем, кто вы. На это будет потрачено время, но в конце концов все придут к такому же выводу. Вам не отвертеться, поверьте.

Она вдруг улыбнулась:

– Ладно, ваша взяла. Я Марина. Только я никого не убивала. Это все Петренко. Он считал, что в нашем деле не должно быть свидетелей. К Кире и Дробышевой он ходил по собственной воле, ничего не согласовывая со мной.

– Допустим, – согласился Горбатов. – Но вы не могли не знать про убийство Аллы, которая должна была лечь в гроб вместо вас.

Девушка поджала губы, полные, сочные:

– Вы имеете в виду убийства людей, а Алла не человек. Разве можно считать человеком конченую алкоголичку? Она все равно умерла бы, годом раньше, годом позже.

Майор пожал плечами:

– Возможно. Только я всегда думал, что не нам решать, кому жить, а кому умирать.

Марина щелкнула пальцами:

– Это как в романе «Преступление и наказание». Я помню, мы проходили в школе. Кстати, я всегда была за Раскольникова. Великое дело требует человеческих жертв. Я тоже хотела помочь одному мальчику, очень талантливому. У него рак, но никому до этого нет дела. Поверьте, ему не станут собирать на операцию эсэмэсками. Я была его последней надеждой, а теперь он умрет.

Следователь наклонил голову и нарисовал крестик на листке бумаги.

– Вы считаете никчемными и достойными умереть за великое дело Дробышеву, Фролова и Киру? Двух нам удалось спасти, но они тоже вошли в список жертв.

– Я сказала, что про них ничего не знала, – процедила Марина и опустила голову.

– А как насчет Петренко? – поинтересовался Сергей, подняв на нее глаза. – Его вы убили сами.

Заломова усмехнулась, но побледнела:

– Я защищала свою жизнь. Любой суд меня оправдает за это убийство. Он набросился на меня, пришлось отбиваться.

– Экспертиза показала, что все было не так, – покачал головой Горбатов. –