Севастопольская хроника - Петр Сажин

Запомнил слова и даже расчетные данные. Вот они:

«К бою! По фашистам, азимут 14–60, прицел 53, снаряд фугасный! Первому, один снаряд – огонь!»

Он пояснил:

Первому… Это значит первому орудию. А когда от лейтенанта Яковлева с корпоста поступила радиограмма о том, что снаряд взорвался прямо в колонне, я тут же скомандовал:

«Батареей, 15 снарядов беглым – огонь!..»

– По тому, как ахнули пушки, я понял, что этой команды давно ждали мои артиллеристы!

Когда корректировочный пост сообщил, что летят в воздух машины с пехотой, горят автоцистерны с горючим, выходят из строя танки врага и гибнут как мухи фашистские солдаты и офицеры, Заика почувствовал что-то похожее на легкое опьянение.

Противник был подавлен внезапным и на редкость точным огнем. Но надо отдать ему должное, быстро пришел в себя, вызвал авиацию. Она старательно и безжалостно обрабатывала участок земли, на котором была воздвигнута… ложная батарея…

Бросив разбитые машины, командир фашистской моторизованной колонны, довольный, что расправился с батареей красных, снова двинулся на юг – к Севастополю.

Лейтенант Яковлев впоследствии рассказывал, какой переполох поднялся, когда лейтенант Заика вторично, через какие-то полчаса после того, как гитлеровцы решили, что они покончили с русской батареей, начал бить по колонне…

Оставив на дороге горящие машины и танки, передовая часть моторизованной бригады генерала Циглера поняла: Севастополь с ходу не взять – и завернула назад.

По характеру отхода противника, по тем неуловимым признакам, которые умеют замечать лишь профессиональные военные, лейтенант Заика понял: волк ненадолго уползает в берлогу – залижет раны и снова ринется в бой.

Окинув взглядом свое хозяйство, командир заметил, что люди сильно устали. Но как бы они ни устали, а надо готовиться к новой встрече с врагом. Комиссар считал необходимым созвать артиллеристов. «Первый бой прошел, надо, – говорил он, – подвести итоги. Причем длинных речей не произносить, – поблагодарить и предупредить, что это, по сути, была лишь разведка, настоящие бои впереди…»

…Судя по оживленному разговору, бой распалил людей, у всех было ощущение, что они чуть-чуть недодрались… Еще бы разок-другой накрыть колонну Циглера – вот тогда все было бы в ажуре!

Комиссар объявил запись добровольцев в истребители фашистских танков, а после ужина, когда на землю легли сумерки, на поиск противника вышло несколько групп разведчиков.

Так завершился первый день обороны Севастополя.

Сон уже готов был побороть Заику, но тут в эфире появился лейтенант Яковлев. Брезжил рассвет. Немного оставалось до подъема.

Вовремя вышел на связь лейтенант! Без данных разведки командир батареи что без рук. И хотя он и считал, что ему в данных условиях не полагалось спать (как шутил лейтенант, он снял себя с этого вида довольствия!), а сон с этим вовсе не считался.

Лейтенант Яковлев, показавший себя как расторопный и сообразительный командир еще в первой встрече с противником, сообщил такое, что Заика тут же снял трубку и вызвал штаб дивизиона и доложил: разведчики батареи обнаружили в Булганаке штаб какого-то крупного соединения противника – у одного из домов скопилось много легковых машин и машин с сильными радиоустановками, а на окраине села склад боеприпасов и колонна бензовозов с горючим.

Заика просил разрешения открыть огонь по этим целям.

Разрешение было дано.

Батарея сделала несколько залпов, а о результатах стрельбы никаких данных от лейтенанта Яковлева по поступило. Правда, и без подтверждения с корректировочного поста по высоким столбам огня Заике было ясно, что снаряды ложатся в цель. Но ведь возможны и ложные огни!

Что же с Яковлевым?

У Заики изболелось сердце, и он уже стал думать, что корректировщики попали к немцам либо перебиты. Но где-то в глубинах души он не верил в это, потому что и сам Яковлев, и шофер Рыбаков, и пулеметчик Морозов первоклассные разведчики, они из любого положения найдут выход.

Его размышления были прерваны – явился Яковлев.

Оказалось, рация корпоста была запеленгована и отряд мотоциклистов едва не расправился с ними. Не расправился только потому, что за рулем был Рыбаков, а за пулеметом Морозов!

Штаб крупного фашистского соединения, обнаруженный Яковлевым в Булганаке, был обстрелян в 6 часов 35 минут, а через три часа батарея Заики стреляла по скоплениям войск в Ивановке, и еще через час огонь был открыт по колонне автомашин, следовавших в Контуган.

В И часов немцы обнаружили батарею Заики и обстреляли из тяжелых орудий. Огонь был хотя и сильный, вреда не причинил никакого. Однако это обеспокоило Заику, и он, как только кончился обстрел, послал краснофлотца в Николаевку с заданием выследить батарею противника.

Посланному не удалось обнаружить место, где стояли вражеские пушки, хотя они вторично обстреляли батарею.

После второго обстрела на командный пункт поступило донесение с корректировочного поста, замаскировавшегося у деревни Контуган, что в сторону батареи движутся танки, танкетки и машины с пехотой.

Танки шли строем фронта. Танкетки на флангах, а позади на малой скорости двигались машины с пехотой.

Заика доложил в штаб.

Командир дивизиона приказал костьми лечь, но не пропустить танки.

Заика отрепетовал приказание и открыл огонь изо всех орудий.

Танкисты противника метко стреляли по батарее – на 54-й появились первые жертвы: убитые и раненые. Но раненые не покидали боевых постов, и если и уходили, то лишь на время перевязки – и снова возвращались в строй с забинтованными ранами.

В разгар боя позвонил командир дивизиона и передал приказ коменданта береговой обороны генерала Моргунова принять любые меры, но танки не пропустить. Стрелять до последнего снаряда!

Бой с танками шел почти в течение часа. Сначала артиллеристы 54-й не имели заметного успеха, но потом выстрелы стали точнее, и глядишь, то один танк, только что лихо маневрировавший под разрывами, завертелся на месте, то другой.

Когда кончился обстрел танковой колонны, к стволам пушек нельзя было прикоснуться – на них дымилась краска. За час 54-я выпустила 207 снарядов, уничтожила пять танков, тягач с пушкой и семь грузовых машин с пехотой. Немалыми оказались потери и на 54-й: повреждены два орудия, двадцать человек убито, более тридцати ранено, испорчены, а кое-где и засыпаны ходы сообщения.

Уставший Заика хриплым голосом докладывал в штаб по телефону.

Командир дивизиона от имени коменданта Береговой обороны поблагодарил лейтенанта за успешное отражение танковой атаки и приказал предать земле, с необходимыми воинскими почестями, погибших.

После ужина, когда Заика с комиссаром прикидывали план замещения убитых и тяжелораненых, его позвали к телефону из штаба дивизиона.

Начальник штаба дивизиона майор Платонов сообщил Заике о решении командования эвакуировать личный состав 54-й на шхунах в Севастополь. Шхуны, по его словам, уже вышли. С ними идет миноносец «Бодрый», в его задачу входит артиллерийская поддержка батареи.

Майор особо подчеркнул указание штаба: все, что нельзя взять с собой, непременно уничтожить. Телефонную связь держать до конца посадки на шхуны. А как только весь личный состав будет на судах, немедленно донести по радио.

Заканчивая разговор, майор Платонов спросил, все ли ясно или есть какие вопросы.

Заика ответил, что вопросов у него нет, но он хотел бы предупредить о том, что море в районе батареи штормит и шлюпкам не подойти к берегу.

Платонов на это заметил:

– Командирам тттхун дано приказание снять вас непременно! Готовьтесь к посадке!

Закончив разговор, Заика тотчас же вызвал командиров постов и дал им указание подготовиться к эвакуации.

Эсминец «Бодрый» пришел раньше шхун, встал на рейде и высадил на шлюпке корректировочный пост и стал ждать. Он ждал долго, но никаких сигналов так и не дождался, снялся и ушел в Севастополь.

Ночью подгребли шхуны. К берегу они подойти не могли: Каламитский залив место для стоянок судов неудобное и опасное – тут тянутся подводные каменные гряды и банки, которые особенно опасны, когда дуют ветры. Одна из шхун все же пренебрегла опасностью и попыталась как можно ближе подойти к берегу. Эта попытка стоила ей жизни – высокой волной ее «обсушило», то есть выбросило на берег. Те шхуны, что стояли в море, снялись и ушли в Севастополь.

Так кончился второй день на батарее Заики. Лейтенант думал, что упадет от усталости, но отдыхать некогда. Требовалось восстановить два орудия и заново скомплектовать расчеты.

Всего лишь два часа было отведено на отдых личного состава.

Заика за эти дни лишь мельком видел жену, и она жила эти дни так же, как и он, без сна и отдыха – перевязывала раненых, делала операции, на которые в мирное время ни за что бы не решилась.