Севастопольская хроника - Петр Сажин

Когда он ушел, Нилов тяжело вздохнул и уже не загадочно, а смущенно улыбнулся и скороговоркой, слегка краснея, сказал, что для него это не новость, но он давал слово – никому не рассказывать. Он добавил, что в редакции контрпропаганды Радио уже известно, как был взбешен Гитлер, узнав о наступлении советских войск под Москвой…

Мы засиделись за полночь. Спать совсем не хотелось – уж очень приятной была новость! Она прозвучала как чудо, хотя мы и видели, как на наших глазах менялась наша армия, как она крепла, каким отличным оружием ее вооружала наша промышленность, как тепло одела к зиме. Более того, мы знали, с каким нетерпением ждала этого дня вся армия. Помнится, когда мы были в дивизионе Кочеткова, один из командиров «катюш» в тот памятный вечер продекламировал: «Мы долго молча отступали. Досадно было, боя ждали. / Ворчали старики: “Что ж мы? На зимние квартиры? / Не смеют, что ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?”»

Да, время обороны кончилось, наступило новое время – время наступлений!

Начало

Изведал враг в тот день немало,

Что значит русский бой удалый…

Черная «эмка» не очень-то приспособлена для поездки на зимний фронт: черная машина на фоне белого снега – яблочко для снайпера. Но у Звягина нет другой.

Нас – четверо. Григорий Нилов, Ян Островский и я садимся на заднем сиденье, Дмитрий Гуляев – с шофером. Ехать надо в Марфино – по последним сведениям, штаб 64-й бригады морской пехоты там. Моряки уже сутки в наступательных боях, и, конечно, штаб мог передислоцироваться.

Что мы знаем о Марфине? До революции имение Паниных: дворец в стиле готики, беседки, домашняя церковь, мосты специфической замочной архитектуры, пруд. Перед войной Марфино – санаторий. Ехать в Марфино по Дмитровскому шоссе либо железной дорогой с Савеловского вокзала до станции Катуар.

Миновав несколько застав, перед которыми тщательно проверялись наши документы, мы выехали на Дмитровское шоссе. Оно забито машинами, танками, повозками, кавалерией и пешими колоннами.

Небо как распоротая перина – снег осыпной. Мотор ревет. По глубокому, белому месиву въезжаем через повисший дугой над замерзшим прудом красный каменный мост. Штаба бригады тут не оказалось – он отбыл в Белый Раст.

Замок занят под полевой госпиталь. Печи не топятся, а наспех сложенные времянки дымят. Раненые всюду. Многие лежат на полу, на жидкой соломенной подстилке. Пронзительный запах йода, крови. Слышны стоны, бред, длинные флотские ругательства.

Очень суетно: одних раненых, прошедших, как говорят, первичную обработку, везут в автобусах в столицу. Свежих на салазках и волокушах подтягивают к подъезду.

Один из раненых окликает меня:

– Товарищ политрук, с какой вы части?

Я сказал, что из Главного политуправления.

– Передайте там – не бывать фрицу в Москве, пока жив хоть один моряк! Это говорю я, Семен Тертичный, моряк-тихоокеанец!

Он хотел что-то еще сказать, но санитары подхватили носилки, на которых он лежал, и понесли его к хирургу.

Когда мы выбрались из Марфина на шоссе, снег кончился. Не доезжая разбитого моста, свернули на проселок и добрались до реденького леса. В нем стоит батарея, прикрывающая наступление моряков. От опушки этого крошечного леса тянется большая, совершенно открытая поляна. Чтобы попасть в Белый Раст, надо пересечь ее. Моряки ведут злой бой за село Никольское, то, что в двух километрах от Белого Раста. Оттуда доносится гул боя. Батарея, скрытая в леске, время от времени стреляет по немцам. Они отвечают, и то тут, то там со стоном и треском падают высокие ели и белоствольные березы.

Поляну сильно замело, и машина, сбиваясь с наезженной дороги, буксует. Нашу черную машину засекает вражеский самолет-разведчик, и начинают падать снаряды. Мы выходим из «эмочки», выталкиваем ее из глубокого, низкого снега на твердое полотно дороги, а сами в быстро наступивших сумерках, спотыкаясь и утопая в рыхлом снегу, идем вперед, к селу.

Первое, что мы услышали, очутившись на улице Белого Раста, плач. Несчастья бывают разные, и плач по ним тоже разный. Но когда падает на тебя все сразу… Даже человек со стальными нервами и тот не прошел бы мимо того, что открылось глазам. Обгорелые печные трубы, торчащие над грудой дымящихся углей; дома с выбитыми окнами, труп женщины с проломленной головой…

Она лежит на пороге собственного дома. Мы еще не знаем, что ее зовут Арина Феоктистова, и не знаем, как зовут ее детей, сидящих возле холодного тела матери с опухшими от слез глазами. Ее убили только за то, что муж в Красной Армии.

На другой стороне улицы еще труп женщины. Потом, позже, мы узнаем, что эту убили за то, что она не могла ответить немцу на его вопрос, так как не знала немецкого.

В каждом доме либо слезы, либо убийственная немота.

…Перед занятием гитлеровцами Белого Раста жители села снесли в церковь все свое добро, которое не могли взять с собой в лес: зерно, посуду, одежду, швейные машины. Гулко раздаются шаги в пустом храме: алтарь разбит, на полу нагажено, около престола валяются на полу требники, разбитые иконы, на одной из церковных книг отпечаток гвоздей фашистского сапога.

Мы остались на ночь в Белом Расте. Здесь второй эшелон бригады, штаб и политотдел. Командир бригады полковник Чистяков с первым эшелоном штурмует село Никольское.

Спали на полу, вповалку, как пальцы в варежке, головами к стене, за которой всю ночь падали мины, они трясли дом, как черт душу грешника.

Окна зашиты фанерой. Сплющенная гильза давала слабый свет. Огонь трещал. Писать трудно.

Долго не могли уснуть. Рядом со мной с одной стороны лежал Гриша Нилов, с другой – инструктор политотдела. Он охотно отвечал на наши вопросы.

64-я бригада была сформирована из моряков Тихоокеанского флота. Под Москву моряки прибыли в ноябре и с поезда прямо на фронт, где и вступили в бой против большой группы фашистских парашютистов, выброшенных гитлеровским командованием в районе канала Москва – Волга и Северной железной дороги. Моряки взяли парашютистов в кольцо – ни один из них не ушел живым. После этого бригада была переброшена в Марфино. Здесь и велась подготовка к будущим боям на Белый Раст. Брать то крупное село было не просто – оно стояло на выгодном месте между Рогачевским и Дмитровским шоссе, гитлеровцы превратили его в опорный пункт.

Полковник Чистяков учил храбрых до безумства моряков азам пехотного боя: окапываться, строить ложементы и окопы; в атаку в рост не ходить, не распахивать бушлаты, строго применяться к местности, прежде времени не обнаруживать себя.

Перед боями за Белый Раст бригада стояла в густом ельнике, краснофлотцы вырубили в мерзлой земле земляночки, поставили железные печурки, возвели нары.

Не сразу и нелегко покорились они железным законам пехотного боя – сердце горело, хотелось скорей, без этих пехотных штучек, а как в фильме «Мы из Кронштадта», не прячась, а прямо во весь рост, грудь нараспашку, с криком «Полундра!» – вперед на заклятого врага.

Горячие натуры ворчали: «Скоро ли в бой?!»

В свободные от строевых занятий часы моряки, сидя у жарких печей, вспоминали далекое море, корабли и с большой душевностью пели «Раскинулось море широко…». Но вот пришел час, которого так ждали все: двадцать два краснофлотца под командой младшего политрука Дуклера в темноте пробрались в Белый Раст. На окраине их окликнул немецкий часовой:

– Вер ист да?

Его сняли без шума и пошли дальше в глубь села. Добрались до танков и тут неосторожным движением выдали себя, поднялась стрельба. Моряки отошли и заняли на краю села дом с кирпичным цоколем. Держались в нем, как в крепости, весь день до наступления темноты, отбили несколько атак. Вернулись в бригаду ночью с подробными сведениями о силах, расквартированных в Белом Расте.

Наутро в стан фашистов ворвался наш танк с десантниками, операция прошла бы великолепно, если б при отходе десантники не попали под сильный огонь.

7 декабря моряки взяли в клещи Белый Раст. Бой развернулся ожесточенный, под вечер село было взято. В руки победителей попало несколько исправных танков и бронемашин, брошенных танкистами 3-й танковой группы генерала фон Готта.

Передовые отряды во главе с полковником, не задерживаясь, следуя буквально по пятам врага, с ходу завязали бой за Никольское и стремительным ударом захватили, прибавив к прежним трофеям еще два тяжелых и три средних танка, четыре бронемашины и две противотанковые пушки.

И в Никольском полковник Чистяков не дал отдыха своим орлам, а тут же в ночь завязал бои за Дмитровку и Ддино.

Штаб армии поставил перед моряками задачу – спихнуть фашистов с Рогачевского шоссе и выйти на Ленинградское, к Солнечногорску, загнать гитлеровцев в снега. Загнать и истребить!