Многосказочный паша - Фредерик Марриет

Тейтум, тилли-лилли…

Да, он чувствовал, что у него не было чего-то. Ни власть, ни богатства, ни почести не в состоянии были развеселить императора. Не мог он даже читать книгу великого Фо, он закрыл ее. Ах, он грустил, что у него не было другого Я, которому бы он мог сказать: «Смотри! Это все мое! » Его сердце жаждало любви юней девы, красоту которой он мог бы боготворить. Он, перед которым весь свет преклонял колени, которому все люди служили, как рабы, он грустил о том, что любовь не сковала его своими цепями. Но где найти деву, которая была бы достойна лежать в объятиях брата солнца и луны? Где отыскать ее?

Тейтум, тилли-лилли, тейтум, тей!..

Была одна, достойная быть подругой великолепного Ю-ань-ди, быть царицей в стране вечной весны, где растут деревья с золотыми стволами, серебряными ветвями, смарагдовыми листьями и плодами, которые так же вкусны, как яблоки бессмертия. Но где была эта жемчужина? Не утопала ли она в море слез, не лежала ли она на дне колодца горести, или покоилась в садах радости? Ее глаза, которые блеском спорили с лучами солнца, глаза, которые должны бы были освещать целые царства, были подернуты флером горести. И кто был причиной этой горести? Нечестивый, сребролюбивый мандарин Чу-чунг Полли-чунг Ке-ти-ту. Тейтум, тилли-лилли…

Великий Ю-ань-ди созвал всех мандаринов. Весь блестящий двор его, все вельможи склонили головы свои во прах перед золотыми словами, которые полились из уст брата солнца.

— Слушайте меня, вы, первые мандарины, князья и вельможи моей империи! Внимайте словам Ю-ань-ди. Не имеет ли каждая птица, которая рассекает воздух, каждый зверь, который крадется в лесной чаще, подруги? У всякого из вас нет ли очей, которые только на вас изливают блеск свой? Неужели я так несчастлив, несмотря на свое величие, или, лучше сказать, так несчастлив своим величием, что не могу унизиться до того, чтобы любить? Но и брат солнца и луны во время своего пребывания на земле не может жить без подруги. Ступайте же по всей земле искать подругу для вашего повелителя, чтобы он, подобно брату своему, солнцу, которое вечером погружается в объятия океана, мог склонить голову свою на грудь подруги. Ищите, говорю я, на всех концах вселенной это сокровище и принесите его к золотым ногам нашим. Но сперва, о мудрецы и астрологи, вопросите у светил небесных не причинит ли это соединение нам или нашей Великой Империи какого-либо несчастья.

Тейтум, тилли-лилли, тейтум, тей!..

Укажите мне звезду, которая бы не запрыгала от радости при мысли, что может исполнить волю брата солнца и луны; найдите мне планету, которая бы не решилась всеми силами содействовать исполнению желаний своего близкого родственника! Да, все они преклонялись пред глазами астрологов, как верблюд преклоняет колена для принятия на свою спину всадника. Но они нисколько не потускнели, когда, по требованию вопрошателей, слили воедино блеск свой и осветили в книге судеб страницу, исполненную слез. Радость выплывала на поверхность ее в виде дождевого пузыря. Мудрецы приуныли, узнав решение судьбы, и, склонив голову во прах, объявили об этом лучезарному Ю-ань-ди:

— Брат солнца и луны сочетается браком. Сама красота будет лежать у золотых ног его, но бесценная жемчужина будет отыскана и будет снова потеряна. Будет радость, будет и печаль. Радость будет в жизни, а печаль в жизни и смерти, потому что черный дракон, враг Поднебесной Империи, угрожает ей, подобно черной туче. Более этого запрещено говорить звездам.

Тейтум, тилли-лилли, тейтум, тей!..

Тут паша взглянул на Мустафу и кивнул головой, как бы желая сказать этим: «Наконец-то услышим мы повесть! » Мустафа поклонился, и китайский поэт продолжал.

Едва только мудрецы успели объявить великолепному Ю-ань-ди предопределение судьбы, как золотые глаза его заблистали серебряными слезами, но солнце надежды взошло и высушило священную росу. Хан позвал проклинаемого во всех летописях Чу-чунг Полли-чунг Ке-ти-ту и велел ему изъездить весь земной шар, забрать наикрасивейших девиц и представить их пред золотые очи его в наступающий праздник фонарей. Но прежде чем лучи любви проникнут сквозь славу, окружающую великолепный престол, прежде чем страсть затлеет в великодушнейшем из сердец, должны быть представлены во дворец портреты всех красавиц и повешены в зале наслаждений. Из мандаринов первого класса и из князей составлена была особая комиссия вкуса, обязанностью которой было из двадцати тысяч девиц, черты которых были изображены на слоновой кости, вы; брать сто портретов, достойных быть представленными пред небесные очи брата солнца и луны.

Корыстолюбивый Чу-чунг Полли-чунг Ке-ти-ту выполнил возложенное на него поручение. Сокровища сыпались в сундук его из сундуков честолюбивых родителей, желавших вступить в родство с братом солнца и луны; и по этой причине почти все лица, изображенные на портретах, были так скверны, что комиссия ужаснулась и подивилась странному вкусу министра.

В это время жил один мандарин, и у него была дочь, которая почиталась первой красавицей во всей провинции Кер-ту. Отец Уан-ханг принес ее на носилках к министру Чу-чунг Полли-чунг Ке-ти-ту; тот взглянул на красавицу, почувствовал, что нельзя устоять перед ее прелестями, и в душе своей согласился, что она одна достойна быть подругой брата солнца и луны. Но корысть мучила его, и он потребовал у Уан-ханга такой суммы, что тот от ужаса чуть не откусил у себя половину языка. Министр, однако, не посмел ослушаться приказаний владыки и не послать ее портрет. Он был сделан, как и прочие, и Уан-ханг почитал уже себя тестем великолепнейшего Ю-ань-ди. Молодой живописец, снимавший портрет, окончил его, бросил кисть и умер от любви и гордости, не смея и надеяться обладать таким чудом красоты.

Портрет был отправлен к нечестивому министру, но он оставил его у себя и подписал под другим портретом имя бесценной жемчужины. Комиссия решила портрет этот вывесить в зале наслаждений не потому, что изображенное на нем лицо было красиво, но потому, что слава имени, которое было написано под портретом, дошла до дворца, и вельможи сочли за нужное представить его пред золотые очи великолепнейшего Ю-ань-ди.

Портреты вывешены были в зале наслаждений, освещенной десятью тысячами фонарей. Великолепный Ю-ань-ди вошел в залу, окинул своим золотым взором все сто портретов, но сердце его осталось спокойно. Досадуя, что не нашел ни одной, даже просто хорошенокой, между всеми портретами, он отвернулся и сказал:

— Неужели это все, что может вселенная положить у ног своего повелителя? — Вся комиссия вкуса повалилась лицом во прах, заметив гнев на лице брата солнца и луны.