Второе пророчество - Татьяна Устименко

Трясущимися от ужаса руками я педантично сложила документы аккуратной стопкой и убрала обратно в черную папку…

— У нас какой сейчас год начался? — пришел в себя Дьюла. — Две тысячи десятый вроде? Так это что получается, нам осталось жить около двух лет? — ошеломленно выдохнул он.

— Судя по всему, да! — дрогнувшим от волнения голосом подтвердила я. — Конечно, в том случае, если я не сумею найти защитное устройство из третьего пророчества и не спасу Землю!

— Поправь меня, пожалуйста, если я допущу какую-нибудь неточность, — сдавленно попросила я, понимая, как сильно мне хочется ошибиться. — Спустя всего каких-то два года нашей Земле предстоит погибнуть. Сначала ее настигнет солнечный шторм, представляющий собой всепоглощающее пламя, выжигающее на своем пути все живое. Эта вспышка на Солнце также изменит ось наклона планеты, заставив ее встать ровнехонько между Солнцем и Нибиру, что довершит катастрофу. Так?

— Так! — мрачно кивнул Дьюла. — К сожалению, ты не ошибаешься ни в чем. И если ты не сумеешь найти защитное устройство, созданное эонийцами, то нам — конец!

— Дьявол! — Я гневно саданула кулаком по треклятой папке со зловещими документами. — А тебе не кажется, что слишком уж большая ответственность возлагается на меня — слабую девушку, не обладающую никакими особо выдающимися качествами, да к тому же еще и блондинку?

— Не-а! — иронично подмигнул воин. — Женщины намного умнее и хитрее мужчин. Хочешь, расскажу тебе любимую байку Калеба, напрочь опровергающую миф о мнимой бабской слабости, глупости и беззащитности?

— Валяй! — разрешила я.

— Мужчина открыл для себя оружие и придумал охоту, — увлеченно начал Дьюла. — Женщина открыла для себя охоту и придумала шубу. Мужчина открыл для себя цвета и придумал живопись. Женщина открыла для себя живопись и придумала макияж. Мужчина открыл для себя силу и придумал бога. Женщина открыла для себя бога и придумала кумира. Мужчина открыл для себя слово и придумал беседу. Женщина открыла для себя беседу и придумала болтовню. Мужчина открыл для себя игру и придумал карты. Женщина открыла для себя карты и придумала колдовство. Мужчина открыл для себя дичь и придумал пищу. Женщина открыла для себя пищу и придумала диету. Мужчина открыл для себя дружбу и придумал любовь. Женщина открыла для себя любовь и придумала брак. Мужчина открыл для себя женщину и придумал секс. Женщина открыла для себя секс и придумала мигрень. Мужчина открыл для себя обмен и придумал деньги. Женщина открыла для себя деньги — и тут мужчине наступил полный трындец!.. — Лугару весело расхохотался. — Так что куда уж нам, мужчинам, до вас, женщин!

— Ну-ну! — язвительно парировала я, — С твоими аргументами не поспоришь…

Дьюла польщено улыбнулся.

Я опустила шторы, создавая в квартире уютный полумрак. Время давно перевалило за полдень, солнышко припекало вовсю, растапливая скудный снег на улице, а мне невыносимо хотелось спать. Прошедшая ночь выдалась очень уж бурной. Вечерний приезд, исчезновение Галки, короткая экскурсия по городу, близость с Рейном, встреча с Калебом и его последующая гибель… Даже не верится, что столь огромное количество событий смогло уместиться в несколько скоротечных часов! Я чувствовала себя совершенно беззащитной перед лицом неумолимого времени, этакой легкомысленной бабочкой, запутавшейся в непроницаемом кружеве судьбы, оказавшемся липкой паутиной. Но, стараясь разложить по полочкам все доступные мне факты, я испытывала недоумение, ведь в оплетающей меня паутине явно не хватало главного злодея — паука. Чахлый герр Крюгер на эту важную роль не тянул совершенно, по всей вероятности являясь всего лишь еще одной из марионеток, так же, как и все мы, безропотно идущей на поводу у выдумщицы-судьбы.

Впрочем, не следует забывать, что паук выползает из своей норы лишь в самый удобный для него момент, тогда, когда потенциальная жертва поглубже увязнет в расставленной для нее ловушке и привлечет внимание своего палача. О, обитающие во тьме чудовища страсть как обожают исступленно мечущихся мушек, еще надеющихся вырваться из их паутины и напрасно растрачивающих последние силы. А значит, если я намереваюсь выманить паука из тайного логова и смело взглянуть ему в глаза, мне следует изобразить глупую белокрылую бабочку, притворившись отчаявшейся и безнадежно заплутавшей. Острые коготки и зубки я временно втяну и спрячу, дабы усыпить бдительность следящих за мной чудовищ… С такими-то приятными мыслями я мирно улеглась на бочок, положив под щеку сложенные лодочкой ладошки. Мои веки смыкались сами собой… Мне непременно нужно хорошенько выспаться, ведь уже завтра вечером я должна прибыть на странную встречу, каким-то хитрым анонимом назначенную мне на мосту Маргит…

— Госпожа? — Дьюла растроганно смотрел на мое умиротворенное лицо, затененное пологом пышного балдахина. — Если вы не возражаете, то я возьму одеяло и лягу возле двери. Так, на всякий случай…

— Сними рваную одежду и отдай ее ассони Элешке, — невнятно, сквозь полудрему, посоветовала я. — Она ее заштопает и постирает… Видишь, она у нас горазда на всякие неотложные дела, даже успела вызвать мастера и восстановить разбитое окно…

— Но, — немного смутился лугару, — я не ношу нательное белье…

— В ванной есть большое полотенце, — хихикнула я, раздразненная его порозовевшими щеками.

Через пару минут Дьюла вернулся в комнату, вокруг талии плотно обмотанный зеленым махровым полотенцем. От нанесенных ему Марчей ранений не осталось и следа. Я расслабленно вытянулась под одеялом, безмятежно любуясь его красивой фигурой, мускулистыми руками и беломраморной кожей.

— Я уже слышала, что лугару наделены способностью к ускоренной регенерации тканей. Так?

— Да, — гордо сообщил воин, хвастливо напрягая бицепсы. — Мы практически бессмертны. Нас можно убить лишь двумя способами: отрубив голову или пронзив сердце.

— Знаю. Или — как Калеба… — печально шепнула я.

— Да, — тяжко вздохнул Дьюла, — у него не было ни единого шанса уцелеть…

— Шея и сердце, — заинтересованно повторила я. — Именно поэтому вы носите щиток на груди и широкий стальной ошейник?

Вместо ответа воин снял оба означенных предмета и передал их мне.

Наши пальцы случайно соприкоснулись…

Молодой лугару покраснел еще больше и застенчиво опустил длинные пушистые ресницы, продолжая исподтишка ненавязчиво меня рассматривать. Его дыхание участилось и стало шумным, на мощной шее проступила часто бьющаяся жилка…

«О, порази меня стрела Аримана! — тоскливо ругнулась я, замечая охватившее воина возбуждение. — Я еще не успела забыть страшную обиду, нанесенную мне Вадимом, но уже побывала в объятиях Рейна! А сейчас на меня запал этот милый мальчик, прекрасный, будто древнегреческий бог… Зачем он мне, этот неглупый, по-собачьи преданный прелестный мальчик?..» — Но додумать я не успела…

Повисшую в комнате тишину вдруг нарушил пронзительный звон разбившегося стекла. Окну под барельефом не повезло во второй раз. Что-то небольшое, округлой формы, внезапно влетело в комнату и угодило прямиком в мою постель. Я пригляделась и панически завопила во все горло… Это оказалась настоящая боевая граната, однажды виденная мною в музее, да притом еще и с выдернутой чекой! Я неловко завозилась, пытаясь выкарабкаться из-под одеяла, с ужасом понимая, что граната закатилась куда-то в складки перины и она вот-вот взорвется…

Глава 8

Я исступленно завизжала и обреченно закопошилась в куче, образовавшейся из одеяла, перины и десятка декоративных подушечек, до этого кокетливо разбросанных по моей необъятной постели, а теперь ставших ловушкой, наподобие топкого болота поглотившей влетевшую в окно гранату. Да и меня — тоже. Мне казалось — время остановилось, упрямо не желая отсчитывать последние секунды моей жизни. Из перекошенного бестолковым воплем рта рвался монотонный утробный вой, а в голове крутилась всего одна мысль: «Сейчас, сейчас она взорвется!»

— Стрелы Аримана! — коротко рявкнул Дьюла, на сей раз умудрившись вложить в излюбленное ругательство всех лугару поистине неохватную гамму эмоций — от злобы до обиды. — Эх!..

Стремительным взмахом руки он вышвырнул меня из постели, причем так сильно, что я вместе с одеялом буквально спорхнула с сего монументального сооружения и эффектно отлетела к противоположной стене комнаты. А в следующее мгновение воин плашмя рухнул на мое место, руками и ногами вцепляясь в перину и прикрывая собой гранату…

— Нет! — заорала я, терзая одеяло. — Дьюла, нет!..

Громыхнуло…

Старинный дом ощутимо покачнулся. Жалобно зазвякал уставленный саксонским фарфором буфет, затрещали дубовые панели, с потолка сорвалась хрустальная люстра и хлопнулась на паркет. Так и не разжавшего пальцы Дьюлу подбросило вместе с периной, а брызнувшая во все стороны кровь окропила мое лицо. Шрапнель мелких осколков пробарабанила над моей головой, сдирая обои и уродуя стену. Мне стало дурно от испуга и осознания непоправимости произошедшего…