Богиня песков - Екатерина Смирнова

Вот гвардия… Вот охрана… Вот колесница полководца, такое же бесполезное сооружение.

Все оказалось очень просто. Сейчас все было так просто, что он удивлялся, почему не понял этого раньше. Оставалось только не дать себя ударить.

Он ждал этого проявления, и все проявлялось ужасающе медленно, как фрагменты на старой картине. Так, словно обретал плотность невидимый обрывок гобелена. Вот его лицо… вот рука… Вот эта проклятая колесница, застрявшая, как муха в меду, по оси в песке среди мертвых тел… Он заслоняется…

Он не может заслониться.

Тайлем ударил. Вокруг возопили на сотню голосов.

– Кайме! Кайме! А-а-а!

На ближний холм уже никто не пытался подняться. Бой откатился от подножия и шел на равнине, куда уходила дорога, и стрелки могли малость передохнуть.

Боезапас подходил к концу. Командир темнолицых любовно приберег в колчане среди прочих одну-единственную, выкрашенную красным цветом, отравленную стрелу. Мало ли кто попадется, вдруг это будет вражеский вождь – или доведется пережить поражение и затем убить великого вождя, потерявшего удачу.

Он быстро переменил накидку и остался в легком панцире своей родины, и, видя это, некоторые воины начали раздеваться до пояса. Он остановил их: не время. Нужно сбивать врага, а не идти в последнюю, отчаянную атаку. Хотя, конечно, все будет, как решит время.

Им было хорошо видно, что творится там, где проходит Тайлем со своими приближенными. Но главное происходило вовсе не там. С востока, погоняя птиц и вопя свои непонятные кличи, несся большой отряд Темных братьев, а за ними катились повозки стрелков и тянулась вереница пехоты. Колдуны и колдуньи наклонялись с седел, чтобы успеть умножить армию: неловко поворачиваясь, вставали из песка и земли стеклянные горячие тела и катились земляные шары. Пыльный вихрь и дождь раскаленных капель ослепил отступающих. Правое крыло врага, смятое оставшимися в живых айдисами, никак не могло выпрямиться, и глава понимал, что сейчас им уготована гибель. Левое крыло по-прежнему пело, но что может сделать против стрелков почти безоружная, слепая пехота? Исход битвы был решен.

– Что, пора? – брат командира переглянулся со своими младшими братьями и получил в ответ утвердительные кивки. Нахмуренные брови командира означали, что действительно пора. Если лучше жить, чем умирать, то жить нужно именно сейчас.

Они закинули за спину луки и пошли вперед, взмахивая кривыми мечами из темной стали, издалека похожими на огромные серпы.

Они думали, что предания врут. Невозможно утонуть в крови по колено.

Когда рубишь из последних сил, все вокруг сливается в череду разноцветных полос, а потом останавливаешься и понимаешь, что нужно еще, еще и еще, тебе не до преданий. Ты не успеваешь даже думать. И когда бой кончается, ты вдруг понимаешь, что даже не ранен, что твой меч, твой дротик и твоя птица пропали, наплечники сорваны вместе с ремнями, грязь и пыль превратились в маску на лице, не хватает половины накидки… Хорошо, что сам ты не ранен. Не ранен. Но это можно повторять, а понимать выходит не сразу. Да и сам ты не значишь ничего, а только идешь куда-то, натыкаясь на таких же, как ты, падающих на ходу, вопящих, тяжело дышащих людей, не понимающих, что они победили.

С мира вокруг была снята плоть, и кости обрели первоначальное значение.

К этим костям и припадали сейчас воины, ведь руины были такими древними, что росли прямо из каменных корней пустыни. Там и тут лежали мертвые, раненые, те, кто упал, не в силах подняться, и не выпускал меча из руки. Разве это та самая славная битва, которая была нам обещана? Это свалка. Самая настоящая свалка. Здесь лежат брошенные за ненадобностью люди, ненужные богам, правителям и Айду…

Нет. Нужные.

Мы же победили.

Стонали люди и панта, бились и кричали резкими голосами птицы, лекари, ругаясь, перевязывали тяжелораненых, и все это наваливалось, душило, не давало дышать, как дым от погребального костра.

Оруженосец шел сквозь этот дым, пока у него не подогнулись колени. Но падать было недостойно воина, и он остановился, обхватив себя руками. Остановился и оглянулся.

Пропел рог, и над полем поднялся голубой лоскут на копье. Это стрелки собирали уцелевших.

Недалеко от себя он увидел макенгу, собравшихся в кружок, которые о чем-то бурно спорили. Это было удивительно. Макенгу, казалось, не были поражены. Бой не оказал на них ни малейшего воздействия. Они такого видели много, много, много.

Он понял по обрывкам фраз, о чем идет речь, и хотел крикнуть им, чтобы не смели грабить трупы, но голос отказался ему повиноваться. Откуда-то пришло чувство глубокой обиды на все происходящее, он повернулся, и ноги понесли его куда-то еще.

– Эй! Стой!

Оруженосец медленно обернулся. Сердце у него ушло в пятки.

Тайлем шел к своему слуге, на ходу стирая кровь с меча, и вражеская армия была не так страшна, как тот, кому он служил.

– Эй!

Он забыл, как меня зовут, понял оруженосец. Я и сам забыл, ведь я же исполнял его волю, когда сражался. Их… рем… Ильхем… Наверное, у меня уже нет имени. Я умру. Они всегда берут себе тысячу жертв. А этот – берет только первую тысячу жертв. И ему будет мало.

Тайлем остановился от него в двух шагах. Это было очень близко. Он улыбался.

Он казался огромным, величественным, непобедимым. Он и был таким – ведь победа не может принадлежать только человеку. Если бог идет с войском, победа всегда принадлежит богу.

Но разве мы не сражались? Разве мы сами не сражались, господин?..

И тогда оруженосец улыбнулся в ответ.

– Видишь луну? – спросил его великий. Голос великого был, как гром. Или это так только казалось.

Он поднял голову, чтобы посмотреть снизу вверх. Прежний Тайлем был почти одного с ним роста.

– Какая луна, господин? Где?

– Ты что, не видишь луны, дурак? – поднял брови Тайлем.

– Не вижу – тихо сказал он. – Простите. Я не вижу луны.

Лицо Тайлема превратилось в каменную маску.

– А если я прикажу тебе увидеть луну?

Оруженосцу было очень страшно.

Он облизнул пересохшие губы, зажмурился и ответил:

– Сэиланн велит нам говорить правду. Так… так проще. Я ничего не вижу по приказу. Если ты прикажешь, но луны не будет – я не увижу твоей луны.

Какое-то время он не слышал ничего. Потом зашуршали шаги по песку: шшорх… шшш…

Хруст. Шшшш… Шшш… Он вслушивался.

Он открыл глаза.

Гобеленовой тканью расстилался песок, испятнанный кровью. Над склоном холма желтый и коричневый цвета переходили в синий. Тайлем медленно удалялся, поднимаясь на холм, и меч в его руке был направлен острием вниз.

Оруженосец сел на песок, вытер лицо и заплакал. Человека остановить легче в тысячу раз. Господина – в сто раз легче. Но кто он такой, чтобы остановить бога?.. О, конечно, служить человеку было бы много проще, много проще!..

А Тайлем шагал и шагал, поднимаясь на холм, с которого вражеский полководец озирал окрестности перед боем.

Время текло ужасно медленно, и каждый его шаг вмещал поток, который уходил в песок: он проливался весь, до капли. Этим нельзя было пренебречь. Он видел с холма, как его главы, собирая остатки победившей армии, скликали своих товарищей, те плакали по мертвым, разжигали костры, поднимали флаги, собирались в завтрашнюю дорогу и разбивали лагерь, чтобы закончить все, что должно было закончить – а он шел, шел медленно, и важен был каждый шаг, ведь иначе не поднимешься по склону такого холма.

Он пробивался к вершине.

Так пробивается к свету семя, как расцветает ядовитый цветок в дождевом лесу, как поднимает голову огромная змея, охотясь. И наконец он поднялся и застыл, как статуя, отлитая из чистого серебра, настоящего серебра с примесью крови.

«Опусти меч» – сказал ему кто-то внутри. – «Опусти. Ты можешь больше».

Он растерянно опустил меч, но продолжал сжимать рукоять. Все было так, как нужно. Мир лежал у его ног, и все, что он видел – это далекий горизонт, пустыню, заполненную мертвыми телами, и такую же фигуру вдалеке – там стояла богиня, простирая руки к небу.

Еще шаг, и он уничтожит ее.

Пустыня была расчерчена на клетки. Он и богиня были разного цвета. Они и так были разного цвета: он – светлокожий, почти серебряный, а она – темная, золотая. Его цвет пыталось изменить солнце, ее цвет скрывала пыль. Но сейчас было видно все, как есть.

Сейчас он понимал, что это неправильно. На свете есть только один цвет.

Оставалось сделать один шаг, длинный шаг, который займет всего месяц – правой его рукой стало бы войско, движущей силой – ветер, а копьем – молния. Поглотив богиню, он овладел бы силой молний. Сражаясь с ней, он испытал бы великое наслаждение. Соединяясь с ней…

Да! Великое наслаждение… Но, неспешно подумав, он выбрал сразиться, а не соединиться в любви. И все-таки что-то было не так. Он по-прежнему не мог выпустить меч.