Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор весьма впечатлён Севастополем, однако вывод делает в духе маркиза де Кюстина: Россия — это «царство фасадов», и всё в ней лишь видимость. Русские корабли пожирают черви, а укрепления не защищают порт со стороны суши и в целом негодные. Корабли построены из плохих материалов, а флот как таковой — просто «обман зрения», все деньги поглотила коррупция, матросы неумелые, а офицеры — неопытные[1155]. Севастополь, по его словам, очевидным образом демонстрирует характер так называемого русского величия: «монументальная и внушительная внешность, скрывающая реальную слабость»[1156] .
В пятой части этой работы о Крымской войне опубликован очерк, посвящённый императору Николаю I[1157]. Предисловие к нему написано Раулем Бурдье 30 марта 1855 года. Как опытный пропагандист, Бурдье снова наставляет читателя. Если раньше он писал о червях, пожирающих корабли, теперь пишет о червях, поедающих труп российского императора: «Странный поворот человеческой судьбы! Самый могущественный деспот, перед которым трепетали миллионы рабов, дрожа в слепом ужасе, теперь всего лишь неподвижный труп, призванный стать пищей для могильных червей»[1158]. И теперь этот деспот, «этот бывший властелин России, подавлявший столько свобод, чинивший такие репрессии, так угнетавший народы Польши, Кавказа и Крыма, предстанет перед высшим судом»[1159]. Что характерно, сам очерк о Николае, написанный другим автором — это весьма уравновешенное повествование. А главное, у очерка весьма оптимистичное окончание: основная цель нового императора Александра II — потушить огонь войны, разожжённый амбициями его предшественника[1160]. Война подходит к концу, императора Николая нет в живых, — отсюда и метаморфозы в восприятии.
Итак, работы Рауля Бурдье позволяют ещё раз убедиться в том, что формирование европейцами образа России было политически ангажированным и зависело как от внутриполитической ситуации в конкретной стране, так и от международной обстановки. Авторы работ о России зачастую были своеобразными политическими флюгерами, отражавшими настроения общества и выполнявшими определённый общественный заказ. Поэтому если на карикатурах времён Крымской войны изображаются полчища ужасных медведей, то после катастрофического поражения во Франко-прусской войне и последовавшего за этим русско-французского сближения медведь останется, но уже в образе защитника слабой и хрупкой Марианны от хищного немецкого орла[1161].
Историк-пропагандист Жюль Мишле: «Россия — это холера»
Французские историки романтического направления, создавая историю европейской цивилизации, исключали из неё Россию, формируя тем самым общественное мнение. Историк, конечно, должен заниматься наукой, но порой он превращается в пропагандиста, для которого истина уже не имеет никакого значения. Подобная трансформация произошла в годы Крымской войны с известным историком Жюлем Мишле (1798–1874), которого французы именуют «отцом исторического знания» и «творцом истории Франции». Другой знаменитый историк Ипполит Тэн назвал его не просто историком, но одним из величайших поэтов Франции, а его «Историю Франции» — «лирической эпопеей». Чувство сострадания и жалости, очень рано пробудившееся в Мишле, сохранилось в нём навсегда. Он всегда страдал вместе с жертвой и ненавидел гонителя. Его отзывчивость к чужим страданиям была столь велика, что он не мог оставаться беспристрастным свидетелем современных ему событий. Текущая политика настолько сильно захватывала его, что он переносил на изучаемое прошлое свою гражданскую позицию.
* * *
Как и многие французские политики и общественные деятели, Мишле всегда симпатизировал полякам, а романтики особенно героизировали и романтизировали Польшу и её борьбу с Россией. Соответственно, любовь к судьбе несчастной Польши имела обратной стороной ненависть к её «угнетательнице» России, что наглядно проявилось в публицистических статьях Мишле, которые он начал писать в 1851 году, а три года спустя опубликовал в сборнике «Демократические легенды Севера». Эти статьи были написаны под влиянием работы А. И. Герцена «О развитии революционных идей в России», в 1851 году изданной на французском языке. Это сочинение Мишле назвал «героической книгой великого русского патриота»[1162]. Правда, самому Герцену такая интерпретация его идей пришлась явно не по душе, более того, глубоко возмутила. Сразу после знакомства с первыми статьями Мишле 22 сентября 1851 года он опубликовал в Ницце брошюру под названием «Русский народ и социализм (Письмо к Ж. Мишле)»[1163].
Герцен писал: «Мы, оставившие Россию только для того, чтобы свободное русское слово раздалось, наконец, в Европе, — мы тут налицо и считаем долгом подать свой голос, когда человек, вооружённый огромным и заслуженным авторитетом, утверждает, что „Россия не существует, что русские не люди, что они лишены нравственного смысла"»[1164].
Какой же образ России создал историк Мишле? Выступил ли он как исследователь или перед нами пропагандист, политически ангажированный автор, создававший крайне неприглядный образ нашей страны, точнее, образ Врага в условиях начавшейся Крымской войны, в которой Россия и Франция выступили антагонистами?
Мишле не оригинален: как и многие авторы, до него и одновременно с ним писавшие о России, он заново открывает европейцам нашу страну, подчёркивая, что до 1847 года «Россия, настоящая, народная Россия, была известна в Европе ничуть не больше, чем Америка до Христофора Колумба». При этом Мишле отмечает, что он прочёл «все более или менее значительные сочинения о России, опубликованные в Европе», которые его мало чем обогатили. Но почему? Потому что в большинстве своём эти сочинения, внешне серьёзные, внутренне являются легковесными и «описывают платье, но не человека»[1165]. Мишле же попытался создать психологический портрет русских, вложив в эту работу всю мощь своего эмоционального темперамента.
Портрет получился запоминающимся. Мишле буквально пылает ненавистью к русским. Нельзя не согласиться с мнением Ш. Корбе, отметившего, что Мишле ненавидит русских на физиологическом уровне, ненависть вызывает буквально сам факт их физического существования. Мишле входит в состояние экстатического транса от одного упоминания России; это слово для него является синонимом Сатаны. В своей «Истории Франции» он называет Россию «холодным полуголодным гигантом, пасть которого всегда разинута в сторону богатого Запада». Не только русские внушают ему физический страх, но и сама Россия[1166].
В годы войны важно создать крайне неприглядный образ противника. Мишле постарался на славу и, надо полагать, делал это искренне. Он дегуманизирует русских,
