Кровь звёзд. Мутанты - Натали Хеннеберг

— Только мы можем до вас добраться, — довольно мягко уточнил Бартон.

— Всех вы не убьете. Если сейчас вы меня прикончите, то это не будет иметь почти никакого значения. Я — координатор, но, конечно, есть и другие. Вы сможете выследить кое-кого из наших, но не всех, точно так же, как вы никогда не найдете ключ к нашему коду. В этом ваша слабость, и вы ничего не сможете сами сделать.

Бартон с яростью раздавил окурок в пепельнице.

— Да, с одной стороны, очевидно, мы не сможем много сделать в борьбе против вас. Но, с другой стороны, и вы не сможете одержать победу. Этого не случится. Уже давно я чувствую признаки надвигающегося погрома. А если он и произойдет, то это будет вполне оправдано, лишь бы только вы все погибли. Конечно, мы разделим вашу участь, а вы, наверняка, испытаете удовлетворение, зная, что из-за вашего бессмысленного эгоцентризма, погибнет столько людей.

— Вы не оскорбили меня, — сказал Каллаген. — Мы считаем, что ваша группа — это «ошибка» мутации. Только мы, сверхлюди, готовы занять место во Вселенной, которое нам принадлежит, а вы довольствуйтесь объедками, со стола человечества.

— Каллаген, — оборвал его Мак-Ней. — Это — самоубийство. Мы не можем…

Бартон встал и теперь возвышался над ними, сидящими, широко расставив ноги.

— Даррил! Я терпеть не могу, когда вы унижаетесь до того, чтобы умолять этого негодяя!

— Прошу вас, — произнес беспомощно Мак-Ней. — Подумайте, что и мы не сверхлюди.

— Никакого компромисса с этими волками… с этими гиенами!

— Компромисса не будет, — сказал Каллаген, поднявшись в свою очередь.

Его львиная грива выделялась на фоне алого заката.

— Я пришел к вам, Мак-Ней, лишь по одной причине, — продолжал он. — Вы знаете так же хорошо, как и я, что люди и не догадываются о существовании наших планов. Если вы не будете вмешиваться, то они ничего и не узнают. А если вы будете с нами бороться, то риск обнаружения возрастет. Тайная война не может все время оставаться тайной.

— Значит, вы осознаете опасность, — сказал Мак-Ней.

— Глупец, — ответил Каллаген почти дружелюбно. — Разве вы не видите, что мы ведем борьбу и за вас? Не мешайте нам. Когда люди будут уничтожены, мы будем жить в мире Лысоголовых, и там вы найдете свое место. Не говорите мне, что вы никогда не мечтали о создании независимой цивилизации телепатов.

— Да, я мечтал об этом, но она должна быть создана не вашими методами. Выход заключается в постепенной ассимиляции.

— И люди примут нас? И наши дети будут низведены на уровень этих волосатиков? Вы не видите вашей силы, более того, вы отказываетесь видеть ваши слабости. Не мешайте. В противном случае вы тоже будете отвечать за те погромы, которые нам угрожают.

Мак-Ней сел в кресло, совершенно растерянный, потом посмотрел на Бартона.

— Вы были правы, Дейв, — тихо сказал он. — С этими параноиками никакого компромисса достичь нельзя.

Бартон презрительно посмотрел на Каллагена.

— Уходите, — сказал он. — Сейчас я вас не убью. Но я вас знаю, и не забывайте того, что я сказал: вы долго не проживете. Даю слово.

— Может быть, вы умрете первым, — процедил Каллаген сквозь зубы.

— Уходите.

Параноик повернулся спиной и вошел в лифт. Скоро они увидели, как он удалялся по тропинке. Бартон налил себе почти целый бокал и выпил одним глотком.

— Мне кажется, что я вывалялся в грязи. Может быть, пройдет дурной вкус во рту.

Он пристально посмотрел на Мак-Нея, который все еще сидел в кресле, и подумал:

— Что вас мучает?

И получил ответ.

— Я хотел бы… Я бы хотел, чтобы мы теперь жили в мире телепатов. Не обязательно на Земле. На Венере или даже на Марсе, Каллисто, где угодно, лишь бы только мы жили спокойно. Телепаты не созданы для войн, Дейв.

— От этого бы им хуже не стало.

— Вы думаете, что я мягкий, слабый. Допустим. Я не герой и не рыцарь. К тому же все определяет внешняя среда. Что означает эта верность расе, если семья, сам человек, должны пожертвовать всем, что у них есть, ради этой верности? Нужно уничтожить эту безумную идею, чтобы дети жили в лучшем мире. Об этом говорили и наши отцы, а что мы имеем?

— Во всяком случае, нас пока еще не линчевали, — наконец, произнес Бартон, положив руку на плечо Мак-Нея.

— Продолжайте работать. Найдите разгадку. Нужно подобрать ключ к коду параноиков. А затем мы сможем их уничтожить, всех до одного.

Мак-Ней помрачнел.

— Боюсь, что начнутся погромы. Не знаю, правда, когда. Наша раса еще не пережила самый ужасный кризис, а он приближается, он все ближе.

— Решение придет, — подумал Бартон. — Теперь мне нужно идти, я должен найти Лысоголового, который живет с Кочевниками.

— До свиданья, Дейв, и всего вам хорошего.

Бартон ушел, а Мак-Ней еще некоторое время смотрел на опустевшую тропинку. Скоро должны вернуться Марианна и Алекса… Впервые за все время у него не было уверенности, что они вернутся.

Повсюду их окружали враги, и достаточно было одного неосторожного слова, чтобы веревка и костер сделали свое дело. Безопасность, которой они добились ценой усилий многих поколений, была призрачной. И, может быть, понадобится не так уж мною времени, чтобы они были низведены до состояния бродяг или еще хуже. Если в цивилизованном обществе законы предоставляют много свободы, возникает анархия; если законы слишком суровы, общество погружается в пучину необходимых ограничений. Человеческие нормы существования довольно произвольны. Человек общественное животное, и лучше вписывается в децентрализованные условия жизни, чем в какие-либо другие. Денежная система была основана на меновой торговле, а последняя, в свою очередь, зависела от ловкости, от сообразительности людей или от времени, проведенного за работой. Кому-то нравилась беззаботная жизнь рыбака на Калифорнийском побережье; рыбная ловля давала возможность приобрести телевизор, собранный умельцем в Галилее, а тот, в свою очередь, увлекался электроникой и любил рыбные блюда.

Это была гибкая структура, но она имела и свой жесткий каркас. После Большого Взрыва неприспособившиеся люди, отвергавшие общественные нормы, покинули города, разбросанные по всей Америке, и укрылись в лесах, где еще оставалось место для проявления индивидуализма.

В основном это были бродяги, неисправимые пьяницы, выходцы из Луизианы, оставшиеся верными манящему ветру странствий, бедные белые с Юга, нью-йоркские бездомные, а также те, кто не принял городскую цивилизацию, даже если речь шла о жизни в совсем маленьких городках. Некоторые из них просто бродяжничали, другие путешествовали, используя для своих передвижений автодороги, построенные еще до Большого Взрыва.