Игра на понижение - Михаил Луговой

Бусыгин стоял на коленях рядом и, открыв забрало, сплевывал кровь из прокушенного языка. Последнего робота он расстрелял в упор, на полной скорости обегая его по кругу. Потерявший при взрыве мины переднюю пару ног робот не успевал развернуть корпус так, чтобы взять человека на прицел крупнокалиберного полуавтомата. Но легкий пулемет на подвеске под сенсорной башенкой разворачивался не в пример быстрее и, прежде чем девятимиллиметровые пули «АК-250» причинили «Терминатору» повреждения, несовместимые с дальнейшим функционированием, успел всадить в своего противника не меньше десятка пуль. Бронескафандр не пробила ни одна, но самочувствие командира сократившегося до двух человек отделения назвать нормальным было бы сложно.

Младший лейтенант напряженно размышлял, что делать дальше. Связь восстановить так и не удалось, общая остановка продолжала оставаться неизвестной. Наступать? Но при ополовиненном третьем отделении и с учетом того, что взводного медика придется оставить тут присматривать за раненым, это выглядело довольно рискованно. Закрепиться? Но это противоречило приказу и задаче батальона. И потом ведь где-то там впереди среди песков сбитый паром, на котором Женька. Да и бронетранспортер вражеский, пока мы расправлялись с роботами, успел смыться.

Раненый открыл глаза.

– Тимур, ты как? – спросил Олег.

– Ничего, – прошептал тот, прежде чем медик наложил ему на лицо кислородную маску. – Нормально. Держусь.

Сзади с шумом подкатила «Лилия».

– Кто командир? – раздался оттуда зычный голос.

Олег обернулся. Говорил человек с оружием и в неполном, без бронежилета, снаряжении мотострелка, казавшемся неуместно легким среди закованных в высокотехнологичные доспехи бронепехотинцев.

– Младший лейтенант Родионов. Слушаю.

– Капитан Щеглов, военная полиция. – Только теперь Олег рассмотрел фасции и секиру на его нарукавном шевроне и переглянулся с подошедшим поближе Балашовым. – Примите мои допуски.

ЭВМ «Русича» отрапортовала о получении данных. Олег заглянул. Мда… даже странно, что человека с таким уровнем допуска мог заинтересовать простой командир взвода. Капитан тем временем оглядел поле битвы.

– Ого, курсант! Ну, ты наворотил. На «Военные заслуги» вполне тянет.

– Вы… прибыли, чтобы принять командование? – спросил Олег, найдя в перечне полномочий капитана соответствующий пункт. После упоминания награды он почувствовал себя чуть увереннее.

– Нет, – покачал головой капитан. – Продолжайте выполнять боевую задачу. Я буду просто вас сопровождать. Если мне потребуется задействовать ваше подразделение для своих нужд, я сообщу.

– А как вы будете нас сопровождать, капитан, если «Русича» у вас нет? – в упор спросил Балашов, и Олег удивился мелькнувшей в его голосе неприязни. – Пешком за нами не набегаешься.

– Поеду на «Лилии», как раньше, – пожал плечами капитан. – Надеюсь, старший сержант Сергеев не бросит меня посреди пустыни, как было на этот раз.

Спрыгнувший вслед за капитаном с брони сержант смущенно хмыкнул.

Через несколько минут поредевший взвод, на ходу разворачиваясь в боевой порядок, зарысил дальше к югу. Возле разгромленной колонны остались тело погибшего, раненый и медик, который должен был обеспечить его эвакуацию.

5 мая 2074 года.

Универсальное время: 13 часов 10 минут

(17.10 по местному времени).

Каракумы. Лунный паром «Валерий Быковский»

Ицхак Ланир очнулся от собственного крика и некоторое время лежал, не шевелясь, тревожно всматриваясь во тьму открытыми глазами.

Проклятый имплантат, – думал он. – Проклятый имплантат!

Много лет вживленное киберустройство служило ему верой и правдой, не раз и не два позволяя выходить из таких передряг, из которых он нипочем не вышел бы живым в ином случае. Но всему приходит конец. Согласившись два десятка лет назад вживить себе не прошедший всесторонних тестов аппарат, он не думал о том дне, когда тот прекратит работу, да и, по правде говоря, вообще не надеялся прожить так долго. Это потом уже выяснилось, что имплантаты класса «Мусуби» после нескольких лет функционирования образуют с мозгом носителя единую систему, прирастая к нему тысячами нитей, а хирургическое их удаление и даже простой выход из строя практически мгновенно превращают человека в идиота.

Первые неполадки у своего имплантата Ланир заметил еще три года назад. Тот иногда самопроизвольно включался и без приказа менял режимы работы. Это доставляло неудобство, но не более того. Но сейчас все было гораздо серьезнее. Во-первых, у него пропало цветовое зрение. Так часто происходило, когда имплантат находился в режиме повышенной готовности. Краски вокруг выцветали до полного исчезновения, зато изображения окружающих предметов, зачастую расцвеченные прихотливыми виньетками текстовых пояснений, приобретали небывалую четкость. После отключения процессора обработки изображения все, как правило, приходило в норму. Но сейчас этого не произошло.

Последний раз Ланир использовал имплантат, когда расстреливал блоки контроля связи. С тех пор он постоянно пытался отключить его, но ничего не получалось, и мир вокруг продолжал оставаться черно-белым. Когда паром начал торможение в атмосфере, приключилась еще одна беда. Во время боя в рубке имплантаты Ланира и Азрака все время были на связи, что помогало им действовать вместе, словно одно целое. Это называлось «инсайт». В инсайте человек, носитель «Мусуби», испытывал странное ощущение, будто у него два тела, две головы, две пары рук и так далее, воспринимая товарища, оснащенного таким же имплантатом, как свое продолжение. Все его мысли, чувства и получаемая им информация становились доступными обоим.

Когда пули нашли Азрака, Ланир, понятное дело, вышел из инсайта, успев, правда, напоследок ощутить, как свою, и чужую боль. Теперь ему казалось, что из инсайта он не выходил, и его имлантат продолжает поддерживать связь с имплантатом Азрака, и у него по-прежнему два тела. Просто одно из этих тел – мертвое.

Ланир попытался воззвать к голосу рассудка. Инсайт возможен только на близком расстоянии, мощности имплантатов не хватит на то, чтобы связаться друг с другом через два десятка метров и несколько массивных переборок! Но, несмотря на это, он почти физически чувствовал, как смертельный холод мертвого тела наполняет и его. Самовнушение ненадолго помогло, но когда сознание человека отключилось от страшного удара, кошмары полностью овладели диверсантом. Кто знает, какие монстры таятся в последних вспышках электрической активности умирающего или совсем уже мертвого мозга? Быть может, имплантат уловил их и, многократно усилив, все же сумел передать, ведь ему теперь не было никакого резона беречь ресурс…

Постепенно Ланир понял, что кругом вовсе не так темно. Освещение отсутствовало, но продолжали тлеть светодиоды аварийной сигнализации, позволяя увидеть хотя бы контуры предметов. Кормовая рубка пострадала так же сильно, как носовая, но более неравномерно. По левому борту, где находилось место двигателиста, которое занимал Ланир, повреждения были невелики. Зато справа пол отсека вспучился горбом, подняв амортизатор энергетика и раздавив его, как яйцо, о просевший потолок.

В слабом зеленоватом сиянии светодиодов Ланир увидел неестественно вывернутые ноги капитана воздушно-космических сил Североамериканского союза, зажатые сплющенным кабельным коробом, который раньше проходил по потолку, а когда попробовал освободить их, то почувствовал под руками целую лужу крови, успевшей слегка застыть.

– И взять в плен одного человека, – пробормотал он. – Одного…

Брезгливо обтерев ладони о куртку, он сумел пробраться к люку в переходный отсек и, когда понял, что открыть его не получится, сел на пол и задумался. Ланир точно помнил, что под кормовой рубкой, так же, как под главной, должна быть аппаратная площадка. А раз так, то туда наверняка должна была вести вентиляционная шахта. Но есть ли она, он точно не помнил, а запрашивать имплантат опасался. После десятиминутного копания во мраке Ланир все же нашел вентиляционную решетку, сорвавшуюся при ударе с креплений и обнажившую темную шахту. Так же, как передняя, она под углом вела вниз, но из-за того, что корпус парома осел на корму, казалась совершенно отвесной. Ланир на ощупь перезарядил «Фастер», сунул его за пояс и начал спускаться, стараясь не думать о том, что места для человека внизу может уже и не оказаться, а подняться обратно в рубку вряд ли удастся.

Через час после того, как второй пилот отчаялся вскрыть люк из пассажирского салона и ушел обратно к лагерю, Ланиру удалось выбраться наружу. Все ведущие в глубь корабля служебные проходы оказались спрессованы и смяты, но через длинный и узкий разрыв одного из кормовых баков ему удалось пробраться совсем близко к корме и освободиться из металлического лабиринта через пробоину от ракеты. Спрыгнув на песок, он обессиленно привалился спиной к мертвой громаде парома и огляделся. Барханы вокруг не слишком походили на аравийскую пустыню, но сейчас ему было не до тонкостей. Зрение до конца так и не восстановилось, но это было не важно. Раз паром сбит, значит, командование решило, что есть риск срыва операции. А раз жив он, Ланир, значит, он по-прежнему обязан довести ее до конца.