Сломанный мир (СИ) - Анна Мори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот только то, что она не могла умереть от старости или болезни, вовсе не означало бессмертие.
— Если ты веришь, что Чужие не умирают, пройди вглубь пещеры, узнаешь кое-что новое, — процедил он.
По лицу Нарана пробежала тень. Если в нем есть хоть что-то человеческое, подумал Гэрэл, то обязанность мучить и убивать себе подобных должна беспокоить его.
— Он освободился, — поняла Оэлун. — Не медли, Наран. Убей его.
— Что — вот так, без прелюдии? — попытался пошутить Гэрэл.
— Я бы хотела обставить твою смерть куда торжественнее, но нет времени. Впрочем… будет тебе прелюдия. — И она приказала Нарану: — Узнай, зачем они сюда приехали. И кто его спутник — он ведь не Чужой, но выглядит очень странно…
Гэрэл ждал удара, но яогуай просто смотрел на него. Молча.
А потом вломился в его голову.
Гэрэл явственно почувствовал внутри себя чужое присутствие — будто чужие грубые, жесткие пальцы копались у него в мозгу. Наран читал его мысли, видел его память, хуже того — он стал полновластным хозяином его головы, мог дернуть за нужные ниточки и заставить Гэрэла делать буквально что угодно: танцевать, корчиться от боли, выколоть себе глаза. Наран равнодушно листал страницы его памяти и отбрасывал в сторону ненужное. Мать. Детство в Чхонджу, юность в Юйгуе. Покровительство Токхына. Служба в армии. Юкинари…
Наран нашел то, что искал, и отпустил его — отвел свой жуткий взгляд.
Гэрэл боролся с подступающей к горлу тошнотой и пытался унять дрожь в руках. Ему изуродовали лицо, потом сломали два пальца, а теперь еще и это — прекрасный день… Он старался не думать о том, каково ему придется, когда Наран решит намеренно причинить боль. Может быть, он, управляя волей пленников, заставляет их самих наносить себе раны. Гэрэл наконец понял, почему у Оэлун с собой нет никакого оружия и почему пленники давно потеряли всякую надежду на спасение.
— Он не солгал, сказав, что пришел не с войной, — доложил шаман, — но и всей правды не сказал. Ему нужно волшебство. Он ищет Чужих.
Оэлун засмеялась.
— Великие умы мыслят одинаково, да? Но ты опоздал. На Юге больше не осталось Чужих, кроме тех бесполезных обрубков, что умирают в этой пещере. И волшебства не осталось.
— И чего ты этим добилась? — сипло спросил он. Его все еще мутило и корежило после того, как Наран покопался у него в голове.
— По крайней мере, никто другой не воспользуется их силой… Но ты просто тянешь время, — сказала Оэлун и, конечно, была права (хотя ему действительно было интересно, удалось ли ей выяснить хоть что-то полезное в результате этих бесчеловечных исследований). — Достаточно разговоров. Убей его, Наран.
Тонкие красивые пальцы Нарана схватили его за шею и дернули тело вверх, ставя его на колени. Гэрэл был полон решимости сопротивляться, но тело отказалось слушаться его, руки и ноги стали будто чужие.
А потом Гэрэлу в затылок будто ввинтился наточенный железный прут, и он закричал…
Он не знал, сколько это продолжалось — ему показалось, вечность, но, возможно, прошла всего секунда. Потом темная тень — мертвец — отделилась от противоположной стены и бросилась на шамана. Наран потерял концентрацию, его железная хватка отпустила сознание Гэрэла.
Он упал. Сил хватило только на то, чтобы отползти в сторону. Его трясло, он покорно ждал, когда его наконец-то вырвет.
Шаман и мертвец боролись, катаясь по полу. Наран пытался применить свою силу на Тени, но у него не получалось.
— Что… что ты за тварь такая? — вырвалось у него. — У тебя нет души, вместо нее будто колодец темный…
Гэрэл собрал все силы, что у него остались, поднялся — ноги едва держали его — и сделал шаг к Оэлун. Оэлун-хатун не смотрела на него в этот момент, она в растерянности наблюдала за дракой, не понимая, что происходит — она еще не верила, что ее всесильное оружие может подвести ее. Только благодаря ее замешательству Гэрэлу удалось приблизиться незамеченным и дотянуться здоровой рукой до висевшего у ее пояса кинжала. Он не то чтобы схватил Оэлун — скорее, рухнул на нее, придавив к полу пещеры своим весом, и прижал лезвие к ее шее. Оэлун дернулась и тут же испуганно замерла, когда по ее шее побежала струйка крови.
— Я сейчас убью твою хозяйку, Наран, — сообщил Гэрэл катавшемуся по полу клубку. По правде говоря, он не был уверен, что это сработает: если Оэлун-хатун заставляет Чужого служить себе силой, ее смерть лишь обрадует его. Но клубок остановился. Наран перестал сопротивляться и дал мертвецу заломить себе руки за спину. Он бы мог, наверное, снова протянуть невидимый железный прут к разуму Гэрэла и попытаться убить его, но слишком боялся, что тот за эту секунду все же успеет причинить вред Оэлун.
— Прости, что подвел тебя, Оэлун, — тихо сказал яогуай, и это прозвучало вовсе не как обращение к хозяйке.
И в этот момент Гэрэл понял, что Нарана привязывал к Оэлун вовсе не страх. И не ненависть к чхонджусцам, не жажда мести заставляли его служить ей. Все, что она приказывала, он делал из любви к ней. И все эти годы терзал и убивал себе подобных — из любви…
«Недолго же ты скорбела по мужу», — хотел сказать он Оэлун, но даже после всех мерзостей, что сделала эта женщина, такое оскорбление показалось ему слишком мелочным. В глазах Нарана плескалась тревога за Оэлун, она же смотрела на него спокойно, без страха. Кому-то эта пара показалась бы смешной: прекрасный, вечно молодой яогуай и обезумевшая стареющая женщина, — но Гэрэлу не показалась. На миг он даже почувствовал к Нарану сочувствие, потому что ему это было понятно: если любишь — то что бы ни делал любимый человек, даже если бы он сошел с ума и задумал разрушить мир до основания, это не будет иметь ровно никакого значения, потому что без него никак…
И в то же время… нет. Он верил — нет, онзнал — что любовь делает людей лучше. Он любил Юкинари не только за то, что тот был символом всего самого хорошего, что случалось с ним в жизни, но и за то, что рядом с ним сам становился или, по крайней мере, хотел стать лучше, чувствовал себя человеком, а не каким-то уродом. Любят не просто так,
