Иван Ефремов - Ольга Ерёмина

«2 XII 1943 г.

Многоуважаемый Иван Антонович.

«Семь румбов» прочитаны несколькими работниками нашего издательства, и у всех сложилось самое благоприятное впечатление о Ваших рассказах. Мы хотим их издать, — правда, при условии некоторой редакционной работы над ними.

Необходимо спешно повидаться с Вами и поговорить. Если Вы больны и не сможете сами зайти в изд-во, сообщите, — можно ли зайти к Вам. Было бы хорошо, если бы Вы могли позвонить об этом мне по телефону К-1.25.57, — лучше всего в утренние часы — часов в 10, 11.

Привет.

В редакции предложили до выхода сборника напечатать рассказы по отдельности в журналах: это должно было познакомить читателей с новым автором и, в свою очередь, помочь при продаже авторского сборника.

В начале января Иван Антонович с радостью написал об этом своему другу Алексею Петровичу Быстрову: переписка с ним возобновилась, как только Ефремов оказался в Москве и узнал, что Быстров находится в Кирове.

В январе 1944 года Ефремов неожиданно получил извещение о посылке. Оказалось, из Кирова, старинной Вятки, где жил в эвакуации Алексей Петрович. Что же мог прислать задушевный друг? Посылка небольшая и довольно лёгкая. Ивану Антоновичу хотелось распечатать её прямо на почте, но он дотерпел до дома. Уже в прихожей легко разорвал шпагат, сковырнул коричневый сургуч, снял обёрточную бумагу. Елена Дометьевна стояла за спиной мужа, по-детски вставая на цыпочки, пыталась заглянуть через плечо. Развернув газету, Иван Антонович обнаружил толстые пуховые перчатки — прекрасный подарок! И очень своевременный. Ему трудно было найти в продаже перчатки большого размера, и друг позаботился об этом. Радость и умиление охватили сердце Ивана Антоновича. Трогательное внимание Алексея Петровича и Тильды Юрьевны (наверняка это она высмотрела перчатки на рынке) отозвалось в душе Ефремова дружеской нежностью.

Надевая подарок, он обнаружил в одной из перчаток сложенный листок. Развернув бумагу, Иван Антонович пробегал глазами короткие строчки, написанные отчётливым бисерным почерком. Что там? Что такое? — любопытствовала Елена Дометьевна, и он, сглотнув подкативший к горлу комок, торжественно начал читать вслух:

Мой друг! Тебе из дальней ВяткиПодарок я послать могу,Поверь, совсем не в виде взятки —Я в чувствах, право, редко лгу.

Из Вятки… Это как с Камчатки —Ведь здесь полгода снег и лёд,А потому тебе перчаткиТвой старый друг купил и шлёт.Перчатки шлёт, а не перчатку! —Ведь я дуэли не хочу,И драться мне за опечаткуС тобой совсем не по плечу.

Хоть прежде мы дрались от скуки,Но лучше жить, не ссорясь впредь.Поверь, твои большие рукиМне просто хочется согреть.

Они ведь сделали немалоВ былое время мне добра,А что дрались с тобой, бывало,О том забыть давно пора.

Прими же, друг, перчатки эти.Носи на счастье. Будь здоров.Живи сто лет на этом свете.Привет жене.Пиши.Быстров.

Быстров искренне желал Ивану Антоновичу удачи на новом для него поприще, ждал публикации рассказов. Они ещё должны были пройти цензуру, и цензору показался подозрительным «Эллинский секрет» — он звучал слишком неправдоподобно, даже принимая во внимание особенности фантастического жанра. Сборник решено было назвать «Пять румбов», исключив из него ещё один рассказ.

Успех воодушевил Ефремова. Он уже обдумывал новые сюжеты. Однако случилось событие, которого никто не ожидал и которое на время отвлекло его от литературного творчества.

В конце января 1944 года простудился Алексей Алексеевич Борисяк. Осенью и зимой он редко появлялся в ПИНе: из-за болезни позвоночника он не мог сам добираться до института, а свободные машины у академии теперь, во время войны, были не всегда. Болезнь затянулась, и через месяц, 25 февраля 1944 года, Борисяк умер.

Живой, работоспособный коллектив института оказался в сложном положении. По уставу академии директором её научного института мог стать только академик. Однако академиков, специализирующихся в палеонтологии, в составе АН СССР не было. Значит, директор будет назначен, так сказать, со стороны, и он одинаково может как воссоздать, так и уничтожить всё.

Большое облегчение ощутили сотрудники, когда узнали, что на это место назначается Александр Григорьевич Вологдин, член-корреспондент АН СССР. Он уже осенью 1943 года начал работать в ПИНе и, будучи геологом, понял специфику института. Однако мера эта была временной.

Ведущие сотрудники Палеонтологического музея, в числе которых был Ефремов, обратились с письмом к академику-секретарю ОБН АН СССР Л. А. Орбели: место директора ПИНа может занять только человек, хорошо знающий специфику палеонтологии. Таким человеком является доктор наук Ю. А. Орлов, много лет бывший заместителем Борисяка. Письмо было поддержано ходатайствами академиков В. А. Обручева и А. Е. Ферсмана. В 1945 году Юрий Александрович Орлов (в виде исключения) был назначен директором ПИНа, а А. Г. Вологдин стал заведовать лабораторией древних организмов.

В марте 1944 года Иван Антонович вновь перенёс тяжёлую болезнь. Он мечтал быстрее «прочухаться», чтобы вновь приняться за работу, ещё не зная, что непонятная болезнь с этих пор будет преследовать его до конца жизни.

Точных сведений о том, что делал Ефремов весной и летом 1944 года, нет. С конца марта регулярная переписка его с Быстровым прерывается почти на пять месяцев. По рассказам, в это время Ефремов был откомандирован в Якутию на поиски месторождений золота, где открыл одно чрезвычайно богатое месторождение.[165]

В статье А. Измайлова со слов Аркадия Стругацкого передаётся такая история: «1944 год. И. А. Ефремов откомандирован с экспедицией в Якутию на поиски новых месторождений золота. Была война, и золото нужно было позарез! У него под командованием состояло несколько уголовников. Экспедиция вышла на очень богатое месторождение, они взяли столько, сколько смогли взять, и отправились обратно, причём Иван Антонович не спускал руки с кобуры маузера. Как только добрались до Транссибирской магистрали, на первой же станции связались с компетентными органами. Был прислан вагон, и уже под охраной экспедицию повезли в Москву. По прибытии с уголовниками сразу расплатились или посадили их обратно, вот уж не знаю. А Ивана Антоновича сопроводили не то в институт, от которого собиралась экспедиция, не то в министерство геологии. Там прямо в кабинете у начальства он сдал папку с кроками и всё золото. При нём и папку, и золото начальство запихало в сейф, поблагодарило и предложило отдыхать.