Тихая гавань - Андрей Бармин

- Не очень приятная ситуация, - согласился Косматкин и увидел, что к ним идет Доброжельский. Полицай шел быстро. Вид у него и впрямь был хмурый и раздраженный.

- Чего тебе, пан большевик?

- Разговор есть.

- Говори.

- Личный, отойдем в сторону, тут не совсем удобно.

Доброжельский со злостью посмотрел на Косматкина, давая понять, что так дела не делаются. Об этом разговоре Анжей или второй полицай обязательно доложат старшине, а тот Зайберту. А им не стоило показывать, что они слишком близко общаются друг с другом. Косматкин все это понимал, но пока разговор не нуждался в дополнительных слушателях.

- Хорошо, - они отошли в сторону от патруля. Доброжельский взглядом готов был прожечь Косматкина.

- Ты зачем приперся, старый хрыч? Тоже напился и цирк устроить хочешь? Вы сговорились что ли? Какая еще срочность может быть?

Полицай почувствовал пары спиртного, но Косматкин ответил:

- Я думаю, что моя соседка причастна к смертям немцев.

- Очень смешно, - Доброжельский выдохнул: он явно ожидал чего другого, худшего, но явно не таких слов. - Что с ней не поделил? Это она тебя?

Он имел в виду раненую руку.

- Она... - Косматкин постарался, как можно точнее изложить свои мысли, примерно как докладывал полицаю про поезда. Поляк сначала скептически отнесся к началу рассказа, но потом помрачнел еще сильнее:

- И ты еще думал, когда идти? Ведь подходит идеально, хотя с трудом верится.

- А вдруг я ошибаюсь? Ее же сгубят, я на себе проверил ,как тут с допросами дела обстоят.

- Барт и Шульц вчера задержали Хельгу, норвежку из госпиталя по этому делу.

- Не знаю такую.

- Ну, видеть ты ее точно видел — девка видная, хоть и норвежка, но не в этом дело. А в том, что , я так понял, у них по ней уверенность есть.

- Тогда я домой пойду, - с облегчением сказал Косматкин, но тут же вспомнил про заложников, - так расстрел Зайберт отменит?

- Не знаю, но она не призналась, а Барт и Шульц все утро злые ходят: у нее в госпитале обыск провели, но, видимо, ничего не нашли, так что эта Татьяна скорее всего и есть убийца. А норвежка не при делах. Один Зайберт как кот после сметаны ходит довольный.

- Так что делать-то?

- Вариант один — я докладываю Барту, а тот Зайберту и Шульцу. Я, конечно, пойду на риск и попрошу Зайберта отменить расстрел, но тогда, если ты ошибся или что-то напутал, то мне придется несладко. Я и так напортачил с конвоем. Мне простили, но везение не безгранично.

- Слышал, - Косматкин не понимал, чего еще ждет поляк. - А нельзя сразу Зайберту рассказать, а то, мы же все понимаем, кто тут принимает решения.

- Нельзя, - Доброжельский на мгновение задумался, - еще раз : штырь у нее в комнате, говоришь?

- Да. А сама она на работе. Обедает обычно там же, на фабрике, так что только к вечеру возвращается.

- Ясно. Жди здесь.

- Надо торопиться. Час до акции остался.

- Уже меньше, - огорошил его полицай.

Доброжельский обратился к Анжею:

- Присмотри за ним, я пока к Барту сбегаю.

- В штаны , главное, чтобы не наделал? - засмеялся Анжей. Доброжельский только махнул рукой: у него не было желания даже огрызаться на такую шутку.

Косматкин внезапно почувствовал , что на душе стало легче: он поделился своими подозрениями с Доброжельским, и теперь дальнейшие события не зависят от него. Однако тревога не отступала: до начала казни оставалось совсем немного времени ,и он даже был рад,что не имеет наручных часов, иначе каждую секунду смотрел бы на циферблат. В неведении есть свои плюсы. Он снова закурил — в пачке осталось две папиросы. Интересно, работает ли киоск? Но, спросить об этом у полицаев, означало поделиться с ними. А они и так забрали треть пачки.

Он присел на бордюр и стал рассматривать вывеску закрытого хлебного магазина. Если даже этот магазинчик закрыт, а в нем всегда были покупатели, так как хлеб там пекли замечательный, то и киоск явно не работает. Слова Доброжельского, что он переговорит с Зайбертом внушали надежду, что гестаповец отложит акцию до выяснения обстоятельств. Смущал его только Барт, хромой лейтенант может затянуть процесс своей дотошностью и въедливостью.

- А ты ведь меня обманул? - спросил у него Анжей. Спросил беззлобно, но требовательно.

- Обманул, - честно признался Космтакин, ожидая ругани или даже удара, но полицай присел рядом.

- Я , так понимаю, что ты что-то такое важное знаешь, что наш профессор так заволновался.

Под профессором, конечно, он имел в виду Доброжельского, все в городе знали, что он раньше преподавал в училище.

- Думаю, что да.

- Ну, даст бог, успеет Станислав Зайберта уговорить.

Полицай тоже не хотел смерти горожан: он хоть и служил немцам, но вовсе не был рад расстрелу совсем непричастных людей. Евреев и коммунистов в городе не было уже давно, всех подозрительных, которые еще оставались, расстреляли после покушения на Шульца, в заложники взяли случайных людей. Но сопротивляться никто не решился. Да и как тут возразишь — немцы злые после нового трупа, так что спорить начнешь — сам в списке окажешься.

- Даст бог, - проговорил Косматкин. - Даст бог.

И хотя он в бога не верил, но в тот момент был готов принять его помощь. Но в бога можно верить, можно не верить, а решения принимают люди. Он свое принял, теперь очередь за другими.

Глава 30

На швейной фабрике он оказался впервые. Несколько больших цехов, проходы между которыми содержались в безукоризненном порядке. Территория огорожена кирпичным забором, кромка которого покрыта битым стеклом. Ворота добротные, металлические, покрашены недавно, отчего блестели на солнце. Возле ворот прохаживался поляк-полицейский, чуть поодаль в деревянной будке сидел сторож. Полицейского выделил Зайберт после первого расстрела подозрительных лиц, так как в зоне его ответственности была и фабрика. Кроме фабрики и госпиталя в этом городке больше ничего ценного и не было.