Последний гетман - Аркадий Савеличев

Не нашел добросердный гетман следов ни Дануты, ни лукавого Миколы.

– В бегах, ваша ясновельможность, – шептал писарь. – Слышно, пяток крестов поменяли…

Не знал доверчивый гетман, какую записку сочиняет для Императрицы его самый доверенный услужитель – Григорий Теплов. И даже еще больше сгущает краски, говоря о беспорядках в Малороссии. Оканчивает свою тайную записку так:

«Сии только суть генералъно показанные непорядки в малороссийском народе; но ежели бы нужда востребовала все сие яснее показать, то надлежит только в течение их судовых дел, в произведение государевых повелений и во внутреннюю их собственную экономию заглянуть, тогда множайшие еще показаться могут. Много о том, как видно, помышлял Император Петр Великий, но понеже край Малороссийский до познания его в самое жесточайшее время пришел, а поправление его требовало не малого времени, то хотя из многих учреждений и видны были по всему начатки премудрого государя, да времени недоставало то привести в порядок, что исподволь делать надлежало; а между тем смерть сего великого монарха застигла и больше никто о том не мыслил».

Вот так: никто!

Все реформы, которые производил гетман Разумовский, – ничто…

Спасти несчастную Малороссию может только избавление от своевольного гетманства…

Лукавый кабинет-секретарь не написал, что для всякого российского помещика Малороссия – бельмо на глазу. Как бы ни бегали там хохлы «от креста до креста», крепостного-то права все же нет. Перекати-поле может потерять имущество, в том числе и хату – но не личную свободу. Не зря же от российских помещиков все бегут в казаки.

IV

Гетман писал гневные универсалы, искоренял безнарядье, которое не он породил, но он расхлебывал. А казак разве понимает крутые меры? Учреждение тех же земских и гродских судов? Уравнение в правах казаков и крестьян? «Геть, геть до воли полной!» – переносили из края в край какие-то бродячие, неуловимые глашатаи. Войны пока не было, скучно без мятежа. Сабли ржавеют. Что-то надо измыслить…

Само собой, заводилами всякой смуты были запорожцы. Там выходцы с самых разных мест. Мог быть курень Вологодский или Воронежский, Олонецкий или Смоленский… но уж так случилось, что на этот раз заводилами стали атаманы Минского куреня – Шкура, Проклевский, да и местный, Кишенский, Что-то им не нравилось, а что – и сами понять не могли. Одно кричали:

– Извычай нарушают!

– Воли-волюшки нема!

– Нема и гетмана своего, Запорижского!… Котлы с боем у кашеваров отбили, просо заварное наземь, по перевернутым днищам – медными пестами, коими просо толкли!… Так всегда начиналось – с грома медных котлов. Так и сейчас началось. Под дружные голоса:

– Раду!

– Раду созывай на круг!

– Гетмана своего, запорижского.

– Не будем московиту Разумовскому подчиняться. Запорожская Сечь самостийна от Украины!…

Рада, как и положено, собралась на гром котлов. Но ничего толком не решили. Не велик авторитет у этих атаманов. Старые казаки, что нынешнему гетману присягали, за сабли схватились. Уже не медь – сталь о сталь искры высекала. Первая кровь на острове Хортица песок оросила. Да видно, времена наступали не те – не получалась буза.

Бывалые казаки пушку выкатили и навели ее на бузотеров. Так и стояли: одни медными пестами в медные же котлы били, другие с зажженными фитилями на пушках враскоряку, как на конях, посиживали, а мальцы горилку от одних к другим таскали. Надоело так-то, стали вместе пить, чтоб на ночь завалиться – кто под котлом, кто под пушкой. А назавтра каждый опять за свое: одни с пестами к котлам, другие верхами на пушках. А третьи, еще с вечера гонцов к гетману послав, выжидали. Он как раз был недалече, в своем Ямполе. Думали, прискачет! А он повелел вязать бузотеров.

И универсал в Запорожье с этими же гонцами отправил. А всяких бумаг запорожцы боялись больше татарина. На той же круговой раде, встав на котлы, грамотеи зачитали гневное гетманское слово:

«… За такое дело войско Запорожское весьма достойно быть под истязанием и штрафом, и чтоб впредь не смели, под опасением высочайшего гнева…»

То не было пустой угрозой: рядом со станами запорожскими уже сформированные уланские полки стояли. Да и два генерал-губернатора: повыше киевский, ниже новороссийский, уже захвативший изрядный кус запорожских владений. А по краю степи и сербские уланы, острившие пики и направо, на татарву, и налево, на Запорожье. Им не терпелось свое российское подданство показать. Нет, времена запорожской вольницы прошли…

Бузотеров повязали и в цепях увезли в старую гетманскую столицу, Глухов. Думали, дальше, по петербургским тюрьмам пошлют, может, и в Шлиссельбург…

Но гетман приказал выдрать атаманов хорошенько – да на телегах и вывезти в пустую степь. Шкура – так пусть свою глупую шкуру сыромятной дратвой зашивает! Он – заводчик смуты!

Не хотелось гетману в это время малороссийские раздоры перед Петербургом выставлять. Да и казаков нужно было успокоить. Шарахаясь от милости к гневу и от гнева же – к милости, он сгоряча приказал секретарю Аристофану:

– А накатай-ка ты, братец, прошение на Высочайшее Имя! Да, да, как мы и раньше говаривали – о прибавке жалованья запорожцам.

– Бузотеры же?.. – отвечал осторожно секретарь.

– Ну и что? Кто из казаков не бузотерит? Пиши. Кнут и пряник! Кнут был? Теперь я им пряник суну.

Он и сам мало в это верил, но прибавка жалованья все-таки вышла. После уже узнал: нечто подобное послал Государыне и губернатор, сосед запорожцев. Мол, тревожное, Государыня, племя, успокоить надо. Ай да Мельгунбв! Батька управителя, который все еще возился с домом в Ямполе. Не прибавить ли и ему жалованья?

Но ведь не знаешь, где добро злом обернется. Весть о запорожской бузе пошла широко. Не она ли, в подогрев, вызвала новый поток подметных писем? Дурной пример заразителен.

Кто бы сейчас вспомнил Орлика Мировича и других прихлебателей изменника Мазепы? Пятьдесят лет прошло, эва! Удрав от своих же казаков, они верными псами служили крымскому хану. Неуж еще живы?! Но вот несло крымским ветром подметные письма! За подписью Орлика и Мировича. Гетман Разумовский знать их не знал да и фамилии-то запомнил, лишь заинтересовавшись своим предшественником в Батурине, изменником Мазепой, а вот поди ж ты!… Некий Орлик да некий Мирович из некоего Крыма поносили нынешнего правителя Малороссии распоследними словами.

И между прочим, обвиняли его в том, что он хочет отделить Малороссию от России. Хуже того, установить наследственное гетманство, как замышлял Богдан Хмельницкий. Не забывайте, православные, что с того вышло! Царем возомнил себя влезший на трон нищий казак. Благословенный гетман Мазепа в гробу, поди, переворачивается. Дайте срок: этот царствующий казачонок еще войной и на Московию пойдет. Может, и поделом – чего там бабе сидеть на троне? Да и столице Великой Руси сподручнее быть в Киеве – матери городов русских. Не в гнилом же петровском болоте! Только общего царя-то, уж коли так, лучше бы из бояр родовых выбрать. Иль перевелись все – казачьи пастухи править будут от моря Белого до моря Черного?..

Проще всего – в камин бросить подобную гнусь, да не топится по теплому времени новомодный камин. Хоть прикажи затопить! Ведь разносит крымским ветром по всей Украине подметные письма – разным почерком переписанные.

Самый верный способ свалить гетмана – царем-де себя возомнил! Только ли Орлик с Мировичем – кто-то еще помогает заводить поклеп на гетмана… В Петербурге ли, здесь ли, на «ридной Украине»? Пустые разговоры о наследственном гетманстве, а ссора с Императрицей смертельная. Как же можно с царями спорить! Кому мешает гетман Разумовский? Ишь, в угоду Екатерине Орлика вспомнили! Если бы его и не было, так для сплетен нужно породить… Но если и жив гнусный старец – как он может из Крыма уследить за здешними пересудами?..

Пора подумать, как перекрыть пути подметных писем. Разносят их спившиеся с круга людишки; пори не пори, они и не помнят, кто за горлач горилки сунул им очередное письмо, каждый раз с новым почерком. Когда охранники из гетманской корогвы пороли очередного забулдыгу, он останавливал:

– Пьянь ли в том повинна? Вот бы найти смельчака, кто б в Крыму старых псов удушил!…

С этой гневной мыслью он и отослал старшему брату письмо – совсем не в своем духе:

«Для пресечения сего мне кажется можно способ употребить, чтоб двух-трех бездельников (Орлика там, Мировича и иже с ними) ИСТРЕБИТЬ, которые в Крыму исстари живут, и будучи заражены старинными мыслями, по-старинному пишут и рассуждают, забыв то, что Украина после того времени, можно сказать, совсем переродилась, и совсем не то правление, не такие правители; не те почитай люди, и следовательно, не те уже мысли в них пребывают. Для успокоения все-го мне кажется, что можно сих плутов оттуда украсть или каким способом истребить…»