Привал странников - Анатолий Степанов

— Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем, и будет твой австрийский башмак как новый, — успокоил Смирнова Казарян, а Алик обеспокоился:

— Саня, где твоя палка?

— Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.

Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:

— Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.

— Бутылку и стакан нашли?

— Бутылку нашли, а стакан ищут.

— Пойдем, Саня, — поддержал Сырцова Алик.

Смирнов залег в кресло и попросил:

— Водки. Стакан. Полный.

Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.

— Худо, Саня? — осторожно спросил он.

— Хуже не бывает, — признался Смирнов. — Трясусь, как овечий хвост. Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер. Ничего себе вечерок выдался.

Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба: смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь, перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка, потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.

— Прошло, — через некоторое время признал он, откинулся в кресле ждать благодетельного удара.

— Как же ты, Рома, допустил такое? — с упреком спросил Алик.

— Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в зеркало за ним следил. — Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как это получилось. — В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда выманят.

— Не казнись, Рома. — Смирнов слегка поплыл и заговорил: — Просто они хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.

— Хорошо продумали, а в тебя промахнулись! — не ощущая кощунственности своей фразы, уличил Смирнова в неточности Алик.

— Это не они промахнулись, это я от них ушел, — высокомерно отпарировал Смирнов. — Оказывается, фронт сидит во мне и будет сидеть до конца жизни. Недаром один знакомый танкист все время приговаривал: "Болванка до моего танка пяти метров не долетела, а я, сталинский танкист, уже в кювете".

— Как ты все-таки смикитил? — осторожно спросил Казарян.

— Вот только сейчас просек: свет фонаря, освещенная площадка. Я из тьмы на нее шагнул, и вдруг понял: если выстрелит, то сейчас. Ну и рухнул как подкошенный.

— Бог за тебя, Саня, — признал это Алик.

— Солдатский бог, — уточнил Смирнов, — Алька, давай кино посмотрим, а? Но сегодня без выстрелов чтобы. Веселое что-нибудь. И еще полстакана налей.

Алик начал с последнего — принес полстакана и начал перебирать кассеты. Нашел что надо, включил телевизор, включил деку. На экране возник Париж, а затем Мулен-Руж. Пошла программа знаменитого варьете. На уютную сцену вырвался новаторски обнаженный традиционный кордебалет. И тут Казаряна пробил неудержимый смех.

— Ты что, Рома? — встревожился Алик. Указывая пальцем на экран, Казарян продолжал хохотать. — Сбрендил, что ли?

Не отрывая глаз от обнаженных французских титек, Казарян сказал, давясь:

— Их бы, как Таньку, всех разом за соски крутануть… — И уже закатился, не сдерживаясь. Тут смех напал и на Алика со Смирновым. Алик грохнулся на диван и дрыгал ногами. Смирнов никак не мог выпить полстакана.

Задребезжал дверной звонок. Не прекращая смеяться, Алик пошел открывать.

Махов вошел в комнату и остановился в растерянности. Глядя на него, троица стала утихать.

— Садись, капитан, — смог наконец предложить Смирнов. — А Сырцов где?

— Занят пока, — ответил Махов, косясь на обнаженных девиц на экране. Троица на экран не смотрела: боялись нового приступа.

— Хороший он у тебя паренек, — сказал Смирнов.

— Хороший-то хороший, а навалял.

— Ты его не дави, Леонид. Он один больше того, что сделал, сделать не мог. Для того чтобы их опередить, нужно было перекрестное наблюдение. Как у них. Должно было быть задействовано не меньше трех оперативников, порассуждал Смирнов и выпил наконец свои полстакана.

— Одного-то — на свой страх и риск, а вы — трое. — Махов не удержался, полюбопытствовал: — А что это вы такое смотрите?

— Программа французского варьете, — объяснил Алик.

— Да, — опомнился Махов. — Ни сегодня, ни завтра мы вас, Александр Иванович, беспокоить не будем. А денька через три вы уж дайте показания следователю. Договорились? Теперь насчет завтрашнего дня. Я попробую нажать, чтобы рабочие были…

— А Ларионов-то что?

— А Сергей Валентинович пока меня не вызывает. Ну и я не высовываюсь. Да, я совсем забыл про вас, товарищ Казарян. Вы ведь свидетель…

— Я, пока Смирнов в Москве, с ним одной веревочкой. Так что, Леонид, всегда к вашим услугам.

— Тогда все, — решил так и не присевший Махов и направился к дверям. Погоревал на прощанье: — С вами бы посидеть, кино посмотреть, да дел невпроворот.

Было два часа ночи. В три уехал Казарян, Смирнов и Алик легли спать.

В девять часов утра бритый и уже позавтракавший Смирнов наяривал по телефону, Махова искал. Нашел и огорчился: не получилось у Махова, рабочие могли быть только после двух. Рассказал об этом Алику. Пригорюнились.

— Чем бы заняться? — с тоской вопросил Смирнов.

— Мне к одиннадцати на пресс-конференцию, а ты отдохни. Я в полвторого буду.

— Отдохнешь тут, — проворчал Смирнов.

— Ромку дождусь и поеду потихоньку, — Алик протяжно зевнул: — Не выспался.

— Как грудного дитятю, из рук в руки меня передаете.

В десять явился Казарян.

— Прошу извинить за опоздание. Увлекся воспитательным процессом.

— Сынка драл, что ли? — бесцеремонно поинтересовался Смирнов.

— Учил, — уклончиво ответил Казарян.

— Я пойду. Буду в половине второго, — объявил Алик и удалился, приветственно вознеся руку.

— До двух — пустое время, — сообщил Смирнов Казаряну. — Что делать будем?

— Может, поспим? — мечтательно предположил Казарян.

— Да не могу я спать! — закапризничал Смирнов и вдруг вспомнил, ликуя: — Ромка, есть дело! Мои новые портки должны быть готовы к сегодняшнему дню. Вперед, за портками!

У подъезда их встретил милиционер Демидов в штатском. Он внимательными собачьими глазами осмотрел пожилую парочку и сказал:

— Здравствуйте, Александр Иванович. — А Казаряну кивнул.

— Здорово, Демидов, — без удовольствия поздоровался Смирнов. — А Сырцов где?

— Капитан отдыхать Сырцова отправил. Переживает парень. Первый раз в человека стрелял.

— Лучше было бы, если бы этот человек в меня стрелял?

— Да нет, конечно. Только вот убил.

— Пускай привыкает, раз такую профессию избрал. Поехали, Рома. — И полез в "восьмерку", где уже сидел Казарян.

— Я с вами, Александр Иванович, — твердо сказал Демидов и ухватился за дверцу автомобиля.

Не обижать же паренька. Ему приказали.

— Тогда садись, телохранитель, — согласился Смирнов и пропустил Демидова на заднее сиденье.

— Куда? — голосом танкиста осведомился Казарян.

— На Рижский рынок.

Через зеркальце Смирнов посмотрел на Демидова. Тот сидел, нахохлившись.

— Пушка-то при тебе, защитник мой любезный?

— При мне, — ответил Демидов и непроизвольно пощупал слева пестренький свой пиджачок.

— А если что, стрелять из нее будешь?

— Это смотря в кого, — понял Демидов подначку и улыбнулся.

— Давно в милиции? — спросил Казарян.

— Второй год, — ответил Демидов и, в свою очередь, спросил: — А вы в кино работаете?

— В нем, служивый, в нем.

— А Гурченко знаете?

— Гурченко тебе зачем? Не по годам вроде.

— Просто интересно. Я ее книжку прочел.

— Так что же спрашиваешь? Ты же про нее все знаешь.

— Так то — книжка. А в жизни совсем другое.

— Хорошим книжкам надо верить, — изрек глубокомысленный Казарян и вырулил на стоянку у Рижского рынка. Виртуозно втиснулся в мелкую щель и остановился.

Вениамин Беленький встретил их приветливо, но сдержанно, ибо присутствие посторонних по старой привычке настораживало его.

— Ваши джинсы, — объявил он и кинул на прилавок элегантный пакет. Сквозь прозрачный пакет Смирнов орлиным взором углядел кожаную нашлепку на кармане штанов с надписью на иностранном языке "Bell".

— "Бел", — с трудом прочитал он. — Что это значит, Веня?

— Bell — по-английски колокол, — объяснил Вениамин. — А с другой стороны, начало моей фамилии — Беленький. Знак фирмы.

— Фирма веников не вяжет, — разглядывая извлеченные из пакета джинсы, заметил Казарян.

— Может быть, хотите примерить? — предложил Веня.

— А можно? — робко спросил Смирнов, вырвавший джинсы из рук Казаряна.

— Прошу! — Вениамин широким жестом указал за угол, где к стене государственной палатки была прикреплена согнутая полукругом проволока, на которой висела тряпицей ширмочка. На земле лежал чистый половичок. Смирнов скрылся за ширмой. Оставшиеся на свободе внимательно наблюдали за его ногами: они были видны из-за не доходящей до земли тряпицы. Ноги разулись у коврика, затем встали на коврик. Вниз пали старые штаны, ноги освободились от них, и штаны исчезли. Потом была одна нога в носке. Потом вторая в штанине, и наконец стали видны обе новые штанины. За ширмой чиркнула "молния", и Смирнов явился на свет.