Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1944–1945 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закрывая скрипучие ворота коровника, почти нос к носу столкнулась с подъехавшей к дому на велосипеде Линдой. Она уже поднялась на крыльцо, когда я окликнула ее.
– Линда, не могла бы ты одолжить мне на ненадолго свой велосипед? На час-полтора…
Этот вопрос и для меня был совершенно неожиданным, а для Линды – тем более. Она озадаченно обернулась.
– Тебе? А для чего? Куда ты надумала ехать на ночь глядя?
– Мне очень нужно повидать одну русскую женщину, что живет у молодой фрау Кристоффер, – соврала я. – Понимаешь, сегодня встретила одного парня оттуда, так он сказал, что у этой женщины имеются какие-то известия о моем доме… Мне на час-полтора, не больше.
– Ну… Возьми. – В голосе Линды слышалось сомнение. – А как же ты поедешь без пропуска?
– А я как раз хотела попросить тебя еще и об «аусвайсе». Я знаю, что господина Шмидта сейчас нет дома, а мне не хочется беспокоить старую фрау. Если можешь – напиши, пожалуйста, сама.
Уж не знаю, что случилось с нашей «хвостдейтч», но она не только разрешила мне воспользоваться своим велосипедом, который – я знаю это – страшно бережет, но и вынесла написанный своей рукой пропуск. Правда, предупредила меня, чтобы я слишком не гнала машину, так как при быстрой езде может соскочить цепь. Это у нее уже случалось.
И вот я качу по пустынной, залитой закатным, розовым светом, гладкой, как холст, дороге и радуюсь тому, что моя задумка так удачно осуществляется. Дело в том, что с минувшего воскресенья меня не оставляет назойливая мысль – непременно повидать Роже. Сообщить ему о Париже (хотя он, конечно, знает уже обо всем), поздравить его, порадоваться вместе с ним его радостью. Ведь он, Роже, постоянно сообщает нам обо всех важных событиях на Восточном фронте и в России вообще. Почему же мне не сделать то же?
Но чем ближе подъезжаю я к белеющей среди начавшей желтеть листвы усадьбе молодой фрау Кристоффер, тем мое радостное настроение меркнет все быстрей и быстрей. Пока наконец не померкло совсем. Куда и зачем я еду? Как эти французы отнесутся к моему порыву? Ведь, кроме Роже, я там никого не знаю. К тому же я даже не имею понятия, где расположен их лагерь. Придется у кого-то узнавать, спрашивать – а у кого? Не лучше ли повернуть обратно? Вот сейчас разгонюсь что есть мочи, цепь соскочит, и тогда уж точно надо будет возвращаться. Но цепь не соскакивала, а мои ноги продолжали крутить педали.
В стороне от въезда в усадьбу, на крылечке небольшого кирпичного дома сидел парень в белой цивильной рубашке с зачесанными назад влажными, темными волосами. Он хрупал яблоком и гладил вальяжно растянувшуюся перед ним бело-рыжую собаку. Француз? Или поляк? А может, итальянец? Но, кто бы это ни был, все равно придется заговорить: «Скажите, пожалуйста, где находится лагерь французских военнопленных?»
Собака рывком подняла голову, коротко, угрожающе зарычала. Парень поспешно придержал ее за ошейник, ответил тоже на немецком: «Вы как раз находитесь возле лагеря французских военнопленных. – Он с веселым интересом разглядывал меня и мой «ОСТ». – Позвольте узнать, что или кто интересует русскую фрейляйн?»
В этот момент на крыльцо вышел еще один француз, и я сразу узнала его – когда-то он вместе с Роже и еще одним пленным помогали нам вывозить удобрение от станции.
– Здравствуйте, Ральф. Вы меня, наверное, не помните. Когда-то мы с вами встречались в усадьбе Адольфа Шмидта… Не могли бы вы мне сказать, где я могу увидеть Роже?
А Роже уже стоял позади вместе с другими высыпавшими из дома пленными, с удивлением и с недоверием смотрел на меня. В его ярко-голубых глазах вспыхнула радость, он легко спрыгнул с крыльца, стиснул мою руку.
– Вера! Какая неожиданность… А я гляжу и не верю. Что-нибудь случилось?
– Нет… Во всяком случае, ничего плохого… Да, случилось! Роже, я приехала, чтобы… Париж, Роже! Он снова свободен! Я поздравляю тебя! Товарищи, камераден, я поздравляю всех вас! Париж свободен!
Я сразу поняла, как хорошо сделала, что приехала сюда, к этим славным ребятам. Французы окружили меня, жали мне руки, улыбались и говорили, говорили… Да, Париж снова свободен, но они-то знают, что это вовсе не заслуга англичан и американцев. Если бы не русские – задыхаться бы Франции еще невесть сколько под фашистским игом. Да что там Франция… Проклятые боши задушили бы всю Европу, а затем и весь мир. Только русские, только советские ребята смогли переломить хребет ненавистному фашизму. Они, французы, искренне восхищаются мужеством, смелостью и отвагой этих замечательных парней… Пусть русские знают – французский народ умеет быть благодарным. Предатели – виши, всякие там Петены и Лавали, выгораживая себя, несомненно, постараются в дальнейшем принизить роль Советского Союза в этой грандиозной войне, но простые люди Франции никогда не забудут тех жертв, что принесла и продолжает приносить Россия за освобождение Европы. Никогда! Русский и французский народы отныне и навсегда самые верные друзья. Разве это не так, фрейляйн, – Руссланд унд Франкерай – дружба, фрейндшафт!
Появился откуда-то вахман – щуплый, немолодой уже немец с черной повязкой на одном глазу, с неудовольствием прислушался: «Что здесь происходит? Почему в лагере для военнопленных посторонние? Откуда взялась эта русская девчонка?»
Роже обернулся к нему: «У нас – полный порядок, и ты можешь спокойно отправляться к себе. Эта русская девушка – не посторонняя. Она – наш большой друг».
Вахман и в самом деле вскоре скрылся, а французы принялись радушно приглашать меня в дом. Я не должна их стесняться, ведь мы – друзья, верно? «Бургундского» либо «Шампанского», к сожалению, нет, так хотя бы выпьем вместе чаю… Ну, пожалуйста, фрейляйн…
Посидеть вместе с радушными французами за одним столом, за чашкой чая, конечно, представлялось мне соблазнительным, но все же я, вежливо поблагодарив, отказалась. Уже стало смеркаться, да и Линда наверняка заждалась свой велосипед.
Провожали меня до шоссе всей большой компанией. Карманы моей кофты топырились от яблок, что насовали гостеприимные французы. Снова жали руки, снова говорили слова благодарности
