Эмма - Джейн Остен

– И все же вы вовсе не так несчастны, как в тот момент, когда вошли сюда. Ступайте, подкрепитесь едой и напитками, и скоро вы совсем развеселитесь. Еще кусочек холодной баранины, еще глоток мадеры с водой сделают вас почти таким же благостным, как и все остальные.

– Нет… Я шагу отсюда не ступлю. Посижу возле вас. Вы – мое лучшее лекарство.

– Завтра мы едем на Бокс-Хилл. Это не Швейцария, но уже что-то для молодого человека, которому так остро нужны перемены. Вы останетесь? Поедете с нами?

– Нет, определенно нет! Вечером, по холодку тронусь домой.

– Но завтра утром вы также можете приехать по холодку.

– Нет… Это того не стоит. Если я приеду, то буду сердит.

– Тогда умоляю, лучше оставайтесь в Ричмонде.

– Но если я останусь, то рассержусь еще больше. Ни за что не вынесу мысли о том, как вы все тут веселитесь – без меня!

– Есть трудности, с которыми вы можете справиться только сами. Выбирайте, что вам больше нравится. Я более не стану вас ни к чему склонять.

Гости мало-помалу начали возвращаться в дом, и скоро все собрались в гостиной. Некоторые испытали большую радость при виде Фрэнка Черчилля; однако все крайне забеспокоились и огорчились, когда выяснилось, что мисс Ферфакс ушла. Отсюда следовало, что и всем тоже пора домой. Наскоро договорившись о завтрашней поездке, гости начали расходиться. Настроение Фрэнка Черчилля настолько улучшилось, что последние его слова, обращенные к Эмме, были:

– Что ж… если вы желаете, чтобы я остался и поехал со всеми, я поеду!

Она одобрительно улыбнулась; и ничто уже, кроме срочного вызова из Ричмонда, не было в состоянии до завтрашнего вечера вернуть его домой.

Глава 43

День для поездки на Бокс-Хилл выдался чудесный; и все прочие внешние обстоятельства, как то: договоренности, размещение в каретах и пунктуальность – все складывалось удачно для приятной прогулки. Мистер Уэстон держал бразды правления, неустанно курсируя между Хартфилдом и домом священника, и все было готово вовремя. Эмма и Харриет ехали вместе; мисс Бейтс и ее племянница – с Элтонами; джентльмены верхом. Миссис Уэстон осталась дома с мистером Вудхаусом. Словом, не оставалось желать ничего лучшего. Все предвкушали приятную прогулку. Расстояние в семь миль проехали в ожидании удовольствия, и по прибытии на место у каждого вырвался вздох восхищения. Однако в целом казалось, что для праздника чего-то недостает. В воздухе витали некая апатичность, натужность и разобщенность, которые никак не удавалось преодолеть. Все сразу же разбились на группы. Элтоны держались вместе, мистер Найтли опекал мисс Бейтс и Джейн, а Эмма и Харриет примкнули к Фрэнку Черчиллю. И мистер Уэстон тщетно пытался внести в их отношения больше гармонии. Вначале показалось, что разделение произошло случайно, но группы не перемешивались. Разумеется, мистер и миссис Элтон не выказывали нежелания общаться с другими и внешне выглядели вполне дружелюбными, однако на протяжении двух часов, проведенных на горе, остальные, казалось, настолько не стремились к единению, что преодолеть разобщенность не могло ничто: ни чудесные виды, ни холодные закуски, ни веселость мистера Уэстона.

Сначала Эмма откровенно тосковала. Никогда еще не видела она Фрэнка Черчилля таким молчаливым и скучным. Он не шутил, не веселился, смотрел в пространство, ничего не видя, восхищался красотами неискренне, без души, слушал ее, но не понимал, о чем она говорит. Раз уж он был столь скучен, ничего удивительного, что и Харриет тоже была невесела; оба спутника вскоре стали невыносимы.

Когда все уселись, стало получше – на вкус Эммы, гораздо лучше, так как Фрэнк Черчилль повеселел и принялся напропалую ухаживать за ней. Он оказывал ей все возможные знаки внимания. Казалось, единственная его забота – развеселить Эмму и понравиться ей. Она, радуясь оживлению и не сердясь на лесть, тоже повеселела и успокоилась и поощряла его как могла, побуждая к любезностям, к которым привыкла в первый и самый трепетный период, их знакомства. Однако теперь любезности его ничего для нее не значили, хотя, на взгляд многих, их поведение никак нельзя было назвать иначе чем словом «флирт». «Мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус безумно флиртовали друг с другом». Оба буквально напрашивались на то, чтобы их отношения охарактеризовали именно такой фразой – причем одна из дам напишет ее в письме в «Кленовую рощу», другая же сообщит знакомым в Ирландию. Не то чтобы Эмма безрассудно веселилась и испытывала настоящее блаженство – она выказывала веселость скорее потому, что ощущала меньше радости, чем ожидала. Она смеялась, потому что была разочарована, и, хотя его знаки внимания – не важно, дружеские ли, любовные или просто игривые, – льстили ей, они не могли снова растопить ее сердце. Она все так же считала его не более чем другом.

– Как я вам благодарен, – говорил он, – за то, что вы велели мне сегодня приехать! Если бы не вы, я бы, конечно, лишился всякого удовольствия. Ведь я почти решился возвращаться.

– Да, вы были очень сердиты… и я не знаю почему, если только не потому, что вы опоздали и лучшую клубнику съели без вас. Я оказалась для вас более добрым другом, чем вы того заслуживали. Но потом вы покорились. Вы прямо напрашивались на то, чтобы вам приказали приехать.

– Не говорите, что я был сердит, – я просто устал. Жара меня доконала.

– Сегодня еще жарче.

– Только не для меня. Сегодня я чувствую себя просто превосходно.

– Вы чувствуете себя превосходно, потому что вами управляют.

– Кто, вы? О да, согласен!

– Я так и думала, что вы так скажете! Но я-то имела в виду, что вы сами управляете собой. Вчера вы, по неким причинам, вышли из берегов и утратили власть над собой, но сегодня вы вернулись в колею. А так как я не могу постоянно быть рядом с вами, то лучше поверить тому, что ваш характер повинуется вашему же внушению… а не моему.

– Но это ведь то же самое! Я не могу властвовать над собой беспричинно. Вы отдаете мне приказы… не важно, говорите вы или молчите. И вы можете всегда быть со мной. Вы всегда со мной!

– Да, начиная с трех часов вчерашнего дня. Мое постоянное влияние не могло начаться раньше, иначе до этого момента вы бы не были столь не в духе.

– С трех часов вчерашнего дня! По-моему, вы заблуждаетесь. Мы познакомились в феврале.

– Ваша любезность безответна. Но, – добавила она, понижая голос, – кроме нас, никто не разговаривает. Не кажется ли вам, что это слишком – нести чушь для развлечения семерых молчащих людей?

– Я не стыжусь ни единого сказанного мной слова, – с улыбкой отвечал он. – Впервые я увидел вас в феврале. Пусть все, кто находится на горе, слышат меня, если могут. Пусть от Миклэма до Доркинга разнесутся словеса мои: впервые я увидел вас в феврале! – И шепотом: – Наши спутники непроходимо скучны. Что бы такое придумать, чтобы расшевелить их? Тут любая чушь подойдет. Вот сейчас они у меня заговорят! Дамы и господа, мисс Вудхаус, которая, где бы она ни была, везде первенствует, приказала мне передать вам, что она желает знать ваши мысли!

Некоторые рассмеялись и отвечали добродушно. Мисс Бейтс разразилась длинной тирадой; миссис Элтон вся перекосилась, услышав о первенстве мисс Вудхаус; наиболее внятный ответ дал мистер Найтли:

– Мисс Вудхаус действительно уверена, что она хочет узнать наши мысли?

– О нет, нет! – вскричала Эмма, стараясь, чтобы ее смех звучал беззаботно. – Ни за что на свете! Менее всего хотелось бы мне выдержать такой удар! Согласна выслушать что угодно, но не то, чем вы все думаете. Я сказала «все». Но есть один-два человека, – добавила она, бросая взгляд на мистера Уэстона и Харриет, – чьи мысли я, возможно, и не побоялась бы узнать.

– Вот я, – поджала губы миссис Элтон, – ни за что не позволила бы себе расспрашивать о подобных вещах. Хотя, возможно, как устроительница праздника… я-то в подобных кругах никогда не вращаюсь… загородные поездки… молодые девицы… замужние дамы…

Ее ворчание предназначалось главным образом мужу, и он пробормотал в ответ:

– Совершенно верно, любовь моя, истинная правда. Вот именно, совершенно неслыханная вещь… Однако у некоторых дам язык без костей… Лучше притворимся, что это была шутка. Уж ваши заслуги несомненны для всех.

– Так не годится, – шепнул Эмме Фрэнк. – Почти все восприняли наши слова как оскорбление. Попробую снова, половчее… Дамы и господа! Мисс Вудхаус поручила мне сказать, что она отказывается от своего права узнать точно, о чем вы все думаете, и только желает услышать от каждого нечто очень занятное. Присутствующих семеро, кроме меня… Я уже испытал удовольствие, узнав, что мисс Вудхаус находит меня забавным! От каждого из вас требуется либо одна очень умная вещь – в прозе или стихах, сочиненная вами или цитата, – или две вещи умные умеренно, или же три откровенные глупости… Она обещает от всей души посмеяться над всем услышанным.