Рюбецаль - Марианна Борисовна Ионова

Кирилл наблюдает из зала репетицию «Двенадцатой ночи». Сцена с Мальволио, сэром Тоби, сэром Эндрю и служанкой. Осьмынин не доволен интонациями, которые слышатся ему у исполнителя роли Мальволио, но тот должен сам проникнуть до корня этого недовольства и выкорчевать его.

Осьмынин (уже проявляя нетерпение): … Это что, его компания? Его закадычные кореша? Кем он считает сэра Тоби, сэра Эндрю? А? (Актер мнется.) Ну кем считает Мальволио этих аристократов, которые, для него, потеряли уже всякий человеческий облик и перед которыми он почему-то обязан пресмыкаться?

Кирилл: Быдлом! Он считает их быдлом!

Осьмынин (не оглядываясь на Кирилла): Во! Точно. (Актеру.) Что движет Мальволио?

Актер (как нечто всем известное): Жажда власти.

Осьмынин: Тогда он был бы Ричардом Третьим или Макбетом.

Кирилл: Жажда порядка. И любви.

Осьмынин (Кириллу): Иди-ка сюда.

Кирилл поднимается на сцену, становится рядом с актером «Мальволио», который оказывается ниже его на две головы.

Осьмынин: Вот что ты думаешь про Мальволио?

Кирилл (озвучивая то, над чем явно не раз думал): Лично мне Мальволио нравится больше всех в пьесе. И я не понимаю, почему он отрицательный персонаж, а вечно, извините, в жопу пьяный сэр Тоби (исполнитель роли Мальволио прыскает) положительный. Мальволио в одиночку противостоит бардаку. Он, если угодно, почти Гамлет.

Актер, играющий роль сэра Тоби: Э, куда забрал!

Актер «Мальволио»: Вы, молодой человек, романтизируете этого червяка. Он червяк, ничтожество. Пигмей.

Кирилл: С точки зрения тех ничтожеств, которые смотрят на него свысока.

Актер «Мальволио»: Да, они ребята, что называется, без претензий, но они и впрямь ни на что не претендуют, а Мальволио – претендует, он рвется к власти, я на этом настаиваю! Представляете, что будет, если такой заграбастает власть?

Кирилл: Будет порядок.

Актриса, играющая служанку (заученно, цитируя какую-нибудь статью из собрания сочинений): Мальволио – враг веселья…

Кирилл (не поворачиваясь к ней): Когда ваш муж завалится домой с собутыльниками, вот будет вам весело-то.

Осьмынин: Но ты ведь еще любовь упомянул?

Кирилл: Да. Мальволио любит графиню.

Актер «Мальволио» (изображая, что ему смешно до колик): Держите меня семеро! Вы пьесу-то читали?

Кирилл: Я перед каждой репетицией читаю пьесу, которую ставят.

Актер, играющий сэра Тоби (видимо, стычка интерпретаций ему наскучила): Да с этим Мальволио все ясно!

Кирилл (с полуулыбкой): Ну, если вам все ясно…

Спускается со сцены и возвращается на свое место в заднем ряду.

Закончив репетицию и всех отпустив, Осьмынин подходит к Кириллу.

Осьмынин: Ты не думал стать актером?

Кирилл: Издеваетесь? Кто меня возьмет с этим?

Осьмынин: Ерунда. Я на следующий год в приемной комиссии. Выучи-ка монолог Мальволио и прочти мне, один на один.

Кирилл (как бы извиняясь): Я деревянный…

Осьмынин: Деревянный он! А твой приятель и весь их набор знаешь, из чего сделаны? Только это между нами. Из пластика! Так что ты – живее.

Кирилл: Нет, здесь нужен талант.

Осьмынин: Актерский талант – это как эфир у натурфилософов. Или гумор в античности. Вымышленная сущность. Симулякр, как сейчас говорят. Где критерии таланта? Я двадцать лет в этой профессии и знаешь, к какому убеждению пришел? С бездарными актерами можно сделать гениальный спектакль. Ты думаешь, у меня мания величия, раз я своих актеров принижаю, а себя возвышаю до гения?

Кирилл: Нисколько.

Осьмынин: И правильно. У меня было два-три гениальных спектакля, объективно гениальных, но это не значит, что я гений. (Замолкает и с полминуты смотрит куда-то мимо.) Театр больше нас. Это театр гениален, а мы – пигмеи, как Гоша сказал про Мальволио… Поэтому я и утверждаю, что актером может стать каждый. Надо только вспомнить, как ты играешь свои повседневные роли. Ведь все мы эти роли играем изо дня в день.

Кирилл: Я – нет.

Осьмынин: Да полно! Играешь еще как. Потому что всё, в конечном счете, – только театр.

Кирилл: Категорически не согласен.

Осьмынин (подавшись к нему): Ну-ка, ну-ка… Мне правда интересно, что ты думаешь о театре и о жизни.

Эта фраза на несколько секунд выбивает Кирилла из седла. Никому еще не было интересно, что он думает, во всяком случае, никто не заявлял о своем интересе, включая Антонину, у которой он, похоже, был. Нельзя сказать, чтобы всех остальных совершенно не волновало, что Кирилл думает по тому или иному вопросу. Волновать волновало – как мать, например, – но в сочетании с уверенностью, что на самом-то деле это им заранее известно.

Кирилл (собравшись наконец): По-моему, все, что нас окружает в повседневной жизни, уже потому не театр, что театр гораздо реальнее.

Осьмынин: Реальнее повседневной жизни?

Кирилл: Вот именно.

Осьмынин: Слушай, у меня сейчас нет времени, но мы непременно с тобой вернемся к этому разговору, потому что то, что ты говоришь, это…

Кирилл (с иронией, которой от себя не ожидал): Гениально?

Осьмынин: Если гениальность не всегда есть свойство гения, то пожалуй.

Он встает, с детской улыбкой каким-то своим мыслям хлопает Кирилла по плечу и стремительно уходит. Вообще, все это слишком стремительно для того, чтобы Кирилл почувствовал себя осчастливленным или польщенным.

Мать: Ты в своем уме? Как ты себе это представляешь: параллельно учиться в Горном и на режиссера?

Кирилл: В ГИТИСе можно учиться заочно.

Мать: Ну какой из тебя режиссер?! Режиссеру нужна эрудиция…

Кирилл: Эрудицию можно набрать по ходу дела. И потом, я еще не решил, куда поступать сначала: на режиссерское отделение или на актерское.

Мать (впервые на памяти Кирилла истерически, при этом очень заразительно смеясь): Нет, ну ты окончательно сдурел! Ой, не могу!.. Умора! Вы поглядите на этого человека эпохи Возрождения! Он и спортсмен, и геолог, и политик, и режиссер, и актер! Кто там лезет в мавзолей с раскладушкою своей!

По пути к входной двери Кирилл зачем-то злобно пинает прислоненную к стене в прихожей сложенную раскладушку, и вся квартира будто содрогается вместе с ней.

Монолог Мальволио Кирилл представил Осьмынину спустя неделю после их беседы. Кирилл репетирует его по ночам в кухне, таясь от матери. Сначала он произносит слова шепотом, но вскоре обнаруживает, что можно произносить их и вовсе про себя. Его Мальволио не самодовольно фантазирует – он с яростью проживает то, чего еще нет, но к чему устремлен и потому видит это воочию. Наконец-то все так, как должно быть. Сэр Тоби и его присные знают свое место. Его госпожа, графиня, – с ним. Мир на своей оси. Все в своих пазах.

Осьмынин оценил трактовку и в целом похвалил исполнение, признавшись, что ожидал чего-то гораздо более бледного. У Кирилла есть