Вся правда о российских евреях - Андрей Буровский

«Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои и цари их — служить тебе... Ибо народ и царство, кото­рые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся» (Исайя. 60, 10-12).

А что?! Казаки вот не захотели служить новой «соли земли», и что же? Тамбовские мужики вон восстали, так огнеметами их! А русская знать, Чичерин и Брусилов, слу­жат вон, и все с ними в полном порядке, знают свое место:

«И придут иноземцы, и будут пасти стада ваши; и сы­новья чужеземцев будут вашими земледельцами и вашими виноградарями» (Исайя, 61.5).

«И будут цари питателями твоими, и царицы кормилица­ми твоими; лицом до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих» (Исайя, 49, 23).

И вот у Бабеля в «Конармии» появляется умирающий «Илья, сын рабби, последний принц в династии». В его вещах «все было свалено вместе — мандаты агитатора и памятки еврейского поэта. Портреты Ленина и Маймонида лежали рядом. Узловатое железо ленинского черепа и тусклый шелк портретов Маймонида. Прядь женских волос была заложена в книжку постановлений шестого съезда партии, и на полях коммунистических листовок теснились кривые строки древнееврейских стихов. Пе­чальным и скупым дождем они падали на меня — стра­ницы «Песни песней» и револьверные патроны»26. Кстати, и познакомились они, когда автора привели в гости к местному раввину.

Не думаю, что кто-то в силах представить себе анало­гичное сочетание: портреты Ленина и Владимира Соловь­ева, стихи на церковнославянском, написанные на полях «коммунистических листовок». Так, чтобы револьверные патроны смешивались со страницами «Четьи-минеи». У русских так не бывает. А вот у евреев — бывало.

Солженицын описывает некого крупного деятеля в ГУЛАГе. Не повезло человеку, родился он в семье свя­щенника. Чтобы искупить этот позор, умный юноша убил отца, а на суде объяснил это классовой ненавистью. Ну, и продвинулся, сделал карьеру.

Как видите, еврею, сыну раввина, не было нужды убивать отца. Положил портрет Ленина рядом с порт­ретом Маймонида, взял под мышку Библию и материалы очередного съезда... Что еще? Ах да!!! Не забыть револь­верные патроны, а то чем он будет убивать «патриотов и офицеров», их беременных жен и пятилетних сестре­нок?! Патроны необходимы. И все, и пошел строить сын рабби счастливую новую жизнь. А папа-раввин умиленно всхлипнет ему вслед: совсем мальчик стал большой, пошел повторять славные подвиги соратников Иисуса Навина.

Налей-ка рюмку, Роза, я с мороза, а сыновья у нас вон какие большие, какие славные! Только вот антисемиты на них обзываются... Убийцы, кричат, да подонки... Ну да мы им еще покажем, этим Булгаковым да Шмелевым!

Ладно... Это, так сказать, люди не коммунистически, но идейные. А кроме них?

Судя по всему, тут можно выделить несколько харак­терных типажей. Это уже знакомые нам мироненавистники: эти будут отрывать головы у кого угодно, хоть у британцев, а хоть у зулусов,— лишь бы представилась такая возможность.

0 существах, органически ненавидящих мир, уже пи­салось, и я не буду повторяться. Но представьте себе, как должны действовать люди этого типа, как ужасно долж­ны сказываться их представления на всем окружающем. Особенно в тот момент,

Когда, все низвергая,И сквозь картечь стремясь,Та чернь великаяИ сволочь та святаяК бессмертию неслась27.

Святая сволочь — это своеобразно звучит по-русски. Другими, и не менее любопытными типажами, я бы на­звал клинических русофобов и особую когорту мстителей.

Бабеля трудно назвать врагом человечества, мрач­ным и жестоким мироненавистником. Он по-своему любит жизнь и бывает даже поэтичен в некоторых описаниях. Но это совершенно не мешает ему то брезгливо-высоко­мерно, то с отвращением и ненавистью относиться к Рос­сии, русскому народу и ко всему, что хоть как-то связано с русскими. Невольно лезет в голову классическое: «Я же только котов ненавижу, а так психика у меня добрая».

Действительно, но что еще можно сказать? «Есть люди, которые евреев просто «не переносят». Бесполезно их спрашивать, что им в евреях не нравится. Не нравится все. Начиная с физических качеств — наружности, черт лица, горбатого носа, оттопыренных ушей, горбатых спин»28.

Но ведь такие люди есть и среди евреев. Ну что тут можно поделать, если не любят они русских! Неприятны мы им, несимпатичны, и ничего с этим невозможно поде­лать... Бабелю не нравится в русских все, начиная с цвета волос, модуляций голосов, причесок и формы носа и ушей.

Солдаты у него — причем солдаты его собственной Красной Армии! Это «тифозное мужичье», которое «ка­тило перед собой привычный гроб солдатской смерти. Оно прыгало на подножки нашего поезда и отваливалось, сбитое ударами прикладов. Оно сопело, скреблось, летело вперед и молчало»29.

Это комиссар рассказывает, как сбивал прикладами солдат своей армии — чтоб не мешали комиссарам драпать впереди собственного визга. Уже интересно.

Русские — это «белесое, босое волынское мужичье».

То это «немой мальчик с оплывшей, раздувшейся бе­лой головой и с гигантскими ступнями, как у взрослого мужика». То женщина, выдающая за ребенка куль соли, чтобы проехать в эшелоне. Но ее разоблачают, сбрасы­вают с поезда на ходу и убивают из винтовки.

Об одной русской семье рассказывается, что отец, воевавший на стороне Деникина, убивает одного из своих сыновей, воюющих у красных, а потом второй сын добирается до отца и «кончает папашу». «А у стены, у это­го жалкого провинциального фотографического фона, с цветами и голубями, высились два парня — чудовищно огромные, тупые широколицые, лупоглазые, застывшие, как на ученье, два брата Курдюковых — Федор и Семен»30.

Слово «аристократ», и даже «принц» повторяется у Ба­беля в нескольких местах, но всегда только по отношению к евреям. Ни один русский и никогда ни в одном из рас­сказов Бабеля не назван аристократом. Ни один. Даже Александр III для Бабеля не кто иной, как «детинушка», а члены его семьи вызывают откровенное раздражение и отвращение.

О русских и о евреях в «Конармии» говорится даже в разных выражениях, как о представителях разных видов.

Но можно подумать, Бабель один такой! Вот творение человека то ли с американским именем, то ли с собачьей кличкой Джек, а по фамилии Алтаузен:

Я предлагаю — Минина расплавить,Пожарского. — Зачем им пьедестал?Довольно нам двух лавочников славить,Их за прилавками Октябрь застал.Случайно мы им не сломали шеи.Я знаю — это было бы под стать.Подумаешь, они «спасли Расею»!А может, лучше было б не спасать?

Зрелище князя Пожарского, стоящего за прилавком на Нижегородской ярмарке, радует необычайно. Оно заставляет вспоминать все о том же — что мы для на­ших... скажем мягко — для наших нелюбителей настолько отвратительны, что уже нет сил разбираться — кто тут профессиональный воин, а кто торговец. Что еще интерес­но — это видение русских исключительно как торгашей. Видимо, представление «чужого» в виде торгаша вообще характерно для народов Российской империи: так пред­ставляют и евреев, а теперь еще и кавказцев.

А вообще анализировать текст даже не хочется — так все конкретно в нем рельефно, завершенно, что просто никаких слов нет.

Стоит перечитать и творения Д. Хармса, в которых опи­сывается Иван Сусанин. Какое высокомерное отвращение во всех этих «бояринах Кувшегубах», в поедании Иваном Сусаниным собственной бороды, в окрике «гляди, яко твоя брада клочна». Даниил Хармс буквально давится от смеха просто потому, что описывает русский XVII век — но если для Загоскина и Карамзина это век интересный и роман­тичный, то для него — нелепый, дикий и неприятный.

По-видимому, люди такого типа особенно часто оказы­вались в рядах палачей русского народа — просто в силу душевной склонности резать таких отвратительных типов, подобных стаду платяных вшей.

Впрочем, русофобия вообще была частью официаль­ной политики СССР до Сталина. Луначарский не где-ни­будь, а в одном из своих циркуляров писал с предельной обнаженностью: «Нужно бороться с этой привычкой предпочитать русское слово, русское лицо, русскую мысль...» Как говорится, коротко и ясно.

Прямо как в стихах уроженца Житомира Александра Ильича Безыменского:

Расеюшка-Русь, повторяю я снова,Чтоб слова такого не вымолвить век.Расеюшка-Русь, распроклятое словоТрехполья, болот и мертвеющих рек...

Как же тут не порадоваться, что эта отвратительная страна