Излечи меня (ЛП) - Саманта Тоул

Я сглатываю все то, что хочу ему высказать, и повторяю то, что сказал он.

— Трахни меня, Форбс, пожалуйста, — тихо говорю я.

В тот момент, когда его губы дотрагиваются до моих, я знаю, что он захочет углубить поцелуй. И что тогда я вернусь к использованной в последний раз тактике и укушу его за нижнюю губу. Но сейчас я кусаю ее так, словно хочу откусить.

Его кровь, равно как и крик боли, наполняет мой рот.

— Ты, гребаная сучка! — он сильно меня бьет.

Боль взрывает мою голову. Его хватка на горле усиливается. Дышать становится все труднее.

Мне нужно выбраться, но я даже телом пошевелить не могу, поэтому мои руки ударяют его, царапают, нажимают — пытаются сделать все, чтобы он слез с меня, но он не двигается.

И вот когда он отодвигается, чтобы снова меня ударить сжатым кулакам, я отодвигаю свою голову.

Моя голова теперь сбоку от его головы. Я чувствую и слышу глухой стук стекла, когда об него ударяется Форбс.

И тогда я вижу возможность моего побега, путь к которому лежит на столике у кровати.

Немедля ни секунды, я хватаю кувшин с водой и, используя всю свою силу, бью Форбса.

Вода проливается, омывает мое лицо и волосы.

Форбс выглядит шокированным. Словно он не может поверить, что я только что ударила его. Он качается, но все еще держится ровно, а мне нужно, чтобы он упал.

Поэтому я отклоняюсь и с силой бью его еще раз. На этот раз сильнее. И тогда он падает, прямо на меня.

Я паникую, когда его кровь смешивается с моей собственной, в то время как мне нужно, чтобы Форбс слез с меня. Я боюсь, что он сможет подняться, ведь это будет значить, что для меня игра проиграна.

С непонятно откуда взявшейся силой я выбираюсь из-под него. Скатываюсь с кровати, не сводя глаз с его неподвижного тела, мои обнаженные ноги ударяются об пол.

Стекло впивается в пятки ног, и я кусаю губу, чтобы сдержать готовый вырваться у меня крик боли.

Не отводя глаз от Форбса, я множество раз нажимаю на кнопку чрезвычайной ситуации, расположенной у кровати. Затем так быстро, как могу, пересекаю комнату, проглатывая попытки заплакать, когда стекло продолжает беспощадно врезаться в мою ногу.

Я уже у двери, когда слышу, что кто-то бежит по коридору. Затем дверь широко открывается. Пришла доктор ПакКард с охраной.

Спасибо, Боже.

— Мия, что тут произошло? Ты в порядке? Мы услышали, как стекло разбилось, а кнопка вызова словно с ума сошла! — ее глаза осматривают комнату, оценивая мое состояние и положение Форбса. — О, мой Бог, ты в порядке?

Я делаю несколько шажочков в ее сторону и спотыкаюсь. Я падаю, слабость берет верх надо мной.

Доктор ПакКард подхватывает меня, притягивая в объятия.

— Все хорошо, Мия, — убеждает она меня, притягивая еще ближе. — Ты в порядке.

Но сейчас не так просто поверить в ее слова. Все, о чем я могу думать, так это о том, как бы я хотела, чтобы меня сейчас обнимал Джордан.

Но так не будет.

И в этом виновата только я.

Глава 25

Джордан

— Джордан.

Папа стучит в дверь.

Я не отвечаю — я сейчас не в настроении с кем-либо говорить. Единственный, с кем я хочу быть, и кто меня понимает — Дозер. Он так же скучает по Мие, как и я.

Я слышу, как открывается дверь.

— Убирайся, — мычу я в подушку.

Дозер поднимает голову, смотрит вверх, затем снова ложится.

— Тебе стоит открыть окно, чтобы впустить свежий воздух. Здесь же воняет, — говорит папа, не обращая внимания на мои слова.

— Мне нравится, когда воняет.

По правде говоря, я не хочу открывать окно потому, что свежий воздух уничтожит аромат Мии на моей постели. Аромат исчезнет из моей жизни точно так же, как и его обладательница.

— Тебе действительно стоит выйти из комнаты, Джордан, — он садится ко мне на кровать. — Прошло два дня. Это вредно для тебя. Подвигайся хотя бы или что-то вроде этого.

Я поднимаю голову, отодвигая рот от подушки.

— Нет настроения.

— Ладно, хотя бы подумай о том, чтобы помыться, потому что вонь идет не от Дозера, а от тебя.

— Помоюсь, когда буду готов, — я опять прижимаюсь головой к подушке.

— Слушай, сын. Знаю, тебе больно, но все станет лучше.

Я фыркаю. В легкие проникает аромат Мии, что заставляет мою грудь гореть.

— Я сам через это прошел… когда был моложе. С Бэлль…

Мое тело напрягается. Я поднимаю голову.

— Не хочу о ней сейчас говорить.

— Я знаю, ты злишься на нее.

Я перекатываюсь на спину.

— Злости даже близко нет. Я просто… не понимаю ее. Почему она сделала то, что сделала?

Он вздыхает.

— Как и я. Но не нам судить, нас там не было. Мы не знаем, что было в ее мыслях или насколько свободен был ее выбор.

— Я просто хочу… — вздыхаю я. — Хочу, чтобы Мия увидела всю картину широко открытыми глазами. Хочу, чтобы… не знаю, черт, чего я хочу! — я поднимаю руки вверх, чувствуя свою беспомощность.

Все, чего я хочу — не чувствовать того, что я сейчас чувствую. Словно я умираю, черт возьми. Медленно умираю.

Я отворачиваюсь, поворачиваясь к отцу спиной.

— Ты хочешь, чтобы она прошла через это и вернулась.

Глаза наполняются слезами.

— Слишком поздно. Она ушла.

— Никогда не поздно. Ты знаешь, что Бэлль уехала в колледж после школы и порвала со мной. Я был в таком же состоянии, как и ты. Ни с кем не хотел разговаривать. Страдал от любви. Я просто хотел найти ее... так что написал письмо и записал кассету.

Я усмехнулся. Первый мой смех за несколько дней.

— Старомодно, пап.

— Так и было, — он слегка улыбается и пробегает руками по волосам.

— И ты получил что-нибудь от нее после того, как послал письмо и кассету?

Он качает головой.

— Нет. Не было ничего, пока она не вернулась, уже после твоего рождения.

Я сел, прислонившись спиной к изголовью кровати.

— Так ты говоришь, я должен написать Мие письмо и послать старомодный кассету, хотя с тобой это не сработало. Мама вышла замуж за кого-то другого и не вернулась к тебе.

— Да, со мной это не сработало. По крайней мере, не так, как я планировал. Но это не значит, что с тобой тоже не сработает. Но говорю тебе точно: даже если не сработает через день, то сработает через годы спустя. Она никогда не забудет это письмо или кассету, Джордан. Бэлль хранила их все эти годы. Никогда меня полностью не отпускала. И когда ей потребовалась моя помощь... ей понадобился я, то она знала, что может вернуться. Те письмо и диск напоминали ей, что она всегда может это сделать. Напомнили ей, что у нас было. Что я всегда буду с ней, неважно, что произойдет.