Карманный оракул (сборник) - Дмитрий Быков

Где брать хорошие новости? Потому что удешевление нефти и национальной валюты – вряд ли хорошая новость даже для оппозиции: оппозиция ведь живет в той же самой стране, ходит в те же магазины, западных грантов не получает (да и какие, помилуйте, гранты, когда у них в Фергюсоне такие дела!). Откуда черпать оптимизм, когда запах сероводорода становится все удушливее? Ведь жизнь в условиях чернухи никому не прибавляет сил – девяностые наглядно это показали; и, может, если б этой чернухи было меньше, у народа был бы ресурс сопротивления и не так охотно все купились бы на фальшивую стабильность нулевых… Чернуха ведь, даже когда она правдива, не способствует нравственной твердости, а, напротив, разъедает душу. Где сегодняшние российские герои? Не в Новороссии же (нравы Новороссии, слава богу, благодаря отчетам местного населения и красноречивым записям на Ютубе хорошо известны, и при всей любви к пассионариям население почему-то бежит в Европу и Штаты, к линчуемым неграм и гомосексуальным свадьбам, а вовсе не в Новороссию, где утверждаются традиционные домостроевские ценности).

Я думаю, главный тренд момента угадает тот, кто найдет сегодня повод для оптимизма. Кто сможет рассказать об отважно выживающем россиянине, о профессионале на своем месте, о человеке, которому, в конце концов, придется отстраивать Россию после нескольких лет гниения. Сегодня востребованы талантливые дети, героические врачи, настоящие офицеры. Сегодня нужны фигуры вроде спасателей девяностых – когда Сергей Шойгу стал чуть ли не единственным национальным героем. Нужен герой – не разрушитель, не грозный противник секса, не защитник пещерности, но человек, сохранивший здравый рассудок среди безумия. Я не думаю, что такого человека способны обнаружить поставщики крови и грязи из желто-патриотических холдингов или журналисты федеральных каналов. Его придется искать тем, кто хочет перемен, потому что эти перемены будут осуществляться именно такими людьми. Их много. Я их вижу.

А возражать на унылые реляции российского телевидения разговорами о том, как все плохо, по-моему, бессмысленно. Тренд 2015 года – поиски несломленных, пропаганда душевного здоровья и объединение всех живых вместо тотального размежевания, навязанного полумертвыми. Запреты, беспокойства и извращения – вот российский новостной фон, и виноваты в этом, думается мне, все-таки не журналисты: они бы рады, и к услугам Кремля как-никак девять десятых внесетевой прессы. Даже блогеры, специализирующиеся на рекламе наших достижений, ограничиваются похвалами демографии: «Дети у вас – лучшее, – заметил японец, – потому что все остальное вы делаете руками». Ну покажите же мне уже, серьезно прошу, великие достижения новой России вроде международного успеха йота-навигатора: неделя прошла, а я все радуюсь! С тех пор как перебежал Депардье, никакого ни в чем удовольствия, а Белуччи с Касселем вообще переехали от французских налогов в Рио-де-Жанейро, как будто его можно сравнить с Саранском!

Почему я вполне серьезен, когда пишу это? Потому что в России, особенно зимой, особенно холодной, в самом деле невыносимо слышать только о том, как кто-то кого-то разоблачил, растлил, украл или посадил; о том, как еще чего-то нельзя, а еще кого-то наградили за слова «Я вас обожаю». Не тот у нас климат, чтобы жить такими новостями.

Сбылось стопроцентно, ибо Россия действительно живет сейчас новостями о награждениях, арестах и обысках (ну еще санкции: даже с театра военных действий в Украине и Сирии ничего не передают). Новостей нет и не предвидится: репрессии давно не новость. Что так жить нельзя – понимают все (все вообще всё понимают с 2011 года), но как этому противостоять – пока неясно. Оппозиция, возможно, научится генерировать хорошие новости (кого-то спасла благотворительность, кто-то уехал и хорошо устроился), но это сомнительная альтернатива. Вообще же новость как жанр, видимо, не воскреснет до тех пор, пока не прозвучит на весь мир та единственная информация, которой все ожидают с надеждой и страстью. (Сами понимаете, я о Втором пришествии.)

Нестрадальцы

Бурное обсуждение фильма Андрея Кончаловского «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», – Первый канал, заметим, оказал картине медвежью услугу, широко распиарив ее и показав интервью режиссера, – навело меня на некоторые размышления отнюдь не эстетического свойства. Главный аргумент большинства критиков – чересчур гламурный подход Кончаловского к русской деревне. Один автор так прямо и пишет: чтобы показать страдания народа, режиссер выбрал красивейшие северные места, а не какое-нибудь депрессивное Нечерноземье.

Господа. Михалков-Кончаловский совершенно не имел в виду показывать страдания народа. Это вы его с кем-то перепутали. Он снимал недорогой, но масштабный эпос о народной жизни. Снять фильм из жизни глубоководной рыбы не значит показать страдания рыбы. Да, она живет в воде, ей мокро, на больших глубинах темно, ей угрожают хищники, но это ее среда обитания, в мегаполисе ей делать нечего. Говорить о страданиях можно, по-моему, только в том случае, когда герой столкнулся с обстоятельствами непреодолимой силы. Когда он тяжело болен, избит численно превосходящим противником, противозаконно арестован и не имеет шанса добиться справедливости, лишился близкого родственника, наделен столь непривлекательной внешностью, что не имеет шанса на взаимность (впрочем, и в этом последнем случае многие переигрывали судьбу). Все остальное – не страдания, а образ жизни, вопрос личного выбора, если говорить без метафор.

Страдает ли русский народ? Боюсь, это случай некорректного словоупотребления. Русский народ живет сообразно своим привычкам, и говорить, что он ограблен, – значит чересчур увлекаться метафорой. Вот Тряпицын ограблен, у него мотор сперли. А русский народ добровольно отдает все, от на логов на содержание неэффективной бюрократии до государственного вспомоществования «Роснефти», которая у нас даже не градо-, а странообразующее предприятие. Логика очевидна: есть «Роснефть» – есть Путин, есть Путин – есть Россия, есть Россия – есть «Роснефть», круг замыкается, четвертый участник цепочки уже не нужен. Русский народ пробовал жить по-разному, но жил при этом всегда одинаково: здесь в самом деле ничто по большому счету не меняется с XVII века, и почему должно меняться? Да, появляются ракеты, они стартуют откуда-то из-за леса. Да, почти непрерывно работает телевизор. Да, в ближайшем городе открывают, а потом закрывают Макдоналдс. Но вы же не назовете это фундаментальными переменами? Фундаментальная перемена бывает, по сути, одна – меняется масштаб и характер вашего личного участия в конструировании собственной судьбы. В этом смысле Россия абсолютно неизменна: спрос с одного лица, его уход всегда означает волну критики и последующую канонизацию, потому что все это наша история. Вероятно, она действительно великая. Величие ее в том, что она неизменна.

Мы так живем не потому, что нас ограбили, изнасиловали, обманули по телевизору (которому никто не верит, потому что он не СМИ, а нечто вроде фона, ветра, явления природы). Мы так живем потому, что нам так нравится, потому что, если бы не нравилось, мы бы так не жили. Вот жить, как в девяностые, нам не понравилось, и мы так больше не живем. Никто никому не мешает уехать, добиться справедливости в отдельном вопросе либо даже скинуть власть, если вдруг надоест. Но хватит уже рассматривать русский народ как объект чьих-то манипуляций и воздействий: это так же глупо, как считать весь Майдан результатом раздачи американских печенек. На Майдан выходили потому, что считали нужным. Мы тоже так живем не из-за Путина и не из-за телевизора. Все, что человек может изменить и предпочитает терпеть, – его личный выбор и личная заслуга. И пока мы этого не поймем – надеяться на какое-нибудь изменение местной парадигмы бессмысленно. Подождите, количество довольных еще дойдет до девяноста процентов, и предметом для гордости (за отсутствием свершений) станет проживание в данной стране, а также другие данности вроде ее истории и природы.

Я вообще не люблю жалоб. В жалобы пар уходит, как в гудок: растрачивается энергия – пусть даже это энергия жалости к себе, расчесывания собственных язв, – которая могла бы пойти на переустройство собственного быта. Даже климат не является непреодолимым препятствием: не нравится тебе этот климат – живи в другом. Слава богу, никто не держит. Если нет больных нетранспортабельных родственников – переезжай из вечной зимы, да и дело с концом. Никакой страдающей России не существует в природе, и даже главный жанр местных частушек – «страдания» – имеет сугубо издевательскую природу: «Я страдала, страданула, с моста в речку сиганула». Но ведь это ты сама, никто не толкал же?

Один мой друг, когда врач ему говорил: «Вы страдаете ожирением», парировал: «Это вы им страдаете, а я им наслаждаюсь». Это Америка страдала бы от тирании (и страдала бы недолго, потому что быстро изменила бы ситуацию). А Россия ею наслаждается, потому что может ничего не делать – и кто-нибудь всегда будет виноват: сегодня Америка, завтра Путин. Страдает при этом, кажется, один Путин, которому, в отличие от всех нас, деваться уже действительно некуда.