Счастье и тайна - Виктория Холт

— А почему я должна доверять вам?

— Какая же мне выгода оттого, что я вас предупрежу?

— Вы ведь видите, что я не в силах разобраться что к чему.

— Вижу. Вы упрямы. Не послушались моего совета и не уехали. Вам бы всё тайны раскрывать. Вы слишком смелая женщина, миссис Рокуэлл.

— Так расскажите мне о том, что вам известно, — сказала я. — Вы обязаны это сделать.

— Мама! — ужаснулась Дамарис, и с ее хорошенького личика слетела маска равнодушия. Было видно, что она страшно боится.

Я взяла ее худую холодную руку в свою.

— Вы должны сказать мне, миссис Смит… Вы же сами чувствуете, что должны!

— Пока я не расскажу вам обо всем, вы ведь не поверите мне… и никогда не поймете.

— Тогда расскажите мне все до конца.

— Это длинная история. Она длится уже много лет.

— Я не спешу.

— Ах, вы ошибаетесь! Вам как раз необходимо поспешить.

— Я не уйду, пока вы мне все не расскажете.

— А если я смогу убедить вас, что ваш ребенок в опасности, что вы сами в опасности — вы уедете сегодня же в дом к вашему отцу?

— Если я найду это нужным, то уеду сразу.

— Мама, — умоляюще произнесла Дамарис. — Ты не должна… ты не смеешь!

— Ты все еще боишься, Дамарис?

— Как и ты, мама. Мы обе боимся… Мы уже привыкли бояться!..

— Да, — сказала миссис Смит. — Я боюсь. Но я думаю о ребенке… и о ней. Не можем же мы спокойно остаться в стороне и наблюдать, как это с ней случится… а, Дамарис? Нам сейчас нельзя думать о себе… надо подумать прежде всего о ней.

От нетерпения я уже готова была выйти из себя:

— Вы должны сказать, — повторяла я. — Говорите!

Она все еще колебалась, потом, будто собрав все свои силы, она начала свой рассказ.

— Я вышла замуж против воли моей семьи. Вам может показаться, что это не имеет отношения к нашему разговору, но я просто хочу объяснить вам, откуда мне известно…

— Да-да, конечно, — нетерпеливо перебила я.

Она перебирала пальцами одеяло, которым были укутаны ее колени.

— У меня было небольшое, но зато мое собственное состояние. Как вам известно, если женщина выходит замуж, ее состояние становится собственностью ее мужа. Ему хотелось иметь состояние — и он женился на мне. Я была о нем высокого мнения. Он был предан работе врача, и я собиралась помогать ему в этом, работая вместе с ним. Его пациенты обожали своего доктора. Ради них он готов был пожертвовать собой. Но… видите ли, на самом деле существовало два разных доктора. Один из них общался с друзьями, лечил больных, одним словом — был очаровательным человеком, заботящимся о благе других. И совсем другим этот доктор был дома. Это были два разных человека. Ему нравилось играть роль благородного врача, но не мог же он играть ее все время, правда, Дамарис?

Дамарис еле выдавила из себя:

— Ты не должна… ах, ты не должна!.. Если он узнает…

— Так вот, — продолжала миссис Смит. — Он не считал себя простым смертным, какими были мы — все, кто окружал его. Он достиг прекрасных результатов в работе, а ведь начинал он очень скромно и бедно. Мне это понравилось с самого начала. Но вскоре он устал разыгрывать передо мной эту роль. Это было еще до того, как родилась Дамарис. А потом он очень разозлился, что появилась она — дочь, а не сын. Он хотел сына — чтобы он в точности походил на него, а значит, в его глазах, был совершенством. Дамарис очень быстро поняла его натуру. Помнишь, Дамарис, как ты где-нибудь играла, счастливая и довольная — ведь дети быстро все забывают, и когда они радуются хотя бы один час, им кажется, что всегда так и было. Потом мы слышали его шаги в холле, и ты прибегала и прижималась ко мне от страха, помнишь?

— Он плохо обращался с вами? — спросила я.

— Не в физическом смысле. Нет, это на него не похоже. Но он ненавидел меня. Да это и понятно. Сначала ему нужны были мои деньги, и он получил их; но после нескольких неудачных попыток иметь сына я стала ему просто не нужна. Эти долгие годы, полные ужаса и тоски… Не знаю, как я пережила их.

— Так, значит, меня пытался уничтожить доктор Смит. Но почему? Почему?

— Я вам скажу и об этом. Я знакома с его приемной матерью. Она живет здесь недалеко в маленьком домике на торфяниках. Ей принесли его, когда он был совсем крошкой. Он был сыном цыганки, которая на время оставила своих сородичей и работала на кухне в Ревелз. Ее мужем был цыган по фамилии Смит. Но когда у нее родился ребенок, она отказалась от него и бросила. Сэр Мэтью проявлял интерес к этой девушке. Не знаю, был ли он ее любовником, но Деверел всегда думал, что это было именно так. Он полагал, что является сыном сэра Мэтью. Теперь вы догадываетесь?

— Да, кое-что становится ясным, — сказала я.

— А когда сэр Мэтью дал ему образование и возможность получить специальность врача, он окончательно уверился в этом. Он женился на мне и назвал нашу дочь Дамарис, потому что Рокуэллы всегда выбирали имена из Библии для своих детей. Но хотел-то он сына. Он хотел увидеть своего сына в Ревелз. Поэтому…

Она обернулась к Дамарис, та тихонько плакала.

— Я должна рассказать ей обо всем, — успокоила она ее. — Это единственный выход. Надо было сказать ей обо всем еще раньше. Но ты ведь знаешь, как мы всегда боялись его гнева.

— Пожалуйста, продолжайте!.. — взмолилась я.

— После нескольких выкидышей меня предупредили, что больше детей мне иметь нельзя. Но… он все же хотел сына! И я опять попыталась. Но сына не было. Ребенок родился мертвым, а я… с тех пор я осталась инвалидом. Представляете, как он ненавидит меня! Ведь я даже сына не смогла ему родить! Думаю, он просто избавился бы от меня, если бы не Дамарис. — Она протянула руку и погладила дочь по волосам.

— Ты видишь, детка, какое-то влияние на него мы все-таки имеем. — Потом она обратилась ко мне: — Это было четыре года назад — моя тщетная попытка родить ему сына. Хотя и до этого я не была очень крепкой, но все же принимала участие в местной жизни. Даже играла роль на историческом празднике… правда, всего лишь роль монаха. У меня и костюм сохранился — по крайней мере, еще несколько месяцев назад он у меня был.

Затаив дыхание, я спросила:

— Так значит, это ваша ряса?

— Да, моя. Она хранилась у меня, я немного сентиментальна в таких делах. Это мне напоминало о тех днях, когда я еще не была больна.

— Но Дамарис помогала ему, — с укором произнесла я. — Она клялась, что ничего не видела.

— Я была вынуждена, — прошептала Дамарис со слезами на глазах. — Он говорил мне, что надо делать. Мы всегда подчинялись ему. И не осмеливались перечить. Я должна была проводить вас на развалины… не очень быстро… чтобы он добрался туда раньше нас. А потом, когда он появился, мне следовало притвориться, что я ничего не видела. Из развалин есть проход к дому. Он нашел его, еще когда был мальчиком. Поэтому, когда вы пришли, он уже был в доме.