Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Мы с Яром продолжали сидеть, молча глядя друг на друга и пытаясь свыкнуться с новой реальностью. Реальностью, в которой больше не было смелых планов покорения мира, безоблачных мечтаний и веселья. Реальностью, которую перечеркнул страшный диагноз, обозначавший только одно — отныне Ярославу придется выигрывать на спор у жизни каждый год, каждую новую дату на календаре.

— Яр, — наконец, подала голос я, потянувшись рукой к сигаретам. — Вот ты сказал, что точно уверен. В этом… в том, что у тебя ВИЧ. А почему? И вообще, как это произошло? Как ты заподозрил?

— Долгая история, Лекс, — следом за мной выходя из состояния молчаливого ступора, ответил Ярослав, так же закуривая. — Долгая и запутанная, с чертовой кучей ненужных тебе подробностей. Я сам в них до сих пор не могу разобраться. Ну что ты так на меня смотришь? Что еще?

— Послушай… А тебе курить вообще можно? Ведь иммунитет уже не может… нормально противостоять… — чувствуя, как горло сдавливает спазм, я прокашлялась и заморгала, пытаясь навести резкость — картинка окружающего мира почему-то смазалась, и лишь через несколько мгновений я поняла, что это из-за слез.

Раздраженно тряхнув головой, я постаралась скрыть эту неконтролируемую слабость — не хватало еще начать оплакивать Ярослава раньше времени, и чтобы он это заметил.

— Ну, не желательно, Лекс, конечно, не желательно. Но меньше всего я хочу стать стерильным и правильным поклонником здоровых привычек. Трястись по поводу каждой мелочи, способной меня убить, шарахаться от кашляющих или чихающих людей, а их сейчас, зимой вон сколько на улицах! — он негромко рассмеялся и я почувствовала, что окружающий мир опять расплывается перед глазами. — Я и на учет не становился, и лекарств никаких поддерживающих принимать не собираюсь. Не хочу. Вот не хочу и все. Сколько еще месяцев или лет натикает — столько и натикает. Знаешь, после всего этого, я стал жутким фаталистом. И не хочу больше ни за что бороться или цепляться. Будь что будет — и никак иначе! — и он, привычно тряхнув челкой, пригубил начавший остывать кофе. — Фу, ну какая же все-таки гадость! Сколько пью — никак не могу привыкнуть! Мне кажется, вот этот… напиток — реально яд и он способен убивать быстрее никотина.

Не в силах сдержать улыбки в ответ на его откровенное дуракаваляние я тоже сделала глоток ужасной на вкус жидкости и повторила свой вопрос:

— Ну а все же, Яр? Как ты узнал? Давно? Расскажи. Расскажи мне все.

Историю, которую выложил мне Яр, я слушала, чувствуя, как волосы на затылке шевелятся от ужаса. Слишком ненормально, неправильно, вызывающе несправедливо все было.

Оказывается, тот самый тайный возлюбленный, имени которого он и сейчас не хотел называть, был инфицирован давно. Мало того, прекрасно знал об этом, да вот только Ярослава в известность ставить не собирался — во избежание лишних разговоров и "ненужных истерик".

— Как истерик? Как истерик, Яр? — чувствуя, как тяжело выговаривать каждое слово задеревеневшим языком, переспросила я. — Ведь это же… это же вопрос жизни и смерти, в прямом смысле слова.

— Ну вот не хотел он… заморачиваться, — задумчиво глядя в сторону, ответил Ярослав. — И меня лишний раз волновать.

— Это он тебе так сказал? Или это ты так считаешь? Что не хотел волновать? Ведь это же трусость, Яр, преступная трусость! Он же умышленно, понимаешь, умышленно тебя заразил! Если бы ты знал об этом, да разве бы ты стал…

— Стал бы, Лекс. В том-то и дело, что стал, — неожиданно твердым и резким тоном оборвал меня Яр. — Да, я был бы более осторожен, но не отвернулся бы от него. Потому я так разозлился, когда узнал, что полтора года меня водят за нос. Ведь это не любовь, Лекс. Это какая-то извращенная похоть. Когда нет доверия, когда есть тайная, вторая жизнь, когда человек изменяет направо и налево, врет, выкручивается, юлит. Это что угодно, но не любовь с его стороны. А ведь я был готов… м-да… — и он опять опустив глаза, быстро закурил, чтобы хоть чем-то заполнить неловкую паузу.

— Он изменял тебе? — переспросила я, параллельно ругая себя за глупый вопрос. И без лишних уточнений я видела, насколько больно Ярославу говорить на эту тему. Ведь несмотря на то, что он узнал правду и больше не питал иллюзий, его чувства никуда не делись. Они продолжали упрямо жить, мучая его даже несмотря на осознание того, что в ответ на свою любовь он получил удар ножом в спину.

— Помнишь, когда я последний раз приходил в универ? — продолжил Яр, наконец, справившись с эмоциями. — Я уже тогда кое-что подозревал. Наша последняя поездка… Она была совсем не такой, как предыдущие. В тот раз он даже не очень-то хотел брать меня с собой, все придумывал какие-то причины, почему я не могу ехать с ним. А я доказывал ему, что это неважно, что это пустяки. Глупо. Как глупо, правда, Лекс? Лучше бы мы с тобой тогда действительно в Артек рванули, раскапывать свитки древних греков, как я врал родителям, — улыбнулся он, а я, чтобы не разреветься, только крепче сжала пальцами левую руку, снова впиваясь ногтями в шрамы. Только этот проверенный способ мог дать мне порцию новой силы, чтобы спокойно улыбнуться в ответ и поддержать Ярослава в его шутке. — Но я настоял, и мы все же уехали. А он, знаешь, наверное, решил, что так лучше. Пусть я сам все увижу — и уйду от него. Ведь к тому времени я ему окончательно надоел. Это я сейчас понимаю. А тогда нет, не понимал. Вообще не хотел понимать. Как и то, что он терпеть не может все эти выяснения отношений и "истерики". Это его вечное слово "истерики" — им он прикрывался, когда я вызвал его на откровенный разговор после нашего возвращения.

Тогда вопросов и подозрений накопилось у меня очень уж много. И он, как бы нехотя и все время повторяя "только не надо истерик" подтвердил, что вся та вереница непонятных людей, которых я, возвращаясь с пляжа, видел выходящими из его номера… нашего номера! — Яр шумно выдохнул дым. — В общем, это не были массажисты или обслуживающий персонал. Все это были его случайные любовники. И знаешь Лекс, от чего я приофигел, изрядно приофигел? Даже не от самого факта того, что я не один… Кто виноват, что я такой бестолковый дурак, раз держал в голове эту смешную цифру — один? Я реально был шокирован количеством их. Других. Замен мне, что ли. Потому что тогда у меня что-то в голове щелкнуло и я внезапно понял, что те его случайные друзья-приятели, на которых я наталкивался время от времени в его квартире — они тоже… не совсем друзья-приятели. Может и не все, но многие — это точно.

Я молчала, не зная, что сказать. Да и что можно говорить в ответ на такие дикие вещи, которых не должно было происходить, но они, тем не менее, регулярно происходили. И мир не летел в тар-тарары, солнце все так же жизнерадостно поднималось над горизонтом каждое утро, и звезды не сыпались на землю карающими метеоритами.

— И вот тогда, Лекс, после того, как я понял все… Ты не поверишь — первой мыслью было сразу же пойти и провериться на предмет всяких венерических болячек. Смешно, правда? У меня тут вроде как сердце разбито, а я о таких низменных материях думаю. Если уж совсем начистоту говорить, наверное, это было просто отвлечение. Мне нужно было переключиться на что угодно, на любое занятие, лишь бы не думать о том, каким я был идиотом. А еще это странное ощущение — пустота. Оно меня с ума сводило. Еще вчера у тебя было все, а сегодня ничего нет. Совсем ничего. И ты, понимая все, не можешь этого принять. Это знаешь, как человеку ампутируют руку или ногу, а она у него все еще болит, очень болит, эта несуществующая рука или нога. Вот так и мое странное чувство. Которое я сам отрезал, ампутировал, его уже не было, не должно было быть! А оно все еще болело, временами невыносимо. Поэтому я должен был отвлечься.

— И ты пошел… в поликлинику? — чтобы хоть как-то поддержать этот все более невыносимый разговор, переспросила я.

— Да нет, Лекс, какая поликлиника, — фыркнул Яр. — У нас же врачебная тайна — вещь мифическая, и только в трактатах по врачебной этике существующая! Если бы у меня нашли что-то возмутительное, это знал бы весь наш участок, соседи и мои маменька с папенькой в придачу. Не знаю как, но раззвонили бы, нашим медсестрам только дай языки почесать. Да и вообще, в моей поликлинике лаборатория просто отстойная. Нет, я пошел в диагностический центр, мне как раз в октябре восемнадцать исполнилось — так что можно было спокойно, без чьего-либо сопровождения сдавать какие угодно анализы. Хоть на наличие тайно подселенных внутрь инопланетян, — Яр опять не удержался от шутки. — Были бы деньги, естественно. В общем, я заказал себе олл-инклюзив, если так можно выразиться. Полное обследование, начиная от гепатита и заканчивая какими-то там совсем уж цито… цитомегаинфекциями… Черт, так и не научился выговаривать это слово, хотя обследование два раза проходил. Ну, в числе прочих был анализ на ВИЧ. Я еще так с юмором отнесся — ого, вот это действительно олл-инклюзив! В государственных лабораториях очередь огромная, чтобы кровь на ВИЧ сдать, и ждать результатов надо с месяц. А тут — полный пакет и ответы через неделю. И веришь, Лекс, я всю эту неделю даже не волновался. Нет, ну я иногда думал так с налетом трагизма — эх, а вдруг у меня сифилис! А потом решил — ну и ладно, многие великие люди болели сифилисом. Вот я вылечусь и точно начну жизнь с нового листа! Разделаюсь со всеми остатками прошлого! А может, их и нет вообще. Зато теперь я буду точно знать, что к этому человеку у меня точно никакой привязки нет.