Царь Иисус - Роберт Грейвз

Иисус пришел в Иерусалим. И на фруктовом рынке, и на медном рынке, и у городских ворот он проповедовал с не меньшим успехом, чем во время своего первого посещения Капернаума. Люди узнавали властные нотки в его голосе, а его целительское искусство побуждало довериться ему. Хотя то, что он говорил, для многих звучало по-фарисейски, тем не менее его приглашали проповедовать в синагоги победнее, — в Иерусалиме их тогда было две или три сотни, — и всегда приходило много народу. Однако священники-саддукеи, поскольку он возвещал близкое царство Бо-жие, постоянно следили за ним и готовы были взять его под стражу при малейшем подозрении в революционном призыве.

Унаследовавшие от древних пророков статус хранителей общественной морали фарисеи в свое время заключили с саддукеями молчаливое соглашение. Первосвященник был ставленником Рима и по долгу службы совмещал обязанности первосвященника с обязанностями председателя Великого Синедриона, так что за революционные идеи отвечал он, зато саддукеи согласились на то, что борьба с еретическими идеями — забота сопредседателей Высшего суда фарисеев, которые не только вершили суд согласно Моисееву Закону, но и по всему миру руководили синагогальной службой. Судьи из Высшего суда напрямую не соотносились с римским прокуратором и использовали в качестве посредника Великий Синедрион, в котором, кстати, были представлены, например, Никодимом, сыном Гориона, и Иосифом Аримафейским, однако, скорее всего, таким образом они помогали защищать учение саддукеев от неправильного понимания его римлянами как учения всего иудейского народа. Правило Шаммая: «Люби работу, ненавидь службу, и пусть не считают тебя другом власти», — сделало из фарисеев квиетистов. Они даже придумали поговорку: «Услышал звон мечей, ступай домой скорей». Но как бы глубоко ни расходились они с саддукеями в вопросах религии — особенно это касалось воскресения, — все же они поддерживали их в осуждении мессианства, особенно близко к сердцу принимаемого среди людей праздных, невежественных и нетерпеливых. Мудреца приход Мессии никогда не застанет врасплох, говорили они, но он зажмет уши и не станет бросаться на каждый крик, возвещающий о его приходе. Наступит час, явится Мессия, и неоспоримыми будут небесные доказательства того, что он — это он.

Председатели Высшего суда послали к первосвященнику Каиафе обсудить с ним вопрос об Иисусе своего велеречивого секретаря Иосифа Аримафейского. Иосиф попросил Каиафу не трогать Иисуса:

— Он простой и, мне кажется, благочестивый человек. Ему хочется спасти от гибели израильтян, которые по разным причинам или не были допущены в синагогу, или были отлучены от нее. Это преступники, сборщики податей, продажные женщины и всякий прочий сброд. Мне кажется, он делает нужное дело. В прошлом году, правда, у него были неприятности в Капернауме и Хоразине, но кто не знает этих тупоумных и нетерпеливых провинциалов. Будь я на их месте, я бы все ему позволил и еще благословил бы его. Конечно, ни одна уважающая себя синагога не пустит к себе людей с плохим прошлым, но у него так много последователей, что можно было бы на пожертвования построить для него отдельную синагогу. И Небесам это было бы любезно, и политикам спокойно.

— Нет, нет, друг мой Иосиф, по тому, что я слышал об Иисусе, твои лекарства не годятся. Он самым отвратительным образом науськивает нечистых на чистых, и мои симпатии всецело на стороне старцев Капернаума. Но вообще-то не могу с тобой не согласиться. Не будем его трогать, и толпе скоро надоедят его проповеди. Старцы же в синагогах, увидев, с кем он водит компанию, сами закроют перед ним двери. Передай своим просвещенным и благочестивым председателям мои поклоны. Пожалуй, я воздержусь от каких-либо действий в отношении этого чудотворца, если только в один прекрасный день он не забудется и не совершит что-нибудь противогосударственное. Тогда уж я вынужден буду принять меры. Кстати, ты не думаешь, что он немного сумасшедший? Неужели он вправду считает себя Мессией? Я спрашиваю об этом, потому что в прошлом году он позволил себе вмешаться в торжественную церемонию в день ив.

— Бывает, что пророки, именем Господа предсказывающие наступление царства Божия, сходят с ума. Это опасная профессия. Иоанн Креститель тоже очень странно вел себя перед смертью. И все же не думаю, что Иисус лелеет какие-то грандиозные планы: ведь обычно они выдают себя любовью к воинской славе, громким приказам, флагам, фанфарам… Я благодарен тебе, святой отец, за доброе отношение.

— А я — твоим просвещенным и благочестивым председателям за то, что ты навестил меня.

Иисус много времени посвящал отверженным, и кое-кто из язычников-хрестиан решил, будто чем человек грешнее, тем его покаяние предпочтительнее и тем больше ему воздается в царстве Божием, то есть стоит кому-то в будущем наспех покаяться и представить небесному писцу Еноху отчет в своих ужасных преступлениях, как этому человеку в Божием царстве будет обеспечено место выше любого набожного фарисея, который ни разу ни на волосок не отклонился от Закона. Трудно придумать более глупую пародию на учение Иисуса, который посвящал себя отверженным, потому что они были отверженными, а не потому, что ему нравились их грехи. С его точки зрения, царство Божие не могло прийти, пока не раскаются все израильтяне, но у него не вызывало сомнений воскресение благочестивых евреев.

— У них есть Закон и есть пророки, и им только надо не пропустить, когда наступит Божий день, чтобы принять участие во всеобщем покаянии. Отверженным же не от кого узнать Божью волю. Гиллель — благословенна его память — считал: «Невежественный человек грешит с чистой совестью».

Нигде не сказано, что Иисус относился к грешникам с любовью, хотя один раз, говорят, он с любовью посмотрел на богатого юношу, который с младенчества свято следовал Закону. Ему он сказал:

— Продай имение и раздай нищим.

Юноша ушел, печально размышляя о том, не потеряет ли он своих друзей и не навредит ли тем, кто зависит от него, если примет совет Иисуса, а Иисус вздохнул и спросил учеников:

— Вы когда-нибудь видели в Иерусалиме чужестранца, пытающегося провести нагруженного верблюда через игольное ушко? Вот так будет с богатым в царстве Небесном.

А одному старцу в синагоге, который упрекнул его в том, что он растрачивает свои душевные силы на подонков города, он сказал:

— У вас тут в Иерусалиме вошло в обычай раз в год обращать в истинную веру одного человека из какого-нибудь чужого города или из чужого народа и устраивать по этому поводу всеобщее ликование, чтобы весь мир знал: Закон дан всем, кто хочет служить Богу. Но почему Богу должно нравиться, как вы рыскаете в пустынях Мавритании или на берегах Каспийского моря, ловите там и обрезаете какого-нибудь разрисованного дикаря, чтобы выставить его на следующий год на обозрение, когда вы совсем не обращаете внимания на множество ваших же братьев израильтян, которым в первую очередь должны отдать свою любовь.

Декабрь и январь Иисус провел в Иерусалиме, втайне получая деньги от Никодима и ни разу не появившись в доме Лазаря из-за враждебности Марии. Лазарь тяжело переживал это якобы пренебрежение Иисуса и не пытался встретиться с ним на рыночных площадях. Зимой, во время праздника освящения Храма после осквернения его Антиохом Епифаном, Никодим послал к Иисусу своего сына, чтобы он тихонько спросил его: «Если ты Мессия, то почему не скажешь об этом? А если нет, то, кто ты?»

Иисус ответил ему:

— Передай своему отцу, что я пастух, заботящийся о своем стаде, и мне нет дела до всяких «если», потому что «если» — это волки, разоряющие нерадивого пастуха.

К концу зимы первосвященник Каиафа с неудовольствием узнал от своих шпионов, что влияние Иисуса со временем не слабеет, а крепнет, и в начале февраля его даже посетили представители иудейского храма в Леонтополе, которые потом спешно возвратились в Египет. Каиафу это сообщение обеспокоило, хотя он затруднился сделать из него какие-то выводы, поэтому, не ставя в известность председателей Высшего суда, он призвал к себе начальника Храмовой стражи и приказал ему:

— Пусть твои левиты не забрасывают камнями чудодея из Назарета. Я обещал Высшему суду не трогать его.

Начальнику стражи не надо было объяснять дважды. Он сообщил о пожелании первосвященника имеющим власть левитам, и те отправились в старый город к иевусеям:

— Первосвященник больше не опекает Иисуса из Назарета. Если сегодня вечером у Рыбных ворот его забросают камнями и погонят прочь из города, никто не будет взят под стражу. Однако следует обойтись без убийства.

В тот же вечер банды иевусеев пришли к Рыбным воротам, и едва появился Иисус, как они забросали его булыжниками и протухшей рыбой. Иисус не выказал испуга, и, хотя он не уклонялся, ни один камень и ни одна рыбина не попали в него. Он лишь сказал ученикам: