Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - Анна Макстед

Потом Джек лег рядом, так что его лицо оказалось над моим. Он поцеловал мою шею, прикоснувшись губами к тому месту, где билась сонная артерия, и сказал:

— Как хорошо, Ханна, что ты опять со мной.

— Просто не верится, что я тебя отпустила так надолго, — улыбнулась я. — Ты мне так дорог.

Он погладил мои волосы.

— Знаешь, когда мы познакомились, мы были очень похожи. Оглянись вокруг и поймешь, сколько ты потеряла. Ты потеряла свою маму. И ты отключилась от осознания этого горя, тебе стало легче жить, ты притерпелась к своему горю. Ты почувствовала, что справишься, если не будешь позволять себе теплых чувств, станешь сдержанной. Потому что настоящая страстная любовь — это и ласка, и неудержимость, и забота, а для тебя это было слишком болезненным напоминанием о том, что потеряно. Легче и безопаснее жить безо всего этого, выбрать для себя жизнь в тени.

Я прижала его к себе.

Глава 38

На следующее утро мне показалось, что я проснулась ни свет ни заря. Но оказалось, что уже около десяти. Джека не было. Какой-то садист давил пальцем на кнопку дверного звонка. Если это почтальон, я напишу на него жалобу.

Хотя толку-то. Я уже жаловалась на почтальона, обвиняла его в садизме. Каждый раз, когда он опускал почту в мой ящик, обычно на рассвете, он хлопал крышкой ящика с такой силой, что невозможно было не проснуться. А по субботам он шумел не меньше десяти минут. Как-то утром Габриелла принесла ко мне Джуда, и тот заснул. Увы, в то утро мне пришло письмо, крайне важное, адресованное: «Уважаемый любитель пиццы». Шум разбудил Джуда, и после его было уже не уложить. Я рывком распахнула дверь квартиры и закричала: «Простите!», желая вернуть виновного. Но тот даже не обратил на меня внимания. В негодовании я позвонила в почтовое отделение. К моему крайнему удивлению, там к моей жалобе отнеслись серьезно. Хотя мне бы хватило одной только возможности пожаловаться ноющим голосом кому-то, кто готов меня выслушать. Бюрократ на другом конце провода переговорил с почтальоном и перезвонил мне. Оказалось, что почтальон просто не слышал моего крика. Он вовсе не хотел бренчать крышкой почтового ящика. Может быть, крышку надо смазать? Ну да, как же, в крышке тут дело! Ясное дело, мы имеем дело со злоумышленником! На следующее утро я подкараулила почтальона. И что же? Он оказался в наушниках.

Я с неохотой выбралась из постели, бормоча: «Ладно, ладно, я тебя слышу!» Шатаясь, я начала искать халат, хотя не знаю почему: у меня ведь его нет. В итоге я отправилась открывать дверь в трусах и футболке с изображением собачки Снупи.

— Детка! Я так волновался! — закричал Роджер.

Я непонимающе рассматривала его. Собственно, а это кто такой?

— Это ты? — наконец спросила я.

Он вошел в квартиру и обнял меня обеими руками:

— Солнышко! Расслабься! А то мне кажется, что я обнимаю большую замороженную рыбу! — Выпустив меня, он приложил руку мне ко лбу. Я увернулась.

— Прости, мне надо одеться. — Я ушла и не спеша, одевалась, надеясь, что он все поймет и уберется. Но когда через сорок пять минут я вышла из спальни, в черном с ног до головы, оказалось, что он растянулся на кушетке и спит.

— Эй, алло! — растолкала я его.

Он открыл глаза и заулыбался. Улыбка перешла в озабоченное выражение, он вскочил на ноги:

— Дорогая моя, как ты все это перенесла? Для тебя это был такой удар!

— Да, удар, — согласилась я.

— Когда он сбежал из зала, я был просто в отчаянии, хотел преследовать его, но, увы, шоу должно продолжаться!

— Ну да, конечно, это главное. Интересно, когда он перестанет притворяться озабоченным и извинится? Хотя никакое «извини» делу не поможет. В принципе, ничто дела не исправит, разве только он сделает себе харакири.

— Хватило же у этого негодяя наглости явиться! Он шокировал меня! И твою мать, кстати, тоже. Один раз разбил мою семью и осмелился снова явиться. Слава Богу, профессионализм победил, и мы сумели вернуться в свои роли. Публика даже ничего не заметила. Публика всегда все простит. Должен признать, что это было унизительно, — негодяй исчез к концу представления, и я не смог набить ему морду. Мне только одно непонятно: какого черта он так уютно расположился под боком твоего бывшего мужа? Что общего может быть у Форрестера с этим типом? У меня нет теперь никакой возможности…

Я с удивлением поняла, что Роджер не знал, что я в курсе дела. Он думал, что я убежала только потому, что после своего исчезновения на целых двадцать пять лет любовник Анжелы нагло навязал нам свое присутствие.

Я задрожала всем телом.

Роджер замолчал на середине фразы, потом спросил:

— Ты здорова?

— С чего бы мне заболеть? — спросила я, проверяя его.

— Когда вчера в зале появился этот урод, у тебя, наверное, что-то всплыло в памяти.

— Да, — согласилась я, — именно так. В памяти всплыло все.

Роджер сочувственно покачал головой: — Твоя мама была в жутком состоянии. Видимо, ощущала свою вину.

— По-моему, чтобы ощущать вину, надо иметь совесть.

— М-м-м. Итак, объясни мне, какова роль твоего друга во всем этом? Они вряд ли друзья, так? Разве не подозрительно, когда учитель дружит с учеником?

— Мистер Коутс — клиент Джека.

Я очень внимательно наблюдала за выражением его лица. Он кивнул, резко опустив подбородок:

— Ах, вот оно что. Он что, актер?

— Он очень успешный актер дубляжа. И характерный актер.

— То есть страшненький. Надо же, дубляж! А был второсортным учителем драмы! — Роджер помолчал. — Надеюсь, Джек… ну, очевидно, он не… я хотел сказать, он не понимает, как все это щепетильно? Да нет, готов спорить, что этот подонок ему даже не говорил, чем занимался до того, как стал актером дубляжа. Но, Ханна, я должен заметить, что тебе незачем встречаться с этим парнем.

— Ты разве забыл, Роджер? Я с ним уже встречалась.

— Ты о чем? — Отец, сидя в кресле, даже не изменил своей позы.

Я пересела на высокий стул с прямой спинкой и посмотрела на него сверху вниз:

— Я вот о чем: «Иди, посмотри, что там делает твоя мама».

— Что это? — засмеялся Роджер. — Что это должно означать? Какого черта?

При его словах я соскочила со стула и заорала во весь голос:

— Да брось прикидываться, ты прекрасно знаешь, какого черта это означает! Это означает, что тебе наплевать и на нее, и на меня, да, да, на меня, на твою собственную дочь. Это омерзительно. Нет, я говорю вовсе не, о ее поступке, мне на него наплевать. Я говорю об извращении, когда отец намеренно посылает свою пятилетнюю дочь посмотреть, как ее мать трахается с другим мужчиной.' Господи, Боже мой, нет ничего удивительного в том, что я не доверяю людям. У меня, наверное, все признаки пост травматического стресса. Синдрома то есть. А ты как думаешь, к чему может привести пятилетнего ребенка такое зрелище? Можешь не отвечать, ты прекрасно знаешь об этом. Подумать только, я ведь до сих пор думала обо всех плохо. Мне до сих пор не верится, что можно такое придумать! Ты, видно, совсем чокнутый, додумался до такого. Ты ведь знал, что навсегда испортишь отношения между собственной дочерью и ее матерью, но у тебя, видите ли, было ущемлено самолюбие! И все это время, всю свою жизнь, сколько я себя помню, я доверяла только тебе! Ты был единственный, кого я уважала и кому доверяла, — сказать «любила» у меня язык не повернулся. — Ты был единственным, с кем я чувствовала себя в безопасности, я не могу сосчитать, скольких людей я оскорбила… почтальон, пострадал из-за… бедняга! Черт побери, если тебя заставили поверить в порочность собственной матери, ты во всех будешь видеть только плохое…