История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага - Уильям Теккерей

Они в это время шли по Стрэнду, мимо ярко освещенного дома, где помещалась какая-то газета. К подъезду во весь опор подкатывали в кебах репортеры; другие, выходя, сталкивались с ними в дверях; лампы горели и в комнатах редакторов, и выше, где трудились наборщики: все окна сияли огнями.

- Погляди, Пен, - сказал Уорингтон. - Вот она, великая машина, она никогда не спит. Ее посланцы рыщут во всех концах света, ее курьеры мчатся по всем дорогам. Ее офицеры маршируют с армиями на походе, ее эмиссары проникают в кабинеты государственных деятелей. Они повсюду. Вот сейчас один представитель этой самой газеты дает взятки в Мадриде, а другой узнает цены на картофель в Ковент-Гардене. Гляди! Вон скачут последние новости из-за границы. Завтра их уже будут знать на Даунинг-стрит. Поднимутся или упадут акции; составятся или рухнут состояния; лорд Б., держа в руках эту самую газету, возьмет слово в палате и, убедившись, что маркиз на своем месте, произнесет замечательную речь... А мистер Дулан вынужден. будет прервать свой ужин в Черной Кухне: он ведь помощник редактора по заграничным делам и не имеет права отойти ко сну, прежде нежели просмотрит депеши.

И в таких разговорах друзья добрались к себе в Темпл, когда на востоке уже золотилась заря.

Глава XXXI,

в которой в дверь стучит мальчик из типографии

Среди своих кутежей и пирушек, как ни были они скромны и умеренны в цене, если не в других смыслах, Пен все время помнил, что над ним висит грозный меч, который скоро, скоро упадет, - и тогда конец его веселой жизни. У него почти не осталось денег. Третью часть их поглотил вступительный взнос в клуб; пришлось купить необходимую мебель для спальни; короче - он разменял свой последний пятифунтовый билет, и как найти ему преемника - понятия не имел: ведь до сих пор наш герой жил как юный принц или как младенец, которому мать дает поесть, чуть он заплачет.

Уорингтону не было известно, на какие средства живет его приятель. Единственный сын, мать - помещица, дядя - старый щеголь, что ни день званный на обед к какому-нибудь вельможе: кто его знает, возможно, в его распоряжении огромное богатство. Цепочки у него золотые, несессер такой, что впору лорду, и манеры и вкусы аристократические. Не то, чтобы ему требовалось только все самое дорогое, - он с отменным аппетитом поглощает пинту портера и порцию жаркого из кухмистерской, но экономить по мелочам он не умеет. Он неспособен дать лакею на чай два пенса; не может не нанять кеб, если ему этого хочется или если идет дождь, а уж если наймет кеб, то непременно переплатит вознице. Чищеные перчатки презирает. Будь он воспитан в расчете на десять тысяч годового дохода, он и те не мог бы меньше скупиться: стоит ему услышать жалостную историю нищего или увидеть исхудавшее детское личико, как рука его тянется к карману... Может быть, тут сказывалась широкая натура, упрямо не желающая вести счет деньгам; может, врожденная доброта и великодушие; а может, и мелкое тщеславие, погоня за похвалой, пусть даже за похвалой возниц и лакеев. Едва ли и умнейшие из нас всегда знают, какие ими движут чувства, и, вероятно, иные наши поступки, которыми мы более всего гордимся, очень удивят нас, когда мы в свое время доберемся до их источника.

Итак, Уорингтон не знал денежных обстоятельств Пена, а тот не считал возможным ему открыться. Что в колледже Пен безрассудно сорил деньгами - это его друг помнил, а впрочем, в колледже все безрассудно сорят деньгами. Но как значительны были траты сына и как ничтожны средства матери - на этот счет мистер Уорингтон еще не был просвещен.

Истина выплыла наружу в один прекрасный девь, когда Пен мрачно созерцал сдачу с последних пяти фунтов, лежавшую на подносе рядом со жбаном пива, за которым Уорингтон посылал мальчишку.

- Последняя роза лета, - произнес Пен. - Ее цветущие подруги давно увяли, а теперь и она облетает. - И он поведал Уорингтону обо всем, что мы знаем - о бедности матери, о собственных безумствах, о великодушии Лоры,а Уорингтон попыхивал трубкой и внимательно слушал его. Когда Пен кончил, он сказал, выколачивая трубку:

- Безденежье пойдет тебе на пользу. Нет лучшего лекарства для порядочного человека - заметь, порядочного, на прочих оно не действует, нежели пустой карман. Он бодрит и укрепляет, держит в непрестанном возбуждении, - так бывает, когда человек берет барьер или фехтует с противником: вынужденный глядеть в лицо опасности, он напрягает все свои силы, чтобы преодолеть ее. Нужда выявляет наше мужество, если оно в нас есть, и учит бороться с судьбой. Когда у тебя не будет денег, ты поймешь, сколько есть такого, без чего отлично можно обойтись. Тебе уже не будут нужны ни новые перчатки, ни лакированные сапоги, ни одеколон, ни кебы. Ты неженка, Пен, ты избалован женским воспитанием. Здоровый, неглупый человек, который неспособен прокормить одного себя, недостоин того, чтобы жить на свете. Такой пусть истратит последний пенс и - бух в воду с моста Ватерлоо. Или пусть украдет баранью ногу, и его сошлют на каторгу, вон из Англии нечего ему тут делать. Dixi. Я свое сказал. И давай выпьем пива.

- Ты-то свое сказал, - возразил Пен, - а мне как быть? В Англии хватает и хлеба и мяса, но за них надо платить работой или деньгами. А кому нужна моя работа? И что я могу делать?

Уорингтон расхохотался.

- Давай поместим объявление в "Таймсе", - предложил он. - "Ищет место младшего учителя в классической и коммерческой школе дворянин, бакалавр искусств, получил образование в корлледже св. Бонифация в Оксбридже, срезался на экзаменах..."

- Перестань! - вскричал Пен.

- "...желает вести занятия по классическим предметам, математике и основам французского языка; может также стричь и брить, присматривать за младшими учениками и играть в четыре руки с дочками директора. Обращаться к А. П., Лемб-Корт, Темпл".

- Да ну тебя, - проворчал Пен.

- - Мало ли чем можно заняться. Вон твой приятель Блаундел - тот профессиональный шулер, разъезжает по Европе, высматривает желторотых аристократов и обирает их. А Боб О'Тул, с которым я учился в школе, возит почту в Валлинафад, в том числе корреспонденции Джека Финьюкейна. А еще я знаю одного человека, он сын доктора, как и... ну, ну, не сердись, что я такого сказал?.. Так вот, сын доктора, и сам уже понемножку работал здесь в больнице, а потом поссорился с родителем из-за каких-то денег и знаешь что сделал, когда спустил последние пять фунтов? Отрастил усы, уехал в провинцию, объявил себя профессором Спинето, мозольным оператором его величества императора всея Руси, удачно срезал мозоль редактору местной газеты, после чего к нему повалили клиенты, и три года прожил безбедно. А теперь он помирился с семьей и унаследовал отцовские припарки!

- К черту припарки! - вскричал Пен. - Не буду я ни править каретой, ни срезать мозоли, ни плутовать в карты. Больше ты ничего не можешь мне предложить?

- Могу. Мой собственный опыт. У каждого, видишь ли, есть свои секреты. До сегодняшнего нашего разговора я был уверен, что ты богатый человек, - так и всякий бы решил, глядя на твои беспардонно барственные замашки. Из того, что ты мне рассказал, ясно, что к доходам матери ты больше и притрагиваться не смеешь. Нельзя же без конца жить на счет женщин. Ты должен расплатиться с этой чудесной девушкой... как ее зовут, Лора? За твое здоровье, Лора!.. И не брать больше из дому ни шиллинга, хотя бы тебе пришлось рыть канавы.

- Но на что мне жить? - спросил Пен.

- А на что живу я, как ты думаешь? На содержание, положенное младшему брату? У меня тоже есть свои секреты, мой милый. - Лицо Уорингтона помрачнело. - С этими деньгами я уже пять лет как распростился, и умно бы поступил, если бы чуть пораньше этого распростился с жизнью. С тех пор я сам себе кормилец. Мне много не нужно. Когда кошелек у меня пустеет, я берусь за работу и снова наполняю его, а потом лежу и бездельничаю, как индус или как удав, пока не переварю того, что съел. Вот видишь, я уже немного проголодался, - и Уорингтон показал Пену длинный, тощий кошелек, в котором болтались три-четыре золотые монеты.

- Но как ты его наполняешь? - спросил Пен.

- Пишу, - отвечал Уорингтон. - Я не сообщаю об этом всем и каждому, добавил он, слегка покраснев. - К чему лишние расспросы! А может быть, я просто осел и не желаю, чтобы люди болтали, что, мол, Джордж Уорингтон пишет ради хлеба насущного. Пишу я в юридических журналах. Вот, смотри, эти статьи мои. - Он перелистал несколько страниц. - И еще работаю иногда для одной газеты, у меня там знакомый редактор.

И однажды, зайдя с Пенденнисом в клуб, Уорингтон потребовал подшивку "Зари" и молча указал пальцем на несколько статей, которые Пен тут же прочитал с великим удовольствием. После этого он без труда узнавал писания Уорингтона - его четкую мысль, заключенную в сжатые периоды, здравый, насмешливый ум и знание предмета.

- На это я не гожусь, - сказал Пен, искренне восхищенный талантом друга. - В политике и в истории я профан и литературу знаю весьма поверхностно. Где мне летать на таких крыльях,