История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага - Уильям Теккерей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XXX
Старые и новые знакомые
Пен, вдохновленный мыслью, что узнает жизнь, побывал во многих уголках Лондона, пользующихся сомнительной славой. Ему нравилось общаться со всякого рода людьми: он наблюдал грузчиков в кабаках, боксеров в харчевнях, добропорядочных горожан, развлекающихся в пригородах или на реке; и он охотно поболтал бы с знаменитыми карманниками или выпил бы кружку эля в компании громил и взломщиков, если бы случай свел его с этой братией. Он восхищался тем, как серьезно Уорингтон слушает россказни Любимца Татбери и Брайтонского Молодца в "Гербе Чемпиона" и какое участие принимает в грузчиках, собравшихся выпить у "Лисы под Горой". Уорингтон знал чуть ли не все питейные заведения Лондона и предместий и чуть ли не всех, кто проводил там время. Повсюду он был личным другом хозяина и хозяйки и одинаково желанным гостем в буфете и в распивочной. Он уверял, что здесь ему интереснее, нежели среди людей его собственного круга, чьи манеры претят ему, а разговор невыносимо скучен. "В обществе, - уверял он, - все на одно лицо, все одинаково одеваются, все пьют, едят и говорят одно и то же; один денди в клубе и выглядит и разговаривает в точности как другой; одна юная мисс на бале похожа на другую как две капли воды. А здесь встречаешь людей самобытных. Я люблю побеседовать с первым силачом Англии, или с человеком, который может всех в Англии перепить, или с шляпником, этим ярым республиканцем, который считает Тислвуда величайшей исторической личностью. Грог я предпочитаю кларету, а посыпанный песком пол в Карнаби-Маркет натертому до блеска паркету в Мэйфэре. Да, признаюсь, те, кто не вхож в "высший свет", мне более по душе".
Как видим, по своим общественным вкусам мистер Уорингтон был республиканец; беседуя с Джеком или Томом, он не допускал мысли, что в каком-то смысле он лучше их, хотя уважительное их обхождение втайне, возможно, и льстило ему.
Пен, как уже сказано, с великим восторгом и прилежанием сопровождал друга в его разнообразных походах. Но он был значительно моложе, а посему держался более надменно и чопорно: прямо-таки переодетый юный принц, посещающий бедняков во владениях своего августейшего родителя. В нем ценили наружность, хорошие манеры - сразу видно, что из господ. От него исходила милостивая доброта, царственное прямодушие и величавость, хотя отец его торговал припарками и унаследовать ему предстояло не престол, а всего лишь грошовое состояние. Когда нас возносят на такую высоту, мы с охотой этому поддаемся и всегда готовы восчувствовать свое превосходство над людьми, которые ничем нас не хуже. Высокомерная снисходительность Пена в эту пору его жизни была поистине восхитительна. У людей неглупых эта нахальная кичливость с годами проходит; но забавно наблюдать, как важничает умный и великодушный юноша - есть даже что-то умилительное в этом ребяческом недомыслии.
Итак, посвятив утро прилежному чтению, притом не одних лишь сухих юридических трактатов, но также трудов по истории и политике и романов, не менее необходимых для развития и просвещения молодых умов; уделив достаточно внимания изящной словесности, обозрениям, капитальным трудам по юриспруденции, а главное - газете, наши друзья замечали, что близится час обеда, и, подгоняемые голодом и желанием поразвлечься, выходили из дому с намерением провести остаток дня столь же приятно, но повеселее. Хорошо живется в двадцать четыре года, когда ум и тело равно здоровы и деятельны, когда жизнь еще внове и ты шагаешь по ней, окрыленный молодостью и чудесной способностью наслаждаться! Если впоследствии мы чувствуем себя молодыми, так только с товарищами тех давних лет; если напеваем в старости песни, так лишь те, что запомнились нам с той поры. Случается, что память воскрешает перед нами сплошной праздник, каким была тогда жизнь; но как зарос сорняками наш увеселительный сад, как облетели гирлянды, как поредели и состарились гости и сколько погасло огней! Седина подкралась к нам, как рассвет, - рассвет, и с ним головная боль. Радость уснула, не стерев со щек румян. Что ж, приятель, пойдем дальше при свете дня - трезвые и печальные, но не ожесточенные.
Не знаю, что сказали бы Элен и Лора, если б увидели, - а доведись им в это время быть в Лондоне и не в постели, они могли бы нередко это увидеть, как на заре, когда мосты начинают розоветь под первыми лучами солнца, Пен и Уорингтон катят по звонким мостовым к Темплу после своих бурных ночных похождений - бурных, но не столь греховных, как бывают иногда такие похождения, ибо Уорингтон был женоненавистником, а Пен, как уже говорилось, не унижался до пошлых интрижек. Юный принц фэрокский к любой женщине обращался учтиво и почтительно, с врожденной воспитанностью избегая всякого грубого слова или жеста, ибо, хотя он, как мы видели, влюбился в дуру, тем уподобившись многим мужчинам и лучше его и хуже, и хотя первый раз, вероятно, не был последним, однако, пока заблуждение длилось, он поклонялся своей любви как богине. Мужчины служат женщинам, преклонив колена, а поднявшись с колен - уходят.
Эти слова напрямик сказал Пену один его знакомый - старый знакомый, с которым он вновь свиделся в Лондоне, - не кто иной, как мистер Бауз, некогда состоявший при театре в Чаттерисе, а ныне сопровождавший игрой на фортепьяно пение тех высоко одаренных мужей, что ежевечерне услаждают публику в трактире "Голова Фильдинга", том самом, где собирался кружок, именуемый Черная Кухня.
На развеселых этих сборищах Пен много с кем подружился. В "Голове Фильдинга" устраивают концерты чуть ли не с тех времен, когда прославленный автор "Тома Джонса" исполнял должность судьи на близлежащей Боустрит; посетителям до сих пор показывают его любимое место, а стул, на котором он, по преданию, сидел, достается тому, под чьим председательством проходит вечер. Восседал на нем обычно почтенный мистер Кэтс, хозяин "Головы Фильдинга", если только его не подводила подагра или иная немочь. Возможно, кое-кто из моих читателей мужчин помнит его широкую улыбку и прекрасный голос; во время музыкальных сборищ он много и охотно пел, причем песни его такие, как "Простой английский джентльмен" или "Милый Том, в этой темной бутыли" - можно отнести к школе, которую я бы назвал школой Британского грога, ибо в них слиты воедино пафос и гостеприимство и превозносятся баритоном высокие качества спиртного и застольная дружба. Нередко в них также воздается хвала красоте наших женщин и геройству наших военачальников на суше и на море, и в молодости я не раз восхищался тем, как мистер Кэтс-певец, подогрев наши патриотические чувства описанием смертельно раненного Аберкромби или же доведя нас до слез балладой о том, как "Старик увидел желтый лист и понял: смерть близка", которую он исполнял со слезой и с дрожанием в голосе, - как Кэтс-певец мгновенно превращался в Кэтса-хозяина и, пока мы, растроганные до глубины души, еще стучали кулаками по столам в знак шумного одобрения, уже выкликал:
- А теперь, джентльмены, что прикажете? Лакей ждет заказов... Джон, бокал шампанского мистеру Грину... Как вы сказали, сэр? Колбасы с картофельным пюре?.. Джон, обслужите.
- А мне, Джон, стаканчик пунша, да чтобы вода была - кипяток, - нередко раздавался в это время голос, хорошо знакомый Пену, который вздрогнул и покраснел, услышав его, - голос почтенного капитана Костигана, ибо он проживал теперь в Лондоне и был одним из виднейших участников музыкальных сборищ в "Голове Фильдинга".
Бахвальство и чудачества капитана привлекали сюда множество молодых людей. Он был личностью незаурядной, и слава о нем пошла вскоре же после его прибытия в Лондон, а тем более - после замужества его дочери. О ней он много чего мог порассказать тому, кто в этот день был его другом (то есть кто пил с ним за одним столом). Рассказывал о ее свадьбе и о том, что предшествовало этому событию и что за ним последовало; о том, сколько у нее карет и как Мирабель обожает ее и его, Костигана; о том, что в случае необходимости он всегда может обратиться к зятю и получить у него сто фунтов стерлингов. А сообщив, что твердо намерен "обратиться" в будущую субботу - "клянусь честью, в будущую субботу, четырнадцатого числа... вы сами увидите, деньги мне выдадут здесь же, у Кэтса, едва я предъявлю чек"... - капитан частенько просил очередного друга ссудить ему полкроны до этой субботы после дождика, когда он - слово офицера и джентльмена - не преминет возвратить сей пустячный заем.
Сэр Чарльз Мирабель не питал к своему тестю горячей привязанности, которой последний любил похвастаться (впрочем, случалось и так, что Кос, будучи на взводе, горько сетовал на неблагодарность своей нежно любимой дочери и на прижимистость богатого старика - ее супруга); однако нельзя сказать, чтобы он был ими обижен: ему положили небольшую пенсию, которую регулярно выплачивали, но которую бедный Кос еще более регулярно тратил вперед; и дни платежей были хорошо известны его друзьям по "Голове Фильдинга", куда честный капитан являлся с деньгами в руках и в самый разгар концерта во весь голос требовал, чтобы ему разменяли банкноту.