Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сверхзвуковой пассажирский самолет Ту-144 на фоне здания третьего аэровокзала. 1972
Наконец, четвертое здание аэровокзала, отчасти сохранившееся до сегодняшнего дня, начали строить в 1972-м и ввели в эксплуатацию в 1976-м. Его проектированием занимались в основном специалисты московского института «Аэропроект» при участии коллег из ТашНИиПИгенплана. Пропускная способность нового здания была рассчитана на 1200–1800 человек в час (по другим данным — на 1650). Такой высокий пассажиропоток потребовал новых архитектурных и планировочных решений: «Основные задачи, которые стояли перед авторами ташкентского аэровокзала — снижение времени обслуживания, повышение комфорта пассажиров»[458].
Вид на аэровокзал со стороны города. 2-я пол. 1970-х
В отличие от середины 1950-х, когда проектировали Кондакова и Мерпорт, комфорт теперь понимался не как роскошь и покой, а в первую очередь как удобство, эргономичность, способность соответствовать высоким скоростям перемещения пассажиров. Для решения этих задач была применена двухуровневая функциональная схема, ставшая сегодня привычной, но в то время бывшая новаторской. Потоки прилетающих и вылетающих пассажиров были разделены: для первых предназначался первый этаж, для последних — второй и третий. Такая схема непосредственно отразилась не только на внутренней планировке, но и на внешнем облике аэровокзала.
Если в более ранних зданиях аэровокзалов, включая и терминал Кондаковой-Мерпорта 1956 года, был единый центральный вход-выход (как до сих пор на многих железнодорожных вокзалах), то теперь такая схема оказалась невозможной — слишком большими были бы встречные потоки людей. Поэтому разделение пассажиропотоков начиналось еще до непосредственного входа пассажиров в здание. Со стороны подъезда к аэропорту была запроектирована динамично изогнутая эстакада, по которой автобусы и автомобили могли заехать на второй уровень, предназначенный для вылетающих, и таким образом, вылетающим пассажирам не нужно было тратить время на подъем по лестницам с чемоданами — принципы скорости и комфорта были воплощены в жизнь.
Эстакада, служившая одновременно функциональным и эстетическим элементом архитектуры аэровокзала, заходила под глубокий козырек. Он создавал для прибывавших в аэропорт и выгружавшихся из автобусов и автомобилей пассажиров сплошную тень, и при этом сама эстакада работала как теневой навес для людей, только что прилетевших в Ташкент и выходивших с уровня первого этажа.
Козырек поддерживали 11 граненых опор, утолщавшихся в середине и вызывавших отдаленные ассоциации с Дворцом Планалту и другими произведениями Оскара Нимейера — бразильского архитектора-коммуниста, работавшего в жарком климате и служившего вполне легальным источником вдохновения для советских коллег. Кроме того, из-за того, что козырек был далеко вынесен, он отбрасывал на фасад глубокую тень — это позволило архитекторам оставить обращенный к городу фасад здания сплошь остекленным и не делать дополнительную навесную солнцезащиту, которая уже присутствовала к тому времени на очень многих общественных зданиях Ташкента — в том числе таких знаковых, как гостиница «Узбекистан»{19} или музей Ленина{14}.
Вылетающие пассажиры, заехав по эстакаде на второй уровень и затем войдя в здание аэровокзала, попадали во впечатляющий, просторный двухсветный операционный зал с эффектным световым коробом в центре, с модными люминесцентными светильниками и современными электронными информационными табло — здесь они проходили регистрацию и сдавали багаж. Также для них были устроены удобные залы для ожидания посадки и открытый внутренний двор, как и в терминале Кондаковой-Мерпорта. Впечатляли и открытые галереи, ведущие из операционного зала к выходам на посадку, а сами выходы были решены по последнему слову комфорта, с возможностью прохода непосредственно в самолет через мобильные рукава. Правда, работали они далеко не всегда — в большинстве случаев к самолету нужно было идти или ехать на автобусе. Со стороны летного поля была устроена затененная перголой терраса, позволяющая ожидающим вылета пассажирам наблюдать за самолетами.
Вид на аэровокзал со стороны города. 2-я пол. 1970-х
Операционный зал с галереями. 1976
Архитектура аэропорта была современной, интернациональной и функциональной, даже эргономичной, но без отсылок к локальной традиции в 1970-е годы, да еще и в таком здании, как аэропорт, по которому турист составлял первое и последнее впечатления о стране, обойтись было нельзя. Основная ответственность за «национальную» тему типичным для эпохи советского модернизма образом, была возложена на монументальное искусство.
Интерьер аэровокзала. 1976
Самолет Ил-86 в аэропорту Ташкента. 1981
Его центральным объектом стал гигантский, занимавший всю стену двухэтажного здания, бетонный рельеф «Симург — птица счастья» художников Владимира Чуба и Дамира Рузыбаева[459]. Высокий рельеф площадью 65 кв. м был выполнен в полуабстрактной, стилизованной манере и с художественной точки зрения был высококлассным произведением. Как писали искусствоведы того времени, он «акцентировал географическое место», и темой его была «жизнь современного Узбекистана». Главный персонаж рельефа, его смысловой и композиционный центр — птица Симург, мифическое существо персидской и тюркской мифологии. Симург — царь птиц, иногда отождествляющийся с птицей Феникс, у тюркских народов считался благоволящей людям птицей справедливости и счастья. Тема чудесной птицы показалась авторам рельефа близкой теме самолетов и авиации, поэтому и была ими выбрана для оформления здания аэровокзала[460]. Однако одного символизма было недостаточно, а соцреализм никогда не уходил из изобразительного искусства СССР, и для передачи обязательной темы «мира и труда, счастья и радости», помимо Симурга, на рельефе были изображены эмблематичные сцены «рабочих у станка, матери с ребенком, музыкантов и актеров».
В. Чуб, Д. Рузыбаев. Рельеф «Симург — птица счастья». 1974
Еще более в традициях соцреализма и в духе представлений о «восточном гостеприимстве» было выполнено панно в интерьере ресторана (автор — Владимир Чуб). На криволинейной стене со сквозными отверстиями, отделяющей ресторан от пищеблока, был расположен цветной рельеф «Богустон», выполненный из расписанного энкаустикой ганча. Рельеф был утрачен в процессе реконструкции здания, однако сохранился его эскиз и описания. Темой рельефа было «хлебосольство узбекского народа. Семья у дастархана (накрытого стола), навоичи-пекарь у тандыра, пастух в горах — из этих сцен традиционного быта складывается образ богатства узбекской земли, края плодоносных садов»[461].
Вид
