Время для жизни 2 - taramans

Краем глаза заметил, что парочка соседей заприметила непонятную активность и насторожилась, глядя выжидающе — что будет дальше. Покашляв чуть слышно в кулак, Иван прочистил горло, и…

«Взво-о-о-д! Слушай мою кома-а-анду! В атаку! Бего-о-ом! Марш! Ура-а-а!» — только чуть слышно, шепотом, через трубу — в ухо спящему и сопящему соседу. И снова, набрав воздуха в грудь:

«Ура-а-а-а!» — шепотом.

Сработало на третье «Ура!».

Алешин, вскочил, выпучив глаза, заорал «благим матом» — «Ура-а-а!». Взвод — проснулся! Но… еще парочка курсантов, захваченных порывом товарища, тоже вскочив — заорали боевой клик древних славян! Или… германцев? Или еще кого-то?

«Ара» вытаращил свои карие глаза, и сделал… как сказали бы в будущем — «фейс-палм»!

Боевой крик длился секунды три — не сразу товарищи смогли понять обстановки… а значит — делай, как все! Но постепенно «Ура!» стихало, стихало… стихало. До шепота.

Пожилая преподавательница, постояв немного ошеломленно, наконец поняла, что произошло, но, обладая, похоже, чувством юмора, подождав, пока «атакующие» окончательно выдохнуться, обратилась к Амбарцумяну, как к «замку»:

— Я, конечно, понимаю, что окончания учебных занятий радует курсантов… Но — впервые сталкиваюсь с такими сильными эмоциями! Да и до звонка… еще несколько минут.

Дождавшись, когда преподаватель вышла из аудитории, взвод — грохнул хохотом! Часть курсантов, подскочив к Алешину, выражала ему бурный восторг, хлопая по плечам, и всячески… восторгаясь смелостью Андрея. Кто-то высказывал явное одобрение Косову, и вербально, и — показывая большие пальцы рук. Только Амбарцумян подошел и:

— Косов! Вот никак не могу понять… Ты вроде бы серьезный парень, а вот такое… вытворяешь!

— Серж! Ты не прав дважды! Во-первых, не прав — когда назвал меня серьезным; во-вторых — юмор продлевает жизнь. Да и Ильинична… она бабка добрая и юмор понимает. Так что… нормально все будет, Серега!

Но когда через несколько дней, в других взводах, на занятиях прокатилась волна «атак», его со всем прилежанием «отодрал» взводный Карасев, а потом — и политрук Кавтаськин.

Косову оставалось только виниться, «большенебудкать», и делать максимально огорченный и виноватый вид.

«Жалкие подражатели! Ничего своего придумать не могут, а мне здесь — отдувайся за всех скопом! Ничего… нас ебут, а мы — крепчаем!».

— Ну что могу сказать, Косов… Стрелок ты, в общем-то, неплохой. Да! Но — не снайпер! Ну что это такое? — показывал на мишени Кравцов, — Где стабильность? Что это за разброс такой, а? Вот… вижу — одна группа попаданий. Вот — вторая! И вот еще — по всей мишени! М-да… Вот посмотри — как у Гиршица!

«Ну да… у Гиршица — все попадания в кучку! Двумя ладонями можно все закрыть. И все — по центру мишени!».

Да, неожиданно для всех лучшим стрелком во взводе оказался — Гиршиц! Клал пули, если и не одну в одну, то — максимально близко. Как молотком заколачивал! И — стабильно так…

«Стабильность — признак мастерства!».

Сам же Косов — оказался в пятерке лучших стрелков, но — далеко не на первых позициях. Там… разброс между первым, то есть — Гиршицем, вторым — Амбарцумяном, и последующими курсантами — был как бы не в два раза, если по очкам считать. Оставалось только утешать себя, что все же — в первой пятерке.

И в гонках на лыжах… Тот же Алешин уделывал его, как… В общем, сильно отрывался от него Алешин. Можно было успокаивать себя тем, что на лыжах Гиршиц — как-то… не его это было! Даже лучший гимнаст взвода Амбарцумян — на лыжах — не очень. То есть… тут он в «тройке».

«А чего? Ты хотел стать лучшим? Да нет… в общем-то. Ну а чего тогда? Учусь нормально, в числе лучших. И — ладно!».

На самоподготовке в роте, в Ленинской комнате, вечером, некоторые курсанты опять, ржа как кони, обсуждали уход Алешина «в атаку».

— Да! Это ты, как ты сам говоришь, «отжег», Ваня! — смеясь, хлопнул его по плечу Ильичев.

— Да это еще что…, - отмахнулся, подняв голову от конспекта Косов, — Вот анекдот в тему есть… Хотите?

«Отож! Когда курсанты анекдота не хотят?!».

— Ну — слушайте! Сидит, значит, курсант на лекциях… Сидит, бедолага! Время послеобедешнее, в сон его кидает — со страшной силой! Ну вот… чтобы отвлечься, начинает раздумывать: «Знач-так! После занятий — в увольнение! А там… к Зиночке в гости! У нее — как раз муж уехал!». Так все и происходит… Приходит, значит, наш «курок» в гости… Туда-сюда… все дела. Стол там, танцы-манцы-обжиманцы! Доходит у них до главного! И даже — главное уже частично проделано. И тут! Звонок в двери! Муж вернулся! Бляха-муха! Дама — в панике! Курсант — в замешательстве: «Что делать? Этаж — третий, потолки — старинные, высокие! То есть — с балкона прыгать — вообще не вариант! Выскочил бедолага на балкон, форменное обмундирование в руках держит, к стене прислонился — чтобы его из комнаты, значит, видно не было! Ну… стоит! А в квартире, тем временем, жена мужа встречает, радость изображает, садит — кормит-поит! А потом… а потом — они в койку ложатся! То есть — дама с мужем! А «курку» что делать? Видит наш бедняга — муха ползет по перилам. И говорит ему муха: «Ты чего здесь голый стоишь?». А тот — что? Вида не подает, хоть и удивительно ему, что муха человеческим голосом разговаривает. Отвечает — так, мол, и так… влип, короче! Муха смеется, и спрашивает: «А чего маленьким не станешь? Стал бы маленьким, пролез в щелку, выбрался на улицу, а там — беги в свое училище!». «Так как же я маленьким стану? — вопрошает ее курсант, — Я же — не умею!». Муха ему: «А чего тут уметь? Дерни себя за хрен вниз и вправо, станешь маленьким! Тоже… нашел тут загадку природы!». Дернул себя курсант за елду. И правда — стал маленьким! Обрадовался — жуть просто! Ну и бежать с неприветливой квартиры! Добегает до училища… И тут ему мысль приходит: «А как снова большим-то стать? Я же, дурень, у мухи-то — не спросил!». Но! В панику бросаться — не спешит! Начинает мыслить: