Сплошной разврат - Анна Малышева

То ли сработал мой жалобный тон, то ли помогли слезы на глазах, но дядечка смягчился, одобрительно посмотрел на две сотенные бумажки, которые я комкала в руках, и скомандовал:

— Залезай.

Мы быстро вскочили в машину и поехали.

— Ты пригнись, пригнись, — напутствовал меня мой спаситель. — А то он заметит тебя, и ничего ты не узнаешь. А выследить его надо, тут ты права.

Вот она хваленая мужская солидарность.

Мы остановились в нескольких метрах от особняка, в котором располагался фонд «Наша демократия». Очень интересно!

Расплатившись с дядечкой, который на прощание шесть раз подмигнул мне с хитрым видом, я залезла на пенек у забора и просунула голову между чугунных прутьев. Мой утренний гость стоял в углу двора под раскидистой липой и мирно беседовал с Семеном Марковичем, моим заботливым адвокатом. Причем Семен Маркович явно ругался, размахивал руками и гневно топал ножкой, а юноша в спортивном костюме понуро переминался с ноги на ногу и все время пожимал плечами.

Спрыгнув с пенька, я чуть не сломала каблук и точно упала бы, если бы меня не поддержала чья-то заботливая рука. Подняв глаза, я увидела улыбающегося Александра Дмитриевича Трошкина собственной персоной.

— В такой обуви, милая Сашенька, лучше не лазать по деревьям.

— Это бывшее дерево, — сказала я. — Так что не страшно.

— Не страшно? — зловеще спросил он. — Совсем не страшно?

— Вы о чем? — Я с независимым видом уселась на пень и постаралась посмотреть на Трошкина свысока, что было нелегко, потому что он стоял, а я сидела, так что всяко смотрела на него снизу.

— Куда ж вы пропали? — ласково спросил он. — Я жду, жду, а вас нет и нет. Совсем уж собрался заехать к вам в гости как-нибудь вечерком.

Меня прошиб холодный пот — здорово могло бы получиться! Приезжает Трошкин ко мне, а там Зина, которую мы от него прячем.

— Я сейчас не живу дома, — сказала я бледным голосом. — Там живет мой брат со своей… этой… девушкой.

— Брат? — Трошкин усмехнулся. — Вы рассказывали мне, что у вас только старшая сестра.

Черт! Ну почему я такая дура!

— Двоюродный. Кузен, по-вашему.

— Ах, кузен. — Трошкин с издевательским видом закивал. — Тогда понятно. А вы сами, надо полагать, живете в гостинице? Очень трогательно, ничего не скажешь.

— Мне пора, — мило улыбнулась я. — Извините, Александр Дмитриевич, тороплюсь на работу.

— На работу? — Трошкин усмехнулся. — Куда же?

— Мне казалось, я вам докладывала. Я работаю в «Вечернем курьере».

— А мне сказали, что вы взяли отпуск и уже неделю там не появляетесь. — Трошкин явно забавлялся и, похоже, вознамерился уличать меня во лжи и дальше.

— Работа журналиста не предполагает вечного сидения в редакции. Слышали такое выражение: «Журналиста ноги кормят»? Или «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете».

— И куда же вы шагали всю прошедшую неделю? — спросил Трошкин. — За кормом? Впрочем, ладно, не мне вас допрашивать. Но на один вопрос все же постарайтесь ответить: что вы высматривали у меня во дворе?

Я скромно потупилась:

— Не что, а кого.

— И кого?

— Вас.

На этот раз Трошкин удивился совершенно искренне:

— Меня?! А почему из-за забора? Не проще ли было зайти.

— Мне стыдно, Александр Дмитриевич. Я вам нахамила, и просто так прийти… нет, не хватало смелости. Извините меня, сама не знаю, что тогда на меня нашло. Вот теперь хожу кругами вокруг вашего фонда и страдаю.

— Нет проблем, — радостно сказал Трошкин. — Все плохое забыто, пойдемте, выпьем кофе, обсудим наши непростые отношения.

У меня потемнело в глазах — самое худшее, что сейчас можно было бы сделать, — это попасться на глаза Семену Марковичу и его собеседнику, а потом появиться в обществе Трошкина перед Дуней.

— Нет! — Я попятилась. — Не сейчас. Я действительно тороплюсь, но зайду к вам сегодня же.

— Пять минут погоды не делают, — решительно сказал Трошкин, схватил меня за локоть и потащил к проходной. К счастью, Семен Маркович и мой утренний гость слишком увлеклись разговором и никого вокруг не замечали. Зато наше появление в приемной произвело фурор. Секретарша Марина от изумления широко открыла рот и не смогла выговорить ни слова. На мое: «Здравствуйте, Мариночка», она ответила невразумительным: «А-а… и-и…» Определенно, сегодня никто со мной здороваться не хочет. Дуня, сидящая в кресле для посетителей, перенесла потрясение мужественнее. Только в первую секунду на ее лице мелькнула тень недоумения, но она тут же взяла себя в руки и бесстрастно отвернулась.

— О, Дуня, привет. — Я помахала рукой. — Как дела? Ты к Александру Дмитриевичу?

— Не поверишь — к нему, — мрачно ответила Дуня. — А как ты догадалась?

— Вижу, ты сидишь у него в приемной…

— Правильно. Умная девочка. — Дуня посмотрела на меня с презрением.

— Вас ждут, — разочарованно сказала я Трошкину. — Опять не везет. Видите, лучше мне прийти попозже.

— У меня, — Трошкин бросил быстрый взгляд на Дуню, — недолгий разговор. Может быть, подождете пять минут?

— Пять минут?! — рассвирепела Дуня. — По моим ощущениям, нам предстоит долгий разговор.

— Я подожду, — сказала я, — все равно мне уже спешить некуда. Понимаете, Александр Дмитриевич, я сегодня утром навещала свою подружку, и она просила меня посидеть с ее ребенком, пока она сбегает в парикмахерскую. Она очень страдает от того, что намертво привязана к дому — у нее ни мамы нет, ни няни, которые могли бы ее иногда подменить. Она говорит, что чувствует себя как в мышеловке.

Я особо выделила последние слова и скосила глаза на Дуню — думай, дорогая, думай. Ну должна ты понять, что Трошкин прислал к тебе бандита! Но Дуня отрешенно смотрела в потолок.

— И только она за порог — приезжает ее муж! Представляете, муж, которого она ждала всю неделю. Всю неделю! — Я опять выразительно посмотрела на Дуню. — Ждала, ждала, и, как только она за порог — вот и он.

Трошкин слушал этот бред с болезненным выражением лица.

— И где же он шлялся всю неделю, муж вашей подружки? — безо всякого интереса спросил он.

— В командировке.

— И отлично. — Трошкин явно не понимал, зачем я рассказываю всем эту дурацкую историю. — Приехал, и ладно. И парикмахерская кстати оказалась — вернется к мужу красивая.

— Нет. Он не стал ее дожидаться и сам помчался в парикмахерскую, ну, в ту, в которой она сейчас. В ту самую.

— Было бы странно, если бы он поехал в какую-нибудь другую парикмахерскую, — мрачно сказала Дуня, после чего, кряхтя, поднялась из кресла и направилась к двери: