В лабиринте миров - Татьяна Любушкина

Впрочем, покидать это место я пока не собираюсь и потому я, не раздумывая, двинулась вперёд.

Вокруг был тот же город, что я покинула мгновение назад, но с двумя небольшими и весьма существенными отличиями. Во-первых, была осень. Та, что поэты называют «золотая». Под ногами шуршали листья, на небе ни облачка и хотя в воздухе чувствуется лёгкий морозец, на улице безветренно и солнечно. Во-вторых, город… как бы постарел. Это первое впечатление, а потом я поняла, что это не совсем так, я наоборот, находилась в более молодом воплощении города, так будто время сделало виток назад.

Исчез проспект Навигаторов. Улица Мясницкая (о чём свидетельствовал аншлаг на фасаде одного из домов) узкой петлёй огибала уменьшенную копию нынешней площади. По улице прогромыхал грузовик, времён Отечественной войны, а за ним показалась старая модель «Волги». Больше движения на дороге не было.

— Эй!

Громкий оклик заставил меня оглянуться.

— Вы меня?

— Тебя.

Худой мужчина в залатанном пиджаке и с метлой в руках торопливо приближался ко мне и делал загадочные знаки руками.

— Что?

— Хозяин едет, не видишь? — мужик подтолкнул меня в сторону зелёных сосен. — Ты к Катерине? Так и иди с чёрного хода, не ровён час увидит…

Я не стала спорить и направилась к неприметной двери, ведущей в дом, но на пороге задержалась.

«Волга» подкатила к парадному подъезду, мужичок отставил метлу и услужливо открыл дверцу. Из автомобиля резво вынырнул мужчина. Моложавый, с густыми волнистыми волосами, слегка покрытыми сединой, с очень прямой спиной и крупным носом над неприятно узким ртом.

— Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, — пророкотал он начальственным баском, обращаясь к дворнику, но было видно, что ему приятно.

— Не убудет с нас, Яков Петрович, — подобострастно отвечал дворник. — А с порядком-то оно надёжнее.

Хозяин легко взбежал по ступеням.

— Что, Николай? Дома?

— Дома, где ж ему быть. Вторые сутки сидит взаперти.

Яков Петрович кивнул, словно поведение неведомого мне Николая было обычным делом, и открыл парадную дверь. Я зашла в дом с чёрного хода.

Глава 28

В коридоре было темно, и не успела я оглядеться, как чьи-то горячие руки схватили меня за плечи.

— Ты кто? Зачем пришла?

Лица в темноте было не разглядеть, но голос принадлежал молодой девушке.

— Я к Катерине, — осторожно произнесла я.

Невидимые ладони сжали мои плечи и повлекли за собой.

— Хорошо, но сейчас спрячься. Отец приехал, он не должен никого видеть.

Глухо стукнула дверь, и мы оказались в комнате. Моим спутником была девушка: очень молодая и очень красивая. Густые чёрные волосы рассыпаны по плечам, чёрные глаза и алый рот не нуждались в декоративной косметике. Но взгляд её был тяжёл, а движения лихорадочны и отрывисты.

— Вот! Полезай сюда!

Девушка распахнула створки шкафа. За ними испуганно сжавшись, сидела совсем молоденькая девочка с пухлыми щеками и двумя тонкими, аккуратно заплетёнными косичками.

— А! Настька… ну, ничего. Уместитесь обе!

Я предпочла повиноваться незнакомке, тем более, что ничего другого мне и не оставалось.

Незнакомка закрыла нас в шкафу и покинула комнату, но не успели мы перевести дух, как снова послышались шаги, а следом знакомый голос Якова Петровича.

— Почему до сих пор не накрыто?

— Яша, успокойся! — (сквозь узкую щелку я разглядела бледное лицо белокурой молодой женщины, одетой в узкое синее платье). — Розка, дура, накрыла на террасе, решила, видишь ли, что тепло! Сейчас всё принесут сюда.

Яков Петрович кивнул и развалился в кресле напротив моего наблюдательного пункта.

— Иди сюда!

Женщина простучала каблучками и уселась на колени Якова Петровича, игриво перебирая руками его густую шевелюру.

— Скучала?

— Ещё бы… придёшь сегодня?

— Не знаю, много работы…

Руки Якова Петровича приподняли подол узкого платья, над чулками мелькнула полоска белой кожи.

— Яша не надо… увидят.

— Пойдём в кабинет!.. — Яков Петрович беззастенчиво тискал белокурую дамочку, одна грудь вывалилась из узкого лифа…

— Яша!

Женщина едва успела одёрнуть платье и поправить верх, как в комнату без стука вошла полная дама средних лет и с порога принялась вещать высоким пронзительным голосом.

— Яков, ты даже не зашёл ко мне, а ведь я говорила тебе намедни, что больна! Софка — вон… — это она, походя, обронила белокурой даме и та немедленно удалилась, кусая от злости губы.

— Не стесняешься держать в доме своих шлюх! Ты знаешь, что Николай не выходит второй день?

— Знаю, — Яков Петрович переместился за стол в ожидании обеда.

— И что же? Так он и будет сидеть взаперти, пока не помрёт? Ты этого добиваешься?

— Я добиваюсь послушания. Я не потерплю в доме деревенской девки!

Дама покивала головой, соглашаясь.

— Я говорила ему, что Тамара не нашего уровня, но ты же знаешь Николая, он упрям, как… прямо как ты!

Яков Петрович пожал плечами.

— Неудивительно, ведь он же мой сын. Надо найти ему хорошую пару и тогда он забудет про скоротечный брак с этой пастушкой. Что посоветуешь? Ты наверняка думала об этом?

Дама задумчиво гладила рукой скатерть стола.

— Думала. Есть хорошие девушки. Есть… но Николай… он не желает и слышать о них!

— Тогда пусть катится к чертям вместе со своей деревенской девкой!

Дама продолжала, будто и не слышала гневного выпада Якова Петровича.

— Сегодня к нам в гости придёт председатель горкома Сергей Иванович. У него есть дочка. Пятнадцать лет, но…

— Что?

— Крайне мила. Мужчины не отрывают от неё глаз.

— Вот как?

— Да. И наш Николай не устоит. Но есть сомнения…

— Какие?

— Ты, — маленькие глазки дамы злобно блеснули. — Боюсь, что право первой брачной ночи в этом доме всегда будет принадлежать только тебе!

— О-о-о, — Яков Петрович в бешенстве откинул в сторону стул и он ударился об стену, ломая ножку и сбивая с пьедестала хрупкую статую. — Опять ты за своё?! Да когда ты угомонишься, старая дрянь!

— Да, я дрянь! Я дрянь!!! — дама залилась слезами. — А когда ты угомонишься, Яша, когда?! При живой жене, шлюху приволок, Софку.

— При живой жене?! — Яков Петрович тряхнул супругу за шею и она испуганно замолкла. — А ты забыла, как сама появилась в этом доме? Разве я не был женат? Но тебя это не остановило!

— Яша, я же думала у нас любовь! Сам говорил, жена старая, дочь больная… я же старалась, Яша! Двоих детей тебе родила! Коленьку, Катю… здоровых!