Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции) - Вячеслав Костиков

Мы не располагаем точными данными о том, сколько эмигрантов получили советские паспорта. Н. А. Кривошеина * в своих интереснейших мемуарах, в которых, в частности, затрагивается и драматическая страница "реэмиграции", называет цифру 10 тыс. Но число действительно уехавших в СССР было значительно меньшим. Сказались сомнения, страхи, питаемые рассказами о жизни в СССР советских военнопленных, освобожденных из нацистских концентрационных лагерей войсками союзников и в немалом числе оказавшихся во Франции. Нужно хотя бы очень кратко сказать (драматическая эта страница советской истории еще ждет своих исследователей) о том, что настойчивость, поспешность и неразборчивость в средствах, с которыми сталинские "органы" стремились добиться возвращения на родину многочисленных советских граждан, оказавшихся во время войны за рубежом, в значительной мере были продиктованы стремлением прекратить распространение правды о жизни в СССР в странах Западной Европы.

* Кривошеина Н. А. (1895-1981), урожденная Мещерская, - одна из тех, кто на волне "советского патриотизма" возвратился в Россию в 1948 году. После многих и трудных испытаний (арест мужа, жизнь в Ульяновске, арест сына) вернулась вместе с семьей во Францию, став в 1974 году эмигрантом "по второму кругу". Скончалась в Париже 29 сентября 1981 г. Похоронена на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа в могиле своего отца А. П. Мещерского.

В начале апреля 1945 года, когда на полях Германии еще шли военные действия, Берия провел секретное совещание по организации репатриации (речь шла как о добровольном, так и о насильственном возвращении советских солдат и мирных жителей, угнанных в Германию или оказавшихся в плену). С самого начала было указано, что эти перемешенные лица представляют собой опасность для СССР. Трагична судьба этих людей: измученные войной, пленом, нацистскими лагерями, они, вернувшись на родину, снова оказались в лагерях, на принудительных работах. Организацией репатриации занимались специальные подразделения СМЕРШ, находившиеся в ведении Берии 4. Тягостное впечатление на эмиграцию произвели слухи об арестах и насильственном вывозе в СССР эмигрантов из Праги после ее освобождения советскими войсками. Среди арестованных называли князя П. Д. Долгорукова, лидера "евразийцев" П. Н. Савицкого, директора Русского исторического архива в Праге С. П. Постникова.

Настораживали получивших советские паспорта и странные сведения, поступавшие из СССР от тех немногочисленных русских семейств, которые по тем или иным обстоятельствам выехали на родину раньше основного потока возвращенцев. Одно из эмигрантских семейств получило весточку от брата, уехавшего в Россию и поселившегося в маленьком провинциальном городке. Брат уехал "выяснить обстоятельства" перед тем, как в путь двинуться всему семейству. Через некоторое время он писал своей сестре в Париж: "Ждем тебя обязательно. Как только выдашь Машу замуж, приезжай к нам..." 5. Маше, племяннице уехавшего, было в это время всего два годика. "Намек" был, естественно, понят.

Но многие верили в посулы советского консульства, верили восторженным статьям "о советском образе жизни", которые в изобилии появлялись в этот период в эмигрантских газетах "патриотического направления". Большую активность по пропаганде возвращенчества развил Союз русских патриотов, члены которого, в большинстве недавние участники Сопротивления, искренне верили сталинской пропаганде. Союз русских патриотов сразу же после освобождения Парижа занял особняк на улице Гальер, где во время оккупации находилось "Управление делами русской эмиграции" - одно из ответвлений гестапо, занимавшееся русской эмиграцией. Патриотические настроения были столь сильны, что отделения Союза русских патриотов возникли почти во всех районах Парижа. В особняке на улице Гальер были открыты дешевая столовая, библиотека. На короткое время он стал одним из центров эмигрантской жизни. Здесь же устраивали вечера встреч с советскими знаменитостями, приезжавшими в Париж, организовывали проводы отъезжающих. При союзе была открыта и школа, директором которой стал Н. Н. Кнорринг.

В этих условиях "отцы" эмиграции решили провести операцию "Истина" своего рода разъяснительную работу, рассказать "рядовой" эмиграции, что, собственно, представляет собой сталинский режим и как эмиграции следует относиться к отечеству в новых, "победных" условиях. Лидеры эмиграции хотели "сбить" некоторую эйфорию в отношении к советской власти, которая произрастала из чувства естественной гордости за великую победу, предостеречь эмигрантские семьи от опасности попасть в ловушку тех, кто искренне или "по долгу службы" зазывал эмигрантов вернуться в лоно отечества. Целью предпринятой кампании было показать, что никакой новой эры в жизни ни советских людей, ни русской эмиграции, собственно, и не открылось, что те политические, нравственные и идейные различия, которые с самого начала существовали между советской властью и эмиграцией, не преодолены.

Указывалось на странное противоречие в "возвращенческой политике" Москвы: с одной стороны, предпринимались попытки склонить или даже заставить вернуться в Россию тех, кто этого не хотел (имелись случаи облав на эмигрантов в Праге, Софии, Белграде), и, с другой стороны, зачастую чинились препятствия тем, кто искренне и горячо желал уехать на родину. Ответа на это странное противоречие эмиграция не доискалась. Можно высказать предположение, что разгадка кроется в стремлении Берии использовать качнувшуюся в сторону советской власти часть эмиграции в своих корыстных планах, в частности для расправы с неугодными ему, бежавшими от сталинского террора за границу, - советскими дипломатами, разведчиками.

Нужно сказать, что "разъяснительная миссия" оказалась делом не простым. Эмиграция была буквально опьянена успехами советского оружия в Европе. Под "очарование" личности Сталина подпали не только многие рядовые эмигранты, в особенности участники Сопротивления, но и часть видных эмигрантских деятелей. Тенденция приписывать "генералиссимусу" все успехи индустриализации и победу в войне проявилась не только в СССР, но и за границей. Блеск победы затмевал многие мрачные страницы "сталинской истории". Эмиграция на какое-то время точно забыла о предупреждениях, которые еще до войны прозвучали из уст Ф. Раскольникова в "Открытом письме Сталину".

Ф. Раскольников не был единственным человеком, бившим в Европе в колокола. Еще в 1935 году в Париже на французском языке вышел обстоятельный, прекрасно документированный труд о Сталине 6, принадлежавший перу известного социалиста, одного из бывших секретарей III Интернационала, сотрудника горьковской "Новой жизни" Бориса Суварина и не оставлявший сомнений в тоталитарной и террористической природе сталинизма. Интересно, что работа Б. Суварина была переведена на русский язык и напечатана в единственном экземпляре специально для Сталина.

До войны эта книга вышла очень небольшим тиражом, поэтому широкому эмигрантскому читателю она была практически неизвестна. Характерно, что книга, содержавшая глубокий исторический анализ истоков и этапов становления тоталитарного режима, пришлась не по вкусу не только Сталину, но и Гитлеру, и, по свидетельству самого автора, гестапо во время оккупации Франции захватило личную библиотеку, архивы и документы Бориса Суварина. В предисловии к изданию книги 1977 года автор подчеркивает, что к похищению его архива был причастен и НКВД, который, по словам Суварина, во Франции в ряде случаев действовал совместно с гестапо.

Все эти сведения находили отражение и в парижской эмигрантской прессе, в частности в милюковских "Последних новостях". Однако после войны, по крайней мере до 1947 года, антисталинская тема была крайне непопулярна во Франции. По свидетельству Бориса Суварина, в Западной Европе в первые годы после войны существовал даже своеобразный "культ Сталина" - конечно, не в таких формах и не в таком масштабе, как в СССР, но как явление, особенно в среде "левых интеллектуалов", весьма заметное. Под "обаяние" личности Сталина попали многие видные французские писатели, поэты, художники. В музее П. Пикассо в Париже в одной из витрин экспонируются его рисунок с изображением Сталина и восторженные стихи Л. Арагона в адрес "генералиссимуса". Андре Жид был одним из немногих левых французских интеллигентов, который еще до войны сумел разглядеть за дымовой завесой "великих успехов" великие изъяны предлагаемой Сталиным "формулы счастья". О своем разочаровании опытом сталинского социализма он поведал в книге "Возвращение из СССР".

Новые гонения на советскую интеллигенцию, начатые вскоре же после войны, - "дело М. Зощенко и А. Ахматовой" 1946 года, разгром советской авангардной музыки в 1948 году, борьба с "космополитизмом", не прекращавшаяся, по сути дела, до самой смерти Сталина, - пагубно сказались на отношении западноевропейской интеллигенции к советской России и явились одной из причин ее относительной пассивности в период "холодной войны". В среде европейской интеллигенции отрезвление от "культа личности" пришло довольно быстро. Однако у рабочих вера в Сталина держалась многие годы. Когда Франции достигла весть о его смерти, на многих крупных заводах и фабриках прошли спонтанные траурные митинги, на которых рабочие выражали искреннюю скорбь о "великой утрате" 7.