Пропавшие без вести - Андрей Захаров

Осторожно спустились на небольшую площадку над самой водой, закрытую со всех сторон высоким и колючим кустарником.

— Всё! Привал! — скомандовал Антоненко. — Всем отдых полчаса и перекус. Потом решим, что дальше делать. Леша, попробуй выйти на связь с лагерем!

Нечипоренко помог, такому же, как и его командир, могучему Аксенову снять со спины рацию и принялся ее настраивать.

Немного отдохнули. Съели по одной консерве на двоих с сухарями, запив их водой из озера.

— Как связь? — повернув голову к Нечипоренко поинтересовался Николай, но увидев как тот отрицательно покачал головой, негромко произнес. — Понятно. Ну что? У кого какие мысли имеются?

— А какие тут мысли, товарищ командир? Искать выход надо, а то застрянем здесь и надолго. — хмуро ответил Юрченко.

— А я вот думаю, — хитро прищурил свои и так не широкие глаза Будаев. — Если, вода сюда шибко приходит, то и выходит шибко, однако. Трава и кусты здесь не росли бы так. Вода давно все забрала.

— И то верно. Молодец Галдан! — похвалил товарища Аксенов. — Где-то должна быть пещера, через которую это озеро вытекает, иначе бы вода вверх поднялась, а здесь этого не видно.

— А если эта пещера под водой? А глубина здесь какая, ты знаешь? — возразил Юрченко. — Я сверху посмотрел. Глубоковато будет. Дна не видно. Да и вода, шибко холодная.

— Но ведь даже эту площадку люди построили, разве не так. — не сдавался Аксенов. — Не дураки ведь были. Специально сделали, чтобы вода сюда стекала и собиралась в озере…

— Вы совершенно правы, молодой человек. — поддержал его Левковский. — Используя кратер потухшего вулкана, кто-то создал здесь искусственное озеро. Его сделали для определенных целей. Возможно для водопровода, как в древнем Риме, возможно для орошения полей…

— Возможно и для гидроэлектростанции. — дополнил профессора Нечипоренко. — Я такое раньше видел.

— И это не исключено. — продолжил Левковский. — В любом случае для обслуживания данной гидросистемы необходимы вспомогательные тоннели и ходы. Вот их и надо искать.

— Могу еще одну версию подбросить. Вода из этого озера может служить для охлаждения ядерного реактора, расположенного где-то глубоко под землей. — добавил Николай.

— И это реально. — согласился Нечипоренко. — Недавний взрыв в месте нашего прибытия в этот мир, тому подтверждение…

— А ведь и эту площадку не просто так сделали. А ну-ка, хлопцы, пошукайте-ка в этих кустах… — осматриваясь кругом задумчиво проговорил Антоненко.

Оставив профессора возле рации и вещмешков, все остальные разошлись по периметру площадки и стали изучать скалу за каждым кустом.

— Вот он, родимый! А то под водой, да под водой! — буквально через две минуты поисков радостно воскликнул Аксенов. — Даже мы с командиром свободно пройдем!

Раздвинув кусты и попутно ругнувшись матом из-за исколовших руки колючек, пограничник открыл своим спутникам аккуратно вырезанный небольшой прямоугольный ход в скалу.

— Ну что, дорогие мои! Как говорит отец Михаил, с божьей помощью, пойдем, помолясь! Вперед! На поиски приключений! На свои задницы! — скомандовал Антоненко и, взяв у Нечипоренко фонарь, первым вошел в темноту.

За ним, снова выстроившись в цепочку, двинулась вся группа. Последним в тоннель вошел младший сержант Юрченко. Прежде, чем переступить границу разделяющую свет и тьму, он поднял голову и посмотрел на клочок голубого неба, словно старался его надолго запомнить, затем, сняв фуражку, украдкой перекрестился, поправил автомат на груди и сделал уверенный шаг вперед…

Максим не находил себе места. День приближался к закату. Начинало темнеть, а от группы отца не было никакой весточки.

Теперь, когда в этом мире отец для него оставался единственным родным человеком, Макс понял, что такое родная кровь. Раньше, живя там, в своем времени, об этом даже и не задумывался. Да — жили, да — общались, интересовались кто и чем "дышит", по мере возможности заботились друг о друге. Там, кроме отца, была мама, младшая сестренка и бабушка. Еще дядя Валентин со своей семьей. Были свои трудности, но они все решались и больших переживаний при этом Макс не испытывал. Мама как-то, в сердцах, даже назвала его: "солдатский чурбан, такой же, как и твой отец". Но, когда все, кроме отца, остались там, куда Максим наверное уже никогда не вернется, в его душе все перевернулось.

Макс вдруг понял, чего он испугался. Нет, не того мира куда их занесло. К этому он уже начал привыкать. Он испугался другого — навсегда потерять отца, единственного родного здесь человека. И еще… Он испугался остаться одному.

Нет. Он не боялся одиночества. Кругом были люди, новые друзья и знакомые. Была девушка, так зацепившая его за душу. Но это все не то… С ними не будет так как с отцом, с которым можно запросто поговорить по душам, он может выслушать тебя и дать дельный совет, при этом не требуя ничего взамен, может и крепко выругать, а потом простить и пожалеть, всегда поможет в трудную минуту. Только с ним можно вспомнить свое детство и те ощущения, которые были тогда. Те мелочи, про которые знают только самые близкие люди…

Днем Максим попытался поговорить с Оксаной, но Баюлис, узнав, что на следующее утро снова предстоит долгий переход, устроил для своего передвижного лазарета генеральный медосмотр и операционно-перевязочный день, так что все санитары и помогавшие им, сбились с ног, еле успевая выполнять указания грозного доктора.

В связи с изменением высоты, некоторым раненым снова стало плохо и медсестрам пришлось за ними ухаживать.

За Оксаной, Баюлис закрепил раненого немца, у которого поднялась температура и он начал бредить. Кроме него, под опекой девушки находился брат старшего сержанта Левченко — Степан и еще один красноармеец.

От постели командира полка Климовича не отходила медсестра из бывшего лагеря белых, Екатерина Валерьевна, как все называли эту молодую и красивую женщину. Своей одеждой она не отличалась от других женщин, но в ней чувствовалось благородное происхождение и воспитание, она никогда ни на кого не кричала, была со всеми вежлива, стараясь помочь чем могла, что вызывало соответствующую реакцию у других. Она также ухаживала и за Кожемяка.

Возле санитарных палаток, на всех возможных веревках и натянутом телефонном кабеле, между телегами и автомобилями, висели постиранные бинты и одежда.

Весь лагерь пришел в движение, готовясь к завтрашнему утреннему выходу. Немного отдохнувшие и повеселевшие его обитатели, под знакомые песни, звучащие из патефона, собирали вещи, ремонтировали машины, подводы, свою обувь, одежду и снаряжение. Животных пока решили не беспокоить, давая им возможность набраться сил для трудной дороги. Только сдоили коров и коз, отдав молоко маленьким детям и раненым.

Видя, что ему сегодня не получится переговорить с Оксаной, Максим решил отвлечься от грустных мыслей и занялся подготовкой УАЗика к предстоящему переходу. Залил полный бак бензина, проверил и добавил масло, осмотрел двигатель и ходовую, затянул тент на кабине. В багажник сложил спущенную резиновую лодку с веслами. Сегодня никто не пытался ловить рыбу в этом горном озере, у всех нашлась другая работа.

После того, как артиллеристы обслужили орудие, его снова прицепили к УАЗику.

— Что такой грустный, Максим? — спросил его подошедший Григоров.

— А чему радоваться-то? — ответил Макс. — Отец еще с утра со своей группой ушел и до сих пор на связь не выходит. Вон Синяков и ротмистр уже два раза о себе знать давали, а мой — ни одного. Да и с Оксанкой никак не могу переговорить.

— Это от того, что ты все видишь в черном цвете. — успокоил друга Андрей. — А ты посмотри на все по-другому. Сам же знаешь, что в горах радиосвязь часто пропадает. Может группа в ущелье спустилась или куда в пещеру зашла, вот и не могут на связь выйти. Да и радиостанции у нас слабенькие. Дулевич со своими связистами прямо поселились в бронетранспортере, от рации не отходят. Думаю, что все нормально будет. Мы же стрельбы не слышали, значит опасности для них нет. А с Оксаной ты еще успеешь наговориться, просто занята она, завтра ведь снова в дорогу…

— Андрей, а тебя назад, домой, не тянет?

Григоров серьезно посмотрел на Максима:

— А как ты думаешь?! Каждую ночь дом снится. У меня там вся семья осталась: мать, отец, старшая сестра и братишка. Каково им будет, когда узнают, что я погиб или без вести пропал… Лучше конечно, когда — без вести… Хоть надежда у них останется, что когда-нибудь да вернусь… После твоих рассказов о нашей войне, у меня всю душу перевернуло. Под немцами они ведь оказались, а эти сволочи могли, что угодно у меня дома натворить. — вздохнул Григоров. — Я когда узнал куда мы попали, сначала нервничал, так же как и ты, места себе не находил. Мои там, а я здесь… Но, потом, успокоился… Как наш Левченко говорит — жизнь, как снаряд, дважды из пушки не выстрелишь. Можешь повлиять на события — действуй, а не можешь, сведи все плохое к минимуму. Вот так, Максим, держи хвост пистолетом и все будет зер гут!