Пропавшие без вести - Андрей Захаров

— Я же говорю, что не мое это! Перевозил я только! Перевозил! — завопил было Дрынько, но после удара Бажина кулаком в бок, моментально затих.

— Что еще?

— Труба пионерская и пара барабанов. Детишек, наверное, ободрал, сволочь!

"Не хватало еще и рояля в кустах!" — подумал Олег.

— Но это не главное! Не за это я его хотел сразу пристрелить. Барахло, это так, мелочь. Главное, другое… — продолжил Бондарев и с ненавистью посмотрел на Дрынько:

— Продуктов у него там полно было. Хлеб караваями и сухари в мешках, сахар кусковой, ящики с чаем и кофе, ящики с мясными консервами и мешки с крупой разной. Даже мешок с копченой колбасой оказался. Мы здесь скоро от голода подыхать могли начать, а он сам все жрал втихаря да людей обдирал. Нам его водитель все с перепугу и рассказал…

— Что рассказал?

— Как эта сволочь у голодных беженцев, добро их на хлеб и консервы меняла. Еще там, в нашем мире. Да и здесь уже попробовал. Вот они, в портфеле, у Григорова! Ух, мразь!

Только теперь Олег обратил внимание, что лейтенант Григоров держит в левой руке толстый кожаный портфель. После слов начальника штаба, лейтенант без команды протянул портфель Уварову.

Открыв портфель, Олег увидел в нем два неодинаковых отделения. В меньшем, были какие-то бумаги, тетрадь и большой кусок недоеденной копченой колбасы. Большое отделение было почти доверху заполнено различными кожаными мешочками, перевязанными веревочками.

Поставив портфель на землю и присев возле него, Уваров развязал один из них. Он был набит золотыми обручальными кольцами и перстнями. Во втором мешочке оказались золотые цепочки и женские сережки, различной формы, длины и толщины; в третьем, тоже цепочки с сережками, но уже серебрянные; в четвертом — другие ювелирные изделия: дорогие броши, колье, кулоны и монисты; в пятом, были драгоценные камни, в том числе и алмазы.

При открытии последнего, шестого мешочка, Олега охватило непонятное чувство волнения. Ему даже стало, почему-то, плохо. Шестой мешочек был заполнен золотыми и серебрянными нательными крестиками. Крестики были православными и католическими, большими и маленькими. Иногда среди крестиков попадались иудейские шестиугольники. Среди них не было ни одного нового. Было видно, что всех их кто-то раньше носил. Некоторые даже были с соответствующими ценности цепочками. Несколько крестиков были повреждены, а на одном четко видно, что его пробила пуля…

"Это ж сколько людей он обобрал и погубил… Может быть среди них были и мои родственники… Смерть ему…" — пролетело в голове у Уварова.

Не осознавая своих действий, Олег поднялся, вытащил из кобуры пистолет и передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Глаза сузились, губы сжались в тонкую жесткую нить, лицо стало каменным. Помимо его воли, рука с вальтером стала медленно подниматься и остановилась только тогда, когда ствол был направлен прямо в лоб Дрынько.

— Нет! Не надо! — истошно заорал толстяк.

Державшие его Бажин, Синица и второй красноармеец отпрянули в стороны, оставляя Дрынько один на один с Уваровым.

— Не надо! Не убивайте меня! Не виноват я! Не я это! Не я!!! — его крик постепенно стал переходить на шопот и Дрынько заплакал на взрыд, как маленький ребенок.

Стало заметно, что его организм не выдержал такого психического напряжения и штаны покрылись мокрыми пятнами, как спереди, так и сзади.

Плечи Дрынько задергались в такт плача, он упал на колени и судорожно попытался закрыться руками от наведенного на него оружия.

— Стой! Побойся бога! Не бери грех на душу, Олег Васильевич!!!

Эти слова громом раздались над ухом Уварова и отрезвили его. Прийдя в себя от нахлынувшей внезапной ярости, Олег повернул голову в сторону говорившего.

Рядом с ним стоял священник, отец Михаил. В черной рясе, левой рукой зажав большой крест, висевший на груди, правую он осторожно положил на руку Олега, сжимавшую пистолет и стал медленно, но уверенно, с небольшим нажимом, опускать ее вниз. Когда ствол пистолета опустился к земле, священник тихо произнес:

— Успокой душу свою, сын мой… Прогони прочь из нее гнев свой… Убери оружие свое… Люди на тебя смотрят и Бог… Судить его надо по правде, по закону, а не самосудом…

Медленно оглянувшись по сторонам, Уваров увидел, что лагерь давно не спит, разбуженный криками Дрынько. Со всех сторон стояли красноармейцы, казаки, солдаты и гражданские, мужчины и женщины. Они молча наблюдали за ним. Никто ничего не говорил. Просто каждый замер и смотрел на действия своего командира. Женщины закрывали руками глаза своим детям. Детдомовцы повылазили на подводы и автомобили, стараясь разглядеть, что происходит возле одной из санитарных палаток лагеря.

Дрынько вдруг затих и без признаков жизни медленно распластался на земле. Из-за спины Уварова вышел Баюлис и направился к лежащему толстяку. Приложив руку к шее, затем ощупав пульс на руке и осмотрев зрачки, доктор констатировал:

— Живой. Только сознание потерял. В обмороке он. Но, жить будет. А вот за психику его, я уже не ручаюсь. Перестарались вы, маненько, ребятки…

— Оживить сможешь, Людвигович? — спросил его Антоненко-старший, подошедший на крики.

— Без проблем.

— Судить его будем. А там решим, что делать. — вынес свой вердикт уже успокоившийся Олег. Он поставил пистолет на предохранитель и вложил его в кобуру. Затем тихо обратился к священнику. — Спасибо, отец Михаил, что остановил. Не ведал, что творил…

Священник молча посмотрел на него, незаметно для других перекрестил и отошел к своей подводе.

Повернувшись к Бондареву Уваров приказал:

— Объявите людям, что обнаружен мародер. Мародерство и воровство будет караться строго, вплоть до расстрела. Но сначала должен быть суд. Все обнаруженное имущество, конфисковать. Продукты передайте на кухню Ярцеву…

— Еще вчера были переданы. Ярцев даже засиял от радости. — спокойно доложил Бондарев. — К полуторке я приказал Попову выставить часовых.

— Есть у вас полковой сейф?

— Так точно. Имеется. Сейчас там наше знамя хранится и документы.

— Покладите туда эти драгоценности. Выставьте надежную охрану. Люди у нас разные. Узнав про такое богатство, у некоторых может возникнуть желание его прихватить.

— Будет сделано.

— Игорь Саввич, а почему вы об этом мне вчера не доложили?

— Виноват, товарищ подполковник. Поздно уже было. Думал, что вы уже спите. Не хотел вас будить. Вот и решил все на сегодня перенести.

— Да, хороший спектакль получился. — невесело произнес Уваров. Немного подумав, он вспомнил, что нашли в машине у Дрынько и хитро прищурив глаза, спросил:

— Капитан, а патефоны хоть рабочие?

— Я не знаю. Их лейтенант Григоров осматривал. — пожал плечами Бондарев.

— Один точно рабочий, товарищ подполковник. — радостно ответил Григоров, стоявший рядом. — Мы вечером с ребятами тихонько его слушали. Пластинки хорошие есть, почти все новые…

"Для вас новые, а для меня уже забытое старье". - усмехнулся про себя Олег, но вслух добавил:

— Вот что, лейтенант Григоров. Назначаю вас ответственным за важное дело.

— Какое? — с недоумением посмотрел на него Андрей.

— За поднятие настроения у личного состава и улучшение усвояемости пищи при ее приеме. Вот так!

— Не понял?!

— Ну, лейтенант! А еще парень молодой да не женатый! — рассмеялся Олег. Сделав серьезный вид, он добавил:

— Приказываю вам, лейтенант Григоров. Каждый день, во время приема пищи, включать патефон на полную громкость по всему лагерю и обязательно с веселыми песнями. Ну, это когда обстановка, конечно, позволяет. Ясен приказ?

— Так точно, товарищ командир! — обрадовался Григоров.

— Эта функция больше подходит политруку Жидкову, чем ему, артиллеристу. — высказался Бондарев.

— И то верно. Ладно. На сегодня патефон ваш, Григоров. Но завтра передадите его и пластинки Жидкову, вместе с моим приказом. — разочаровал Андрея Олег:

— А теперь всем разойтись. Готовиться к завтраку. Старший лейтенант Бажин. Оставьте часового возле Дрынько. Чтобы глаз с него не спускал. Когда очухается, пусть штаны поменяет, а то развонялся на весь лагерь, перед детьми стыдно. За водителем его тоже присмотрите. Все…

Скоро лагерь привычно загудел, собираясь после подъема и готовясь к завтраку. Везде обсуждался произошедший случай. Узнав причину утреннего шума, его обитатели успокоились, кляня мародера Дрынько и приветствуя действия командира. Многие даже сожалели, что Уваров сдержался и мародер не был расстрелян прямо на месте. Стало понятно, что дальнейшая жизнь Дрынько в лагере будет не из легких. Возле него находился только часовой и санитар, брезгливо подносящий Дрынько под нос ватку промоченную нашатырным спиртом.