«АПОЛЛОН-13» - Джеффри Клюгер

– Эй, «Водолей», – объявил КЭПКОМ, – мы очень довольны нашей текущей настройкой. Мы больше не собираемся тратить топливо в стабилизаторах, так что почему бы нам не оставить все как есть?

– Так, понятно, – сказал Лоувелл, убрал микрофон и повернулся к Хэйзу с удивленным взглядом, – Первый раз за полет мы видим звезды, и теперь они нам не нужны.

– Они волнуются, как бы не испортить все перед запуском, – пытаясь быть дипломатичным, сказал Хэйз.

– А я волнуюсь, как бы нам все не испортить, прежде чем мы к нему приступим.

Спор о звездном тесте быстро потерял практический интерес, поскольку уходило время. Близость корабля к переднему краю Луны означала, что до полета над обратной стороной и потери контакта оставалось меньше полутора часов. Эта потеря сигнала будет короче, чем в последней экспедиции Лоувелла, так как в отличие от экипажа «Аполлона-8», который перед появлением с противоположного края запустил свой гипергольный двигатель и вышел на окололунную орбиту, команда «Аполлона-13» вообще ничего не должна делать. Войдя за западный край в 75 часов и 8 минут полетного времени, они должны появиться у восточного края всего через 25 минут, а гравитация увеличит их скорость за время отсутствия контакта с Землей. Еще через два часа они должны быть готовы к запуску двигателя.

– «Водолей», это Хьюстон, – вызвал Бранд, – Если вы готовы, то я могу передать вам данные для маневра «ПК+2», а потом будете готовиться к потере сигнала.

– Так, – сказал Хэйз, доставая блокнот и ручку, – Я готов записывать.

Бранд зачитал все данные, включая векторы, углы рысканья и возможные точки приводнения на Земле, а Хэйз записал и прочитал ему обратно.

Лоувелл слышал озабоченность в голосе КЭПКОМа и с удовольствием ощущал свое внутреннее спокойствие, так как приближались потеря сигнала и, собственно, запуск. Этот запуск, в отличие от запуска свободного возврата, должен быть долгим и мощным: двигатель отработает 5 секунд на минимальной тяге, потом 21 секунду – на сорока процентах и, наконец, 4 минуты на полной тяге. Так же, как и запуск свободного возврата, его начнет и завершит компьютер, а Лоувелл будет лишь управлять рукояткой тяги. Если двигатель не включится точно в 79:27:40.07, то это сделает сам Лоувелл при помощи двух ярко-красных кнопок размером с долларовую монету, со словами «Старт» и «Стоп» под ними, на командирской стороне корабля. Эти кнопки связывают посадочный двигатель напрямую с батареями и, будучи нажатыми, дают команду на включение двигателя, минуя компьютер.

Если кнопку «Старт» требуется нажать лишь при опоздании момента зажигания, то существует много ситуаций, когда Лоувелл должен нажать «Стоп». В соответствии с полетными инструкциями командир обязан выключить двигатель, если упало давление топлива или давление в стабилизаторе, возросло давление окислителя, ориентация изменилась более чем на 10 градусов, на приборной панели мигают аварийные сигналы любой из шести батарей, компьютера или карданового подвеса двигателя.

Лоувелл знал, хуже всего, если появится сигнал о превышении давления в гелиевых баках топливной системы. Чтобы подавать топливо по магистралям в посадочную ступень ЛЭМа, инженеры «НАСА» больше полагались на сжатый гелий, чем на ненадежные топливные насосы. Не реагируя с взрывоопасной гипергольной жидкостью, инертный газ выталкивал ее по трубопроводам в камеру сгорания.

Эта система была почти безупречна, за одним исключением: гелий имел самую низкую температуру кипения, так что малейшее повышение температуры могло вызвать его испарение. Учитывая, что расширяющийся в герметичном баке газ может наделать много бед, «НАСА» снабдила бак вентилем с разрывной диафрагмой. Если давление неожиданно увеличится, диафрагма прорвется и выпустит газ, прежде чем давление станет слишком высоким.

Такое истекание гелия означает, что двигатель больше не удастся включить, но это в нормальной лунной экспедиции не представляет особой проблемы. Гелиевая система не должна ни нагреваться, ни включаться, пока посадочный двигатель не будет готов к работе, а сам посадочный двигатель предусматривает только разовое включение, чтобы вывести ЛЭМ с орбиты и посадить его на Луну. Разрыв диафрагмы должен происходить уже на лунной поверхности, когда посадочный двигатель выключается навсегда и газ спокойно выпускается в окружающий вакуум. Никто никогда не рассматривал ситуацию, с которой теперь столкнулся командир «Аполлона-13», когда во время полета придется включить двигатель, выключить его, а потом снова включить и опять выключить. Если в перегруженной топливной магистрали порвалась диафрагма, то посадочная двигательная установка пришла в полную негодность.

Несмотря на все это, Лоувелл ощущал поразительное спокойствие от приближающегося запуска, и, пока Хэйз записывал данные под диктовку Бранда, командир улучил минутку еще раз выглянуть в иллюминатор. И он выбрал для этого правильный момент. В 76 часов 42 минуты 7 секунд полетного времени Солнце скрылось за Луной, и «Аполлон-13» полностью погрузился в тень. Снаружи корабля мгновенно исчез сверкающий мусор, и со всех сторон, по всем направлениям в небе вдруг возник ковер из белоснежных звезд.

– Хьюстон, – сказал Лоувелл, – Солнце зашло и «…человек смотрит на эти звезды…»

– Это Нунки? – спросил Хэйз, повернувшись к окну и указав на звезду, которую раньше Лоувелл едва различал, а сейчас сиявшую, как маяк.

– Да, – ответил Лоувелл, – и еще я гораздо лучше вижу Антарес.

‑ А что это за облако? – спросил Суиджерт, наклонившись над плечом Лоувелла.

– Млечный путь, – ответил Лоувелл, показывая яркую белую полосу, рассекающую небо.

Нет, не та, что светится, – сказал Суиджерт, – Темная полоса. Даже две темные полосы, похожие на след инверсии.

Лоувелл проследил за взглядом Суиджерта и увидел пару жутко черных колонн, которые стерли только что появившиеся звезды.

– Я ничего подобного в жизни не видел, – произнес он, – Может, это выброшенный мусор.

– От наших маневров? – спросил Хэйз.

– Нет, – сказал Лоувелл, – от нашего взрыва.

Все трое смотрели на эти облака и ощущали спокойствие. Почти сутки прошли с неожиданного ночного удара и тряски, и воспоминания об этом уже начали стираться. Но эти призрачные черные пальцы, тянущиеся в космос от их корабля, вновь их прояснили. По-прежнему, было неясно, что произошло в задней части их корабля, но истекающий грязный дым служил им постоянным напоминанием о катастрофе.

Тишину нарушил голос Бранда:

– «Водолей», это Хьюстон.

– Слушаю, Хьюстон.

– Так, Джим, у нас чуть больше двух минут до потери сигнала, и все идет хорошо.