Народная монархия - Иван Лукьянович Солоневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гибель Киева
В 1017 году большой пожар уничтожил в Киеве семьсот церквей. Может быть, благочестивый летописец и преувеличил размах киевского церковного строительства: Дитмар Мерзенбургский, который посетил Киев незадолго до пожара, говорит, что в городе насчитывалось только 400 церквей и 8 рынков.
Было ли в нем семьсот или только четыреста церквей, Киев, несомненно, был огромным и богатым городом и, вероятно, самым большим и самым богатым в тогдашней Европе. Адам Бременский считал Киев начала X I века соперником Константинополя. Современник Ярослава Мудрого, митрополит Илларион, в своей проповеди спрашивал: «Кого Бог тако любит, якоже нас возлюбил есть и вознесл?» И отвечает: «Никого же».
Лет двести спустя папский миссионер Плано-Карпини нашел в Киеве лишь двести домов, а по пути через Киевскую и Переяславскую землю – лишь бесчисленное количество человеческих черепов и костей, разбросанных по полям. От великолепия и богатства Киевской Руси не осталось ничего.
У историков создалось и поддерживается впечатление о Киевской Руси, как о некоей исторической скороспелке, которая возникла без достаточных к тому оснований и без достаточных погибла. И обычно проводится параллель между такими же, без достаточного основания возникшими, государственными образованиями Запада.
Карл Маркс писал:
«Как Империя Карла Великого предшествует образованию Франции, Германии и Италии, так Империя Рюриковичей предшествует образованию Польши, Литвы, балтийских поселений, Турции и самого Московского государства». Здесь, конечно, говорится о причинной связи, а не о последовательности во времени, иначе можно было бы сказать, что, например, Империя Ацтеков предшествует образованию Британской Империи. По времени действительно предшествует, но из этого не следует решительно ничего. Что же касается причинной связи, то здесь Маркс, верный своему обычаю рассматривать русскую историю с западноевропейской точки зрения, следует чисто киевской поговорке: «В огороде бузина, а в Киеве – дядько»: Империя Карла реально охватывала и пыталась охватить нынешние Францию, Италию, Испанию, Германию, Бельгию, Чехию и другие, – «Империя Рюриковичей» не охватывала ни Польши, ни Балтики, ни тем более Турции. Империя Карла, развалившись, так и осталась в разваленном виде и до сих пор.
Киевская же Русь «предшествовала» никак не Польше и уж тем более не Турции, – она предшествовала Российской Империи. Или, иначе, – Киевская Русь была одной из неудачных попыток объединения Руси, за которою последовала удачная – Московская Русь, а впоследствии Петербургская Империя.
Киевская Русь была не единственной попыткой. Ее стопам и ее судьбам – хотя и менее трагическим образом – последовали: Галич, Вильна и Новгород – Русь Червонная, Русь Литовская и Русь Новгородская. Предшественниками Москвы явились все четыре.
Таким образом, в организации Киевской Руси не было ничего случайного и скороспелого. Русский народ – даже и в его тогдашнем этнографическом составе и во всех его тогдашних разновидностях – сразу же поставил себе определенную историческую задачу. Она не была решена ни в Галиче, ни в Вильне, ни в Новгороде, ни в Киеве, и ее решили из Москвы.
Совершенно очевидно, что в Москве существовали, а в Киеве, Галиче, Вильне и Новгороде отсутствовали те причины, которые привели к неудаче первых четырех попыток и удаче пятой. Какие же это были причины? Обычно говорят, что Киевская Русь была разгромлена степью, однако достаточно очевидно, что «степь» тут играла только второстепенную роль: ни Галич, ни Вильна, ни Новгород от нее не страдали, Москва страдала не меньше Киева. Но не стоит говорить и об объяснениях Ключевского: киевские, де, князья так размножились, что стало им тесно и они завели усобицы: с таким же остроумием успехи Москвы историки объясняют немногочисленностью потомства Даниловичей. Будь, значит, киевские князья и еще более княгини менее чадолюбивы, а московские более чадолюбивы, – история России пошла бы не московским, а киевским путем…
Здесь, между прочим, можно с особою, выдающеюся наглядностью проследить общий для всех наших историков закон притяжения доводов за волосы. Академик Шмурло в особой главе перечисляет «причины усиления Москвы», и пункт 7 озаглавливает так: «Малочисленность княжеской семьи в потомстве Даниила Александровича». – «Она содействовала тому, чтобы: а) установить порядок наследования от отца к сыну, б) наделять старшего сына уделом значительно больших размеров, чем уделы младших сыновей, и таким путем сосредоточить постепенно Московские земли в одних руках».
Изобретатель русского феодализма Павлов-Сильванский дает единству государственной власти иное объяснение:
«Последствием иммунитета на западе был захват крупнейшими землевладельцами верховной власти. Иммунитет послужил опорою для узурпации суверенитета и для образования средневековых княжеств и государств. Этого последствия у нас иммунитет не имел. Ни один боярин не превратился в князя-государя в собственном смысле этого слова. Но это произошло вследствие быстрого размножения князей Рюриковичей».
Вот вам два объяснения двумя случайными причинами, друг друга взаимно и начисто исключающими. Шмурло: феодализм не удался потому, что князей было слишком мало. Павлов-Сильванский: феодализм не удался потому, что князей было слишком много. Очень может быть, что у какого-то третьего, мне еще неизвестного, историка установлен точный коэффициент княжеской рождаемости, необходимой для победы феодализма. В Западной Европе коэффициент рождаемости был, значит, случайно как раз впору: будь он малость выше или малость ниже, империя Карла Великого процветала бы и по сие время. Это называется исторической наукой…
Княжеские усобицы также не являлись объяснением – при всей их наглядности. Ибо неизбежно возникает вопрос: почему Киев и прочие с ними не справились и почему Москва с ними справилась? Таланты московских князей или отсутствие талантов у киевских – тоже ничего не дает для понимания: Ярослав, да еще и «Мудрый», который разделил киевскую землю между своими сыновьями, – был ли он глупее, например, Даниила Александровича, вступившего на престол в возрасте десяти лет, или Михаила Феодоровича, вступившего на престол в возрасте шестнадцати лет? При этих князьях московская земля никак не делилась. Не будет ли правильнее искать причины удачи и неудачи в каких-то гораздо более глубинных и гораздо более широких явлениях, чем княжеское деторождение, и гораздо более постоянных, чем талантливость или бездарность десятков князей, мелькавших и на киевском, и на московском престолах?
Самая наглядная причина неудачи домосковских правителей заключалась в «усобицах» – независимо от того, решались ли они вооруженной схваткой князей на
