Хрустальная пирамида - Содзи Симада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вот, я выполняю это свое обещание.
Я безучастно смотрел через огромное стекло на величественный вечерний пейзаж. Стоял, окруженный со всех сторон стеклянными стенами, на просторной скалистой площади.
— Можно кое-что спросить? — сказала Леона. Они с Митараи, оказывается, успели подойти к решетчатой железной двери вдалеке.
— Нельзя, — твердо ответил Митараи и пошел обратно в мою сторону. — Исиока, надо возвращаться. Запас кислорода не безграничен. Надо побыстрее, не то охранники сойдут с ума.
— У меня очень простой вопрос. Для вас это был простой случай?
Но Митараи, проигнорировав эти слова, молча пополз обратно в узкую дыру у основания высоченной скалы.
Голливуд, Америка — 15
В два часа дня 31 августа мы, пообедав, прибыли в сопровождении менеджера Леоны в павильон «G» кинокомпании «Парамаунт». Как мы поняли, здесь Леона имела статус небожительницы, и самой показывать друзьям территорию студии было ниже ее достоинства. Это выглядело бы примерно так же, как если б королева Елизавета сама водила посетителей по Букингемскому дворцу.
Студия «Парамаунт» расположена в южной части Голливуда на Мелроуз-авеню. Если быть немного точнее, «Парамаунт пикчерз» занимает целый квартал, ограниченный с четырех сторон Мелроуз-авеню, бульваром Санта-Моника, Гауэр-стрит и Ван-Несс-авеню. К северу от Гауэр-стрит на склоне горы установлена знаменитая белая надпись « HOLLYWOOD».
У «Парамаунт» очень обширная территория, можно сказать, целое королевство. На ней выстроились похожие на гигантские ящики многочисленные павильоны, где прямо сейчас снимаются фильмы, которые соберут массу зрителей по всему миру. Мы с Митараи гуляли по дорожкам между этими сооружениями, а мимо нас с озабоченным видом пробегали многочисленные киношники.
Здание цвета слоновой кости, в которое нас проводили, снаружи имело довольно скромный вид, но внутри оно напоминало настоящий театр. На просторной сцене, освещенной фонарями, были расставлены складные стулья, на которых уже сидели коллеги Леоны и ждали нашего появления. Но самой Леоны мы не увидели.
Помещение показалось мне похожим на театр потому, что у края сцены стояли декорации, изображающие, очевидно, комнату в одном из небоскребов Манхэттена. Это, наверное, была кухня. Ее осветили особенно ярко, а за окнами установили фотографии ночного Манхэттена, в которые вмонтировали огромное количество крохотных лампочек.
На большом мраморном столе стоял великолепный макет, явно изображающий пирамиду Иджипт-Айленд. Его прикрывал прозрачный акриловый чехол. И сама пирамида, и круглая башня рядом, и скальное основание, и даже волны на море были выполнены очень тщательно.
Пока мы шли по студии, дверь в стене с другой стороны от мраморного стола с макетом резко отворилась, и вошла Леона. Видимо, она репетировала какую-то зимнюю сцену, поскольку была в коричневом платье-мини. Ткань платья покрывал узор из завитков, по всей его длине тянулись две — золотая и серая — вертикальные полосы.
— Господин знаменитый сыщик, добро пожаловать в мою манхэттенскую квартиру!
Леона говорила на английском, на котором только что репетировала. В гриме она выглядела совершенно другим человеком, и вся сцена напоминала кадр из фильма, так что казалось, что все это снимается на камеру.
— Итак, господа, знаменитый сыщик из Японии! Прошу ваши аплодисменты!
Подчиняясь словам знаменитой звезды, присутствующие единодушно зааплодировали.
— Господин, который вошел первым, — знаменитый сыщик Киёси Митараи, за ним — его помощник Кадзуми Исиока. Сегодня они расскажут о раскрытии загадки убийства на Бич-Пойнт, которое принесло нам столько проблем. Проходите, пожалуйста, сюда, занимайте места рядом со столом. Стулья для зрителей развернуты в эту сторону. Садитесь, я представлю вам группу.
— Приветствую, дамы и господа!
Как всегда полный уверенности, Митараи не торопясь повернулся к публике. Говорил он, разумеется, по-английски.
— Какая громадная у вас компания! Прямо отдельное государство… Есть глубокий смысл в том, что для рассказа о раскрытии преступления выбрали именно это место. Потому что именно здесь находится Вавилон.
Раздался шквал аплодисментов. Не понимая причины этого, я решил тихо сидеть на своем месте возле стола.
— Различные цивилизации — всего лишь крупицы в великой реке времени. Не больше, чем отдельные пузырьки пены. Неожиданно просыпаясь, как подводный вулкан, они какое-то время извергают пламя, а потом быстро тонут в потоке истории. Где сейчас самый блистательный центр нашей цивилизации? Где море черепичных крыш на особняках свидетельствует о процветании, где возвышается Вавилонская башня? Сейчас, когда Греция и Рим ушли в историю, это не Париж, не Лондон и не Нью-Йорк. Этот центр сейчас здесь, в Голливуде. В Голливуде, где целлулоидные грезы возвышаются надо всем, пронзая облака.
Раздались крики «Браво!», началась овация. Митараи обладал редким умением овладевать сердцами толпы.
— Мистер Холмс, прекрасная речь! Вам нужно выдвигаться на пост президента! — сказала Леона.
Снова раздались аплодисменты.
— Садитесь, пожалуйста, сюда. Я задам несколько вопросов. Нынешнее дело оказалось простым?
— На этот вопрос ответит мой помощник.
Глубоко поклонившись, как после спектакля, Митараи сел на стул. Леона задала мне тот же вопрос по-японски.
— Умерла его любимая собака, поэтому, думаю, было трудно.
Я ответил откровенно. Леона перевела мой ответ на английский, из публики послышались грустные вздохи.
— Это, должно быть, очень тяжело, — произнес кто-то.
— Не хотелось бы пережить это снова. Все мы знаем, какое горе несет утрата любимых. Это горе сравнимо с исчезновением целой цивилизации. Жить — значит, все время подвергаться ударам.
Митараи встал и заходил по сцене.
— Те, кто знает, что наша жизнь — непрестанная борьба, не боятся прямого выстрела. По-настоящему страшен удар со стороны близкого, которого ты не ожидал. Шелест деревьев, качающихся за окном, разговор с другом ни о чем, приглушенный шепот в ночной тишине — когда это все исчезает в одно мгновение, кончается весь мир.
— Перестаньте, господин Митараи, — сказала Леона по-японски, — вы произносите горькие слова. Я от этого не смогу говорить.
— О’кей, оставим этот разговор, — любезно сказал мой друг. Этой мягкости он тоже научился после смерти любимого существа. — Но так я сказал потому, что это имеет отношение к нашему делу. Будь это тысячу раз необыкновенное явление, для большинства людей оно выглядит всего лишь таким, каким оно им представляется. Для тех, кого это коснулось, нет ничего, кроме печали, которая затмевает все остальное. Люди эгоистичны. И цивилизация часто развивается, руководствуясь этой эгоистичностью.
— Разрешите представить вам нашу группу. Режиссер Эрвин Тофлер, — сказала Леона.
Мужчина, сидевший в кресле, поднял руку.
— Мистер Митараи, в ваших словах чувствуется сила.
— Рядом с ним помощник режиссера Боб Элоиз. Дальше — главный оператор Брайан Уитни.
— Привет! — Тот тоже приподнял руку.
— Главный художник Эрик Бернар, вы с ним уже знакомы.
— Обещал показать музей, — сказал Эрик.
— Этот макет сделан замечательно! — сказал Митараи.
— По соседству с ним его помощник, Стивен Олсон, потом Харрисон Тайнер.
Таким же образом Леона представила всех членов съемочной группы.
— Там, в углу, со злобным лицом сидит начальник новоорлеанской полиции Декстер Гордон, а рядом с ним — специальный агент ФБР Нельсон Макфарен. Скорее всего, комментариев от них мы не дождемся.
— Почему же, мисс Мацудзаки? — веско сказал Декстер, крупный мужчина, похожий на персонажа с рекламы «Кей-эф-си». — Я не знаю, насколько вы хороший сыщик, но здесь не Токио. Хочу сказать только одно — если он нас не убедит, то съемку я не разрешу.
— Что за зануда! Он всегда такой, — сказала Леона по-японски.
— Полицейские всюду одинаковые, — ответил Митараи тоже по-японски.
— И еще одно: я терпеть не могу сыщиков, — продолжил начальник полиции.
— Отличный прием, — сказал мне Митараи со смехом.
— Трое в том углу — охранники убитого Ричарда Алексона Рикки Сполдинг, Родриго Граппели и Джозеф О’Коннор. Все они пятнадцатого августа были с нами на Бич-Пойнт. Если не учитывать сто человек танцоров, тут не хватает только Ричарда Алексона и Стива Миллера.
Я подумал, что все