Обман - Клэр Фрэнсис

Внизу что-то бормочут волны. Прислушиваясь к этому звуку, я вспоминаю, как увидела береговую линию. Узкую полоску земли, которая серой тенью неожиданно выступила из стены тумана. Сначала я не поверила своим глазам и как в бреду продолжала гнать лодку вперед. Наконец различила обрывистый берег, высадиться на который было не так просто. Большие волны накатывали на береговые камни и с шумом отступали назад. Мне пришлось спрыгнуть в воду. Стоя в воде почти по грудь, я вцепилась в плоскодонку, развернула ее носом в сторону моря и сильно толкнула. Тут меня подхватила волна, и я ушла с головой под воду. В этот момент я поняла, что значит тонуть в море.

– Да… – ошарашенно бормочет Морланд. – Да… Эллен, ты должна им обо всем рассказать.

Как это у него все красиво получается!

– Они подумают, что я сделала это ради денег.

– Что?

– И отчасти это так.

– Но если ты объяснишь про деньги фонда…

– Нет. Ни за что. Я никогда этого не сделаю.

– Но ведь наверняка…

– Нет, – с неожиданной резкостью говорю я. – Они до всего докопаются. Долги, мошенничество… Все это получит огласку. Разразится грандиозный скандал. И тогда получится, что все это я сделала напрасно. Напрасно! – Восклицаю я и уже спокойнее добавляю: – И потом, они должны будут предъявить мне какое-то обвинение. Я в этом уверена. Ну, хотя бы по факту недонесения о смертельном случае. Или что-нибудь в этом роде. На меня набросится пресса. И тогда моим детям придется пережить позор уже не за одного, а за обоих родителей.

Морланд понимающе наклоняет голову.

– Ну, хорошо, – с обеспокоенностью в голосе произносит он. – Скажи им, дескать, сделала это ради детей. Чтобы те не знали, что их отец покончил с собой.

– И ты считаешь, что в полиции мне поверят? Думаю, их будет трудно убедить в том, что я пошла на все это во имя своих детей. Да тот же Доусон будет думать о таком мотиве, как деньги. Он вспомнит, что я пыталась подать заявление на страховку Гарри. Это же мошенничество, не так ли? Вот он и будет считать, что я решила спрятать тело Гарри с одной-единственной целью – получить за мужа деньги.

– Ты недооцениваешь себя, Эллен. Я думаю, ты как раз тот человек, которому поверят, если он расскажет, что действовал, защищая будущее своих детей.

– Ты так считаешь? – громко смеюсь я. – Боюсь, даже ты не веришь мне до конца. И не забывай – я им много лгала. Может, я и сейчас лгу… Кстати, если уж они думают, что произошло убийство, то почем убийцей не могу быть я?

– Эллен, послушай, не глупи.

– Это не так уж глупо, – говорю я, а в сердце начинает шевелиться страх. – Подумай сам над этим.

– Эллен, прекрати.

– Нет, я серьезно.

– Но зачем бы тебе было убивать Гарри?

– Ну, как тебе сказать… У нас вконец испортились отношения. У него была другая женщина.

– Вот оно что… – медленно произносит Морланд, с заметным трудом переваривая информацию. – Но это еще не причина убить человека.

– Разве? А я полагала, что как раз из-за этого люди часто убивают друг друга.

Морланд замолкает и шумно выдыхает воздух. Видимо, не находит, что ответить.

– Так что подозрение в присвоении денег за страховку Гарри – это еще далеко не все, что есть на меня у полиции. – Я чувствую на себе внимательный взгляд Ричарда.

– Что ты имеешь в виду?

Начинается самое сложное. Здесь мне нужно серьезно довериться Морланду, а я пока не ощущаю в себе достаточной готовности к этому. Поэтому оттягиваю момент и рассказываю пока лишь о веслах «Зодиака». О том, что полицейские нашли на них кровь Гарри и вправе уличить меня во лжи.

– Ну, наличие крови на веслах вполне объяснимо, – заявляет Морланд. – Она могла попасть тебе на руки с тела Гарри, а уж потом на весла.

Кровь на моих руках. Прямо в яблочко!

– Да, – соглашаюсь я. – Но есть еще один факт. Поздно вечером в ту пятницу к нам домой звонили с мобильного телефона, находившегося на яхте. В полиции считают, что это был Гарри. Я сказала им, что в тот вечер никто из нашего дома с яхтой не разговаривал, что звонок, видимо, поступил на автоответчик, а тот по какой-то причине не записал его. Но, похоже, не удалось убедить их в этом. Думаю, Доусон не поверил мне. И если теперь скажу полицейским, что была в тот час на яхте и звонила домой, они, разумеется, захотят узнать, с кем я разговаривала.

– И с кем же?

– В том-то и загвоздка, что я не могу сказать полицейским об этом.

Морланд делает неуверенный жест рукой.

– Не понимаю…

Нервы у меня напряжены, как струна. Довериться Ричарду, или нет? Я стою на краю пропасти. Томительно тянутся секунды. Наконец я решаюсь.

– Я разговаривала с Кэти. Она неожиданно приехала домой из интерната.

– Кэти? Почему же ты не можешь сказать об этом Доусону?

– Потому что Кэти и так уже на грани нервного срыва. А если ее начнут допрашивать в полиции, то этот срыв неминуем.

Я почти физически ощущаю растерянность Морланда.

– И все же, почему…

– Кэти совершенно убита смертью Гарри. Ты даже не представляешь себе, как она переживает. Я вынуждена была показать ее психиатру. Состояние у нее до сих пор еще очень неустойчивое. – Я даю Ричарду несколько секунд для того, чтобы обдумать все это, потом тихо говорю: – Я не могу ставить дочь под удар. Не могу рисковать и Джошем. Пусть я совершила много ошибок, но правда убьет их.

– Эллен, Эллен!

– Я знаю, знаю… Не говори ничего. Знаю, что я в западне. И если начну все объяснять, то ситуация только осложнится. И где гарантия, что в полиции не попытаются использовать ее в своих интересах? Кровь на веслах! Почему бы им не предположить, что я совершила нечто гораздо более страшное, чем сокрытие тела мужа? – Я не произношу слово «убийство», но оно и без этого повисает в воздухе.

Морланд наклоняется вперед, обхватывает руль руками и невидящим взором смотрит прямо перед собой. Затем, словно приняв какое-то решение, вновь откидывается на спинку кресла.

– Тогда не говори им ничего, – отрывисто произносит он. – Ты не должна ничего им говорить.

Вот он, оправдательный приговор! Я мысленно возношу хвалу Господу и испытываю огромное внутреннее облегчение.

– Ты должна твердо стоять на своем, они потеряют к этому делу интерес. Рано или поздно. – Ричард резко поворачивается ко мне. – Держись того, что уже сказала им. Не отступай ни на йоту. Не показывай ни малейшего сомнения. Не переигрывай в своей уверенности, но и не давай им сбивать тебя с твоей позиции.

– Я боюсь их, – честно признаюсь я. Рука Ричарда находит мою.

– Стой на своем.

– Иногда мне так страшно.

– Я буду рядом с тобой.

У меня перехватывает дыхание.

– Правда?

Он берет меня за голову обеими руками, слегка притягивает к себе и осторожно целует в лоб.

– Да, дорогая Эллен, да.

ГЛАВА 18

Приближается Рождество, и жизнь поворачивается ко мне своей лучшей стороной.

Иногда, когда я гуляю в саду или хожу по магазинам, я останавливаюсь и про себя возношу хвалу Господу. То же самое делаю и когда готовлю, и когда работаю над нашим с Молли проектом. Я закрываю глаза. Меня переполняет благодарность. Наконец-то судьба снизошла ко мне. Не знаю, чем я это заслужила. Но если чувство благодарности связано с удачей, я стараюсь фиксировать его в себе почаще.

Когда же ночью я лежу рядом с Морландом, меня переполняет не просто благодарность, а какое-то гораздо более сложное и сильное чувство. Очевидно, это и есть любовь. И еще уверенность в том, что пока мы с Ричардом вместе, со мной ничего не случится. Так оно и есть. Морланд вселяет в меня уверенность, передавая мне часть своей капитальности в жизни.

В течение этого нескончаемого лета, когда Доусон сильно меня донимал, Ричард помогал избавиться от страхов, репетировал со мной каждую фразу перед предстоящей беседой в полиции, убеждал в том, что я сумею противостоять инспектору. Взяв на себя обязательство защищать меня, он отдался этому со всей страстью. Он превратился в моего друга, советника и любовника.

Когда думаю о своей судьбе, то мысленно часто спрашиваю себя, что я такого сделала, чтобы заслужить Ричарда? И не нахожу ответа на этот вопрос.

С октября Доусон меня не трогал. Официально расследование дела все еще продолжается. Дела об убийстве. Но поскольку выяснилось, что у Аткинса стопроцентное алиби, а больше подозреваемых нет, следственная бригада была сокращена с тридцати человек до тринадцати, а затем и вовсе до пяти. В последнее время до меня доходили слухи о том, что сейчас по этому делу активно не работает уже никто. Это вовсе не означает, что Доусон сдался. Он открыто так и заявил мне при нашей последней встрече. Это был ставший уже привычным допрос, и мы вели себя как актеры в длинной и скучной пьесе. Голоса у нас были невыразительными и усталыми. После одного из моих ответов повисла продолжительная пауза. Неожиданно Доусон сердито хлопнул ладонью по столу, как будто завершил какую-то тяжелую работу или принял трудное решение. Потом он поднялся и заявил, что проводит меня до машины. Открыв мне дверцу, Доусон сказал: