Перстень Мериада - Ольга Романовская

Честно говоря, вопрос поставил её в тупик. Во-первых, эта подавальщица слишком любезна для заурядного заведения провинциального городка, а, во-вторых, она, Стелла, кажется, не имеет ни малейшего представления о здешних

завтраках.

— Так как же, сеньора?

— Принесите что-нибудь на Ваш вкус и, если не трудно, подскажите, с кем можно переговорить на счёт комнаты.

Завтрак оказался сносным и даже тёплым. Молчаливое механическое движение челюстей утомляло, и принцесса решила завести невинный, ни к чему не обязывающий разговор с кем-нибудь из посетителей. Мысленно оценив интеллектуальные возможности каждого из утренних завсегдатаев трактира, а так же степень их предрасположенности к разговорам, она остановила свой выбор на аккуратном, прилизанном человечке, неторопливо допивавшем свой кофе. Если он пьёт кофе — у него водятся деньги.

— Тихий у Вас городок, — нейтрально начала девушка.

Человек с чашкой кофе вздрогнул и обернулся с молчаливым вопросом: "Вы это мне?".

— Да, тихий, — немного помолчав, ответил он.

— Я видела на площади почтовую карету…

— Сегодня она припозднилась, обычно она приезжает в половину седьмого.

— Каждый день?

— Что Вы, сеньора! — рассмеялся ее собеседник. — Только по четвергам.

— Понятно. — Разговор, явно, не клеился: они не могли найти достойной темы для обсуждения. И тут девушка совершенно невзначай спросила: — А дакирцы здесь часто появляются?

— Да появляются иногда… — Человек с кофе нахмурился. — Вчера вечером были трое. Они тихие, слишком тихие… Дали Аннаре большие чаевые…

— А какие они были, эти дакирцы?

— Обыкновенные. А почему Вы спрашиваете? Они Ваши знакомые?

— Нет. Просто мне интересно.

— Всё шпионят и шпионят! — чуть слышно пробурчал он и залпом, рискуя обжечь горло, допил кофе. — Можно подумать, у нас тут клуб для шпионов! И было бы чего вынюхивать: в городе ни оружейных складов, ни денег, ни важных чиновников. А их сюда так и тянет, так и тянет, словно мёдом им намазано!

Человек встал и, нарочито обойдя стол принцессы, вышел на улицу.

— Если я не ослышался, он принял меня за дакирскую шпионку, — усмехнулась Стелла, снова углубившись в содержимое своей тарелки. — Теперь пойдёт и разболтает каждому встречному о своих подозрениях. Одни проблемы… И дёрнуло же меня спросить о дакирцах!

Комната была небольшая и чистая. Она располагалась в самом конце коридора, рядом с лестницей на чердак. Так как копыта Лайнес были приведены в полную исправность, а до обеда было ещё далеко, Стелла не страдала от недостатка свободного времени. Побродив немного по городу и окончательно убедившись, что все провинциальные городки одинаково скучны, она вернулась в гостиницу. Перед дверью в свою комнату девушка остановилась. Лестница на чердак с самого утра не давала ей покоя, а врождённое любопытство лишь подливало масла в огонь. Помедлив немного и окинув коридор быстрым взглядом — никого, — она прошмыгнула на скрипучую лесенку и толкнула крышку потолочного люка — не заперто.

Чердак был сплошь завален хламом; золотистая пыль клубилась в лучах солнца, лившегося сквозь давно немытое круглое оконце.

Принцесса осторожно выпрямилась; покрытые пыльной стружкой стропила почти касались её головы. Под сапогами хрустела пожелтевшая бумага; ноги цеплялись за обломки старой мебели. Чего здесь только не было: и плетеные кресла, бывшие в моде лет двадцать назад, и столы со сломанными ножками, и стулья различной конфигурации с порванными сиденьями, и изъеденная молью старая одежда…

В дальнем углу Стелла заметила секретер, очевидно, перекочевавший сюда из какого-то официального учреждения. Она подошла к нему, щёлкнула знакомым секретным механизмом (слава богам, за последнее время эти штучки совсем не изменились) и начала один за другим выдвигать ящички. В них не было ничего интересного, кроме дохлых клопов. С досадой девушка опёрлась на одну из внутренних перегородок секретера — она заскрипела и неожиданно отодвинулась в сторону. Значит, верно говорят, что ни один секретер не обходится без тайника.

Ее добычей стала толстая книга. Обложка обтрепалась, переплёт ходил ходуном, многих страниц не хватало. Ни титульного листа, ни первой страницы, ни оглавления не оказалось. Осторожно положив её на груду какого-то хлама, Стелла провела её поверхностную атрибуцию. Бумага ветхая, исписана каллиграфическим почерком с сильным наклоном влево. Начертание букв необычное, старинное, алфавит не сиальдарский.

Она наугад раскрыла книгу: все слова были незнакомыми. Отчаявшись что-либо понять в старинном фолианте, девушка просто листала его, рассматривая редкие иллюстрации. Неожиданно из книги выпали несколько листков, заполненных мелким писарским почерком. Кое-что зачёркнуто, вместо некоторых слов стояли вопросительные знаки. Но, самое главное, листы были написаны на лиэнском! Стелла жадно ухватилась за возможность узнать что-нибудь о содержании книги (она не сомневалась, что бумаги, которые она держит в руках, — перевод одной из глав и) и, подойдя к окну, принялась за чтение.

Текст рассказывал о неком Олефере, который, "придя к императору и властителю жизни, смиренно положил к ногам его все знания и умения свои". Пропустив несколько листов, девушка наткнулась на рассказ о последних днях императора Тегуальсира. Упоминание этого имени подсказало, что книга представляет собой ряд жизнеописаний великих людей почившей под снегами времени Хризской империи. Ей запомнился один из фрагментов трагической повести о последнем императоре, человеке, на глазах которого рушился собственный дом.

…Он стоял и смотрел, как растекается в разные стороны необъятное людское море. На глазах у него были слёзы. Всё, что любил он, всё, без чего не мыслил своей жизни, навек уходило в небытие. Всполохи пожара метались над его любимой столицей, рушилась в холодные воды озера память отцов. А варвары — те, кого обучали они, кого научили жить и видеть прекрасное, пировали на обломках храма, и девы знатных фамилий были им служанками.

Сердце его разрывалось от боли. Он не мог смотреть на город. Не дома жгли они, а его душу, сердце разрывали на куски своими нечестивыми руками. И сказал великий Тегуальсир сыновьям своим, в недоумении смотревших на него и — с ненавистью на тех, кто лишил их родины:

— Это сделал я, дети мои! Во всём, что видите, вина моя.

И смотрели на него, и не понимали.

Вздохнул Тегуальсир тяжко и, бросив взгляд прощальный на сыновей своих, поскакал к озеру, где было сердце его. Не удержишь душу, если несут её крылья. Он был великой Хризой, он хотел умереть вместе с ней. Но ласковые воды не убаюкали, не успокоили его кровоточащее сердце: видя, что господин их сошёл с ума, поспешили спасти тело его верные слуги, не видя, что дух его упокоился под обрушившимися колоннами храма былой жизни.