Песнь моряка - Кен Кизи

Одна из девиц Крабб – из другой семейной ветви, со стороны Иствиков, – в одиночестве стояла за прилавком, когда Алиса с Шулой вошли через автоматически открывающуюся дверь. Прислонясь к большому кофейному термосу, девица ныла о чем-то в селефон. Ее имя было Дайна, но все звали ее Дойной – Дойной Нойной. Как самая младшая в иерархии, она осталась дежурить во «Всегда Открытом» «Крабб-Потте», в то время как все ее кузины ушли, и теперь их все видят вместе с Красивыми Людьми. Бедная Дойна была некрасива, как заляпанный грязью моллюск, даже если не обращать внимания на ее аденоидное нытье. Волосы походили на палубную швабру, оставленную сушиться на перевернутом ведре. Глаза – угрюмые ямы. Подбородок вечно в слюнях, как подтаявший стаканчик с ванильным мороженым. В этом городе присматривать за своими заведениями только и остались Дойна Крабб и Айрис Греди, размышляла Алиса, – противоположные концы одной и той же палки. Одна ни шиша не видит, на другую тошно смотреть.

– Как дела, Дойна? Тебя оставили рулить баром и рестораном?

– Мне мало лет, чтобы брать что-то из бара, хотите меню?

Дойна не настроена на разговоры, немедленно догадалась Алиса и не стала представлять гостью. Она взяла две картонки в форме краба, на которых было напечатано меню, и повела Шулу к угловому столику с видом на Главную. Кто бы ни шел из доков, он непременно пройдет мимо «Крабб-Потте», особенно Кармоди. Это не самое любимое его заведение, он предпочитал «Дом Хвостов» на Аэродромной улице, поскольку там есть танцпол, но сегодня ему «Крабб-Потте» не избежать. «Ресторан и бар „Крабб-Потте“» был вечерним водопоем, к которому сходилось все высшее общество Куинака. Кого угодно из тех, кто представлял из себя что угодно в Куинаке, можно было схватить в счастливые часы в «Крабб-Потте» за шиворот. Если этот недавний лодочный рапорт был правдой, Кармоди с мальчиками первым делом явятся сюда – во всей красе своих морских приключений и жажде о них поведать. Они будут разочарованы, с ухмылкой подумала Алиса, найдя здесь всего лишь трех женщин: эскимоску, нытика и ворчливую жену.

– Можно начать с двух кофе – нет, один кофе и один травяной чай для моей английской гостьи. Без кофеина.

– У нас есть кофе, миссис Кармоди, а чая нет – ни травяного, ни какого еще. Повар ушел смотреть кино, и все остальные тоже. Оставили мне один термос с кофе, один горшок с чили и один с рыбным супом, и это все.

– Тебе нужно только поставить чайник, Дойна. Ты ведь справишься, правда? Вскипятишь воду?

– Повар ушел в доки, – повторила Дойна, включив погромче свое нытье. – У нас есть только кофе, чили и суп.

– Кофе годится, – бодро отозвалась инупиатская девушка, – и что угодно из второго.

Дойна бросила на девушку недовольный взгляд: вот еще одна – моложе ее, а туда же, веселится.

– Что из второго? Чили или рыбный суп?

– На твоем месте я бы взяла чили, – шепотом посоветовала Алиса. – Рыбный суп бывает разный. И тебе придется одолжить мне денег – я оставила дома сумку.

Девушка вытащила из кармашка замшевой юбки шарик, скатанный из стодолларовых банкнот.

– У меня много. Мне платят суточные каждый день, даже если я не снимаю рубашку.

Кофе оказался еле теплым, чили подгоревшим, но посетительницы и не подумали жаловаться. Они были слишком заняты разговором – рассказом и слушанием, так будет точнее. Алиса в основном слушала, улыбалась и кивала или хмурилась и качала головой. Девушка болтала почти без умолку, поглотив несколько порций кофе, чили с фасолью и крекерами, затем кусок кокосового пирога, настолько черствого, что Алиса подумала, не забыл ли Омар Луп заехать на этой неделе за всегдашней порцией объедков. Закончив свой кусок, девушка попросила разрешения доесть Алисин. Алиса не знала никого, кроме Кармоди, кто получал бы такое удовольствие от простого прохождения через рот слов и пищи.

Девушкина мать умерла шесть лет назад – самоубийство; отец уехал на снегоходе на юг и там пропал еще до ее рождения. Пара старых эскимосов из номера 5 была на самом деле ее дедом и бабкой, хотя девушка до сих пор не знала точно, с материнской стороны, с отцовской или с разных. Она решила, что с разных, иначе они держались бы друг с другом повежливее. Эти проклятые родословные на севере всегда немного путаются, убеждала она Алису, слишком точным подсчетом, кто кому кем приходится, у них на Крайнем Севере, где все живут слишком тесно, пожалуй, лучше не заниматься.

Дверь с шипением открылась, и в зал вошли трое мальков в бурнусах из шинных камер поверх коричневого напыления. Они сели у стойки, Дойна выложила перед ними меню, потом, что-то предупредительно шепнув, вернулась к своему телефону. Малькам явно интереснее было изучать отражения Алисы и эскимосской девушки в барном зеркале, чем меню. Дверь открылась снова, и вошли два не особо молодых серфера из Малибу. Они оживленно обсуждали следующий сезон Лос-Анджелесских гонок. Потом заметили Алису с Шулой, и их глаза возбужденно заблестели. Алиса не представляла, откуда серферам знать, кто она такая, – скорее, они знали Шулу. Шула была звездой.

Обменявшись взглядами с Дойной, эта пара села за соседний столик. Они пришли слушать. Эскимоска не могла не заметить очевидных шпионов, но это не побудило ее говорить тише. Столкновение мотовелосипедов, чили, весь этот кофе и все эти внимательные уши – она болтала без умолку.

К неудовольствию Алисы, следующей парой, прошедшей через двери, оказалась вторая половина фабрики тотемных столбов, а именно старые братья-пра Уолтер и Уильям Барроу. Пылезащитные маски сидели у них на головах, как ермолки, пенопластовая крошка прилипла к плечам. Старые похотливые мошенники сели рядом с серферами и теперь ухмылялись, как будто им достались места у самого ринга на матче высшей лиги. Тоже пришли поглазеть. Старперов хорошо бы отхлестать бурыми водорослями, как когда-то поступали племена с престарелыми похабниками.

После братьев Барроу дверь шипела почти не переставая, так как все больше и больше народу заполняло длинный обеденный зал. Алиса не сомневалась, что трезвон исходил от Дойны, но почему откликнулось столько народу? Может, они надеялись, что болтушка-старлетка снова выставит напоказ свою красоту?

Шула все так же трещала и тянула кофе, не смущаясь зрителями. Она делилась наблюдениями над новым для нее миром, и ее несло. У нее имелись вопросы, мысли и мнения относительно всего на свете. Что будут делать рыбаки, когда закроется сезон? Зачем школьницы выщипывают брови? Особенно ее интересовал баскетбол. Посмотрев несколько игр на полуплощадке «Чернобурки», она сделалась заядлой, хоть и