Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Если бы подо мной была Мышка, она позволила бы мне ехать вперёд всю ночь. Но Варз был знаком со мной не столь долго, чтобы простить мне голод, жажду и прочие надругательства.

Справа от дороги я увидел подсвеченные изнутри жёлтым дрожащим светом квадратные сельские дворы. Деревня означала воду, хотя не обязательно еду, и уж совсем не обязательно – хорошую еду.

Но мне повезло. Когда ночь стала совсем непроглядной, я уже сидел на пригорочке, под невидимой кроной высокого тополя, мой утоливший жажду конь мирно вздыхал неподалёку, разыскивая лучшие кустики травы, а у меня между колен стоял кувшин с подозрительным напитком, напоминавшим смесь пива с водой. На коленях же лежали две горячие кунжутные лепёшки.

– Свежие, только-только поджарены, – бурчала старуха у закопчённой жаровни, отказавшаяся взять мои жалкие монеты. – Все мои дневные лепёшки купил красавец в шелках, а какой у него был конь – ни я, ни мои дети такого больше не увидят. Крылатый, наверное. Пешком этот конь не ходит, только бегом. Носится этот красавец на нём, как безумный. Взял все мои лепёшки, унёс к дороге. А ещё раньше вон там, – она показала рукой на чёрный восток, – был бой. Сначала страшно кричали солдаты, потом женщины, потом стало тихо. Красавец после этого спустился сюда и унёс лепёшки. Считай, что он заплатил за тебя тоже. Цену деньгам не знает совсем. Да и то сказать, нужны ли нам сейчас эти деньги? Скажи, офицер, что нам делать – приходят тяжёлые времена? Варвары приходят?

– Что делать? – оторвался я от своих размышлений по поводу того, кто же был этим красавцем в шелках. – Поставить мальчишек сторожить дорогу. Увидят солдат, любых солдат, – пусть бьют в гонги и сами быстро убегают. Услышав гонги, пусть вся деревня, особенно молодые женщины, скрываются в таких местах, к которым кони не пройдут. Эти ваши поля вполне годятся. Зерно заранее заройте в землю, землю разровняйте.

– Ай-и-и,– с уважением сказала старуха.– Видно, что не первый день на войне. Ну, что будет, то и будет. А кувшин оставь под деревом, я утром подберу…

– Какой из себя был этот красавец? – поинтересовался я. – Наш, военный?

– Нет, на вид – разве что бывший военный. Не старый. Глаза будто смеются. Непоседливый такой.

Бородка совсем короткая. Но конь, какой конь… Будто крылья ему кто-то приделал.

«Крылатый конь», «глаза будто смеются»: лучшего описания премьер-министра имперского правительства дать было невозможно. Значит, Ян Гочжун, всё семейство Ян, да и сам император, совсем недавно были ещё живы и на свободе. Все неприятности с ними должны произойти, конечно, на станции. Сразу? Нет, заговорщикам ещё требуется посовещаться напоследок, осмотреться, а гвардейцам – хоть немного отдохнуть. Продержись немножко, мартышка, у нас ещё есть шанс.

Что ж, вот теперь мне можно, да просто нужно было отдохнуть. И сделать самое главное, без чего дальше двигаться было нельзя, – подумать: что, собственно, произошло и что должно было произойти дальше.

Итак, уважаемый господин Ду, как выяснилось, буквально жил в ставке Ань Лушаня, ныне самозваного главы династии Янь.

И это давало ответ на простой вопрос: откуда «партия некромантов» во дворце знала, что именно этим утром по столице пронесётся маленький отряд мятежников и дворец обстреляют зажигательными стрелами? Да просто господин Чжоу передал Ань Лу-шаню через «моего представителя» господина Ду просьбу сделать именно это.

Всего-то надо было – напугать до смерти обитателей императорского дворца. Именно напугать: потому что другого смысла в этой кавалерийской вылазке не было, жалкая горстка кавалерии Дамингун штурмовать явно не могла. И совершенно ясно, что наследник с товарищами знали об этой военной демонстрации заранее, потому что действовали с удивительной чёткостью, держа наготове экипажи и проверенный отряд гвардии для мгновенного бегства на запад. Во главе, естественно, именно со славным генералом Яо, а не с кем-то другим из целого полчища дворцовых генералов без армий.

Результат: семейство Ян, ненавидимое и мятежным полководцем, и партией наследника, оказывается попросту похищенным заговорщиками – вместе с засидевшимся на троне императором. Сколько у бедняг времени? Немного. И долго сидеть тут, под деревом, мне не следует.

И всё же – сколько? Ну, например, если можно доверять словам дворцовой уборщицы (а почему бы и нет?), из дворца предстоящим утром ожидается торжественный выезд всех прочих заговорщиков во главе с госпожой Чжан, которой надо догнать своего драгоценного плешивого супруга. Она будет торопиться. Мятежники всей своей силой не войдут в беззащитную столицу ещё день-два, но это не так уж и много. Если госпожа Чжан будет нестись вскачь (а, насколько я о ней слышал, на это она была вполне способна), то к вечеру завтрашнего дня она окажется в той же Мавэй. Значит ли это, что к тому моменту плешивый принц должен уже стать императором? Возможно. Вполне возможно. Значит, мне надо успеть на станцию к рассвету или около того.

Но это не все. Итак, ещё раз: господин Ду передал мятежнику просьбу господина Чжоу и его друзей из партии наследника хорошенько напугать нынешних властителей империи, ускорив тем самым их ликвидацию. Но зачем тогда отряду ветеранов Ань Лушаня было жечь и убивать все живое в ведомстве самого же господина Чжоу? А заодно и в моём, так сказать, ведомстве – и ещё в доме?

А по той простой причине, что письмо моё, отданное карлику, всё же достигло в последний момент адресата. И самозваный основатель императорского дома Янь все понял и окончательно озверел. Он оставил в силе план подтолкнуть к гибели ненавистных ему премьер-министра и прочих Янов с моей прекрасной возлюбленной во главе, а заодно и императора, – почему же нет, прекрасная просьба. Но при этом послал тем, кто толкал его к гибели, тем, кто играл им, как куклой, целый год, – Чжоу и мне – последний и окончательный привет: стрелы и огонь.

И сделал это очень умело. Уцелел только господин Ду, успевший вовремя скрыться и даже вернуться в столицу. Но спасти Чжоу он уже не успел.

Стоп, но в этой круговерти заговоров и контрзаговоров мы забыли одну пустяковую вещь. Железный хребет империи надломлен и не срастётся ещё много лет, моя страна может теперь жить спокойно – но как насчёт скромных дипломатических усилий дома Маниаха по части новых отношений империи с создателями Круглого города? Кто теперь будет подписывать договоры со славными членами дома Аббасидов и с уйгурами? Плешивый Хэн?

А успел ли вообще Чжоу рассказать кому-либо – не только императору, но и «своим», – что есть такие договоры, которые обрекают Ань Лушаня на гибель, а имперцам несут победу?