Золотой человек - Мор Йокаи

Если бы можно было уличить жену в неверности, исполниться к ней презрением и оттолкнуть от себя! Как на беду, обеим его избранницам свойственно благородство и душевная красота.

Жизнь в Комароме лишь усугубила душевную болезнь Михая.

Он по целым дням не выходил из своей комнаты, ни с кем не разговаривал, с утра до вечера сидел неподвижно, забыв о делах. Невозможно было понять, что с ним происходит. Если его спрашивали, отчего он так грустен, он отвечал, что это последствия восточной чумы.

Наконец Тимея обратилась к врачу.

Консилиум пришел к заключению, что Михаю необходимо поехать на какой-нибудь морской курорт: пусть волны возвратят ему то, что отнято землею.

Михай возразил в ответ, что ему не хочется видеть людей.

Врачи посоветовали выбрать какой-нибудь курорт в умеренном климате, где сезон уже прошел и гости разъехались: Татрафюрд, Элепатак или Балатонфюрд. Там он обретет одиночество, но главное для него - холодные купания.

И тут Тимар вспомнил, что у него есть летняя усадьба в одной из долин близ Балатона; он купил ее несколько лет назад, когда взял в аренду рыбную ловлю на Балатоне, но дай бог раза два-три побывал там за все время. Михай пообещал врачам, что конец осени он проведет там.

Его выбор был одобрен. Северный берег Балатона - поистине благословенный край: сады, на четырнадцать миль протянувшиеся сплошной цепочкой, уютные деревушки в тесном соседстве друг подле друга и господские усадьбы. Стоящие на особицу. Величественное озеро с его малыми бурями, но большими волнами похоже на ласковое море; воздух здесь, как в Италии, люди приветливы, источники обладают целебным воздействием - наилучшее место для страдающего черной меланхолией. Поздней осенью в Фюреде не встретишь курортников, разве что одного-двух профессоров, заходящихся кашлем, да нескольких плебанов, мечтающих избавиться от катара желудка, так что никто не потревожит одиночество тоскующей души. Тем заметнее красоты природы; погожей осенью в прибалатонских краях наступает вторая весна.

Итак, Михая отправили на Балатон.

Однако врачи не знали, что в конце лета в окрестностях Балатона случился град. А можно ли представить себе зрелище более меланхоличное, чем край, побитый градом?

Виноградники, обычно оглашаемые веселыми голосами сборщиков урожая, стоят заброшенные; молодые побеги, переплетясь с красноватыми плетями колючего вьюнка, разрослись в густую, смердящую чащу вокруг запертых винных подвалов. Листва фруктовых деревьев, окрашенная в медно-зеленые или коричнево-красные тона, прощается с намеками на вторую весну. Вместо выбитых градом хлебов на полях мощно встал сорняк; там. где шуметь бы золотым колосьям, все заросло лопухами, татарником, чертополохом, и никто не идет их косить. Проселочные дороги поросли портулаком - по ним никто не ездит. Всюду тишина и унылое запустение.

В такую пору и приехал Михай к себе в усадьбу.

Сам особняк представлял собою старинное здание. Его построил ради собственного удовольствия некий знатный господин, которому понравился красивый вид, а средства позволили удовлетворить свою прихоть. Дом с массивными стенами и выходящей на озеро верандой стоял на высоком фундаменте в окружении статуй святых; у подножья лестницы высились мощные тутовые и фиговые деревья.

Наследники первого владельца за гроши продали одинокий дом, представлявший ценность лишь для того, кому вдруг пришла бы странная блажь обосноваться здесь на долгое время.

Вокруг в четверть часа ходьбы не было другого человеческого жилья, а ближайшие к особняку дома тоже пустовали. Давильни и винные подвалы в этом году не распахнут свои двери, так как виноград не уродился; на окнах отелей в Балатонфюреде опущены жалюзи - все курортники поразъехались. В эту пору и пароходы уже не ходят. Украшенный колоннами павильон с источником кислых вод обезлюдел, и на бульваре сухие листья платана шуршат под ногами редких прохожих - никто не метет и не расчищает дорожки.

Ни людей, ни аистов в округе. Лишь величественный Балатон, осердясь,. Рокочет что-то свое, загадочное, но что его сердит - неведомо.

А на мысу посреди Балатона возвышается одинокая гора, на вершине которой стоит монастырь с двумя башнями; там живут семеро монахов и покоятся останки мадьярских князей.

В такие края Тимар прибыл на излечение.

С собою он взял лишь одного слугу, да и того через несколько дней отправил домой под тем предлогом, что ему вполне достаточно услуг виноградаря, присматривавшего за домом. А тот был человек старый и к тому же глухой.

И все же кое-какие признаки говорили за то, что жизнь в курортном местечке не вымерла окончательно. Владелец единственного в Фюреде доходного дома жил там вместе с семьей, да и управляющие именьями также жили безвыездно. В часовне по утрам звонили к обедне. Однако однажды вечером, когда владелец доходного дома праздновал именины дочери, в доме готовился пир и стряпня шла полным ходом, как вдруг жир выплеснулся в огонь, пламя взметнулось в трубу и охватило весь дом. Сгорели и сам доходный дом, и купальня, и дом управляющего, и часовня. Средь дымящихся развалин жить, конечно, никто не пожелал, и место это обезлюдело до весны.

Так что теперь в долине не слышно было ни человеческих голосов, ни колокольного звона, доносился лишь таинственный рокот величественного озера.

Тимар целыми днями просиживал на берегу, вслушиваясь в загадочные речи Балатона. Иногда озеро вдруг начинало волноваться, казалось бы, в самую тихую погоду, и цвет его, насколько хватало взгляда, становился изумрудным. На меланхолической зеленой поверхности волн не видать было ни единого паруса; ни судна, ни парома, ни шлюпки - словно это не судоходное озеро, а мертвое море.

Балатон обладает редкостной силой двоякого воздействия: тело он укрепляет, но душу гнетет. Дышится легко и вольно, аппетит просыпается ненасытный, однако душой овладевает грустное, мечтательное настроение, уносящее в мир легенд.

Живописные группы гор по берегам озера увенчаны руинами крепостей, напоминающих о недавнем героическом прошлом края. В садах сиглигетской и чобанцской крепостей и поныне цветут шалфей и лаванда, посеянные в былые времена заботливой рукой, но стены крепостей ветшают и рушатся год от года, а одиноко торчащие башни словно бы чудом уцелели под натиском стихий. Но даже те места, где обитают люди, медленно приближаются к своей гибели. Восточный склон тиханьской горы постоянно обваливается; старики еще помнят времена, когда монастырь можно было объехать на грузовых подводах; потом вдоль стен вилась только пешая тропа, а теперь монастырь высится на самом краю обрыва, и из-под пассивного сооружения, воздвигнутого некогда королем Эндре, безостановочно крошится осыпь, На вершине горы были когда-то два горных озера - теперь и они исчезли; близ дороги разрушается от ветхости заброшенная церковь, на месте давнего села - скотный выгон. А огромное озеро за падающие в него камни воздает сторицей: выбрасывает на берег допотопные окаменелости, раковины, похожие на козье копытце. Все обитатели озера настолько отличаются от живых существ, населяющих ныне иные воды, словно Балатон и правда является единственным уцелевшим сыном некогда владычествовавшего здесь моря, поныне хранящим память отступившем к дальним берегам властелине-отце. В окраске балатонских рыб, улиток, водяных змей и даже раков преобладает белый цвет. Обитатели Балатона не встречаются в других водах; озерный ил здесь кишит кристаллическими иглами, прикосновение которых вызывает ожог и обладает целительным свойством, а от балатонских губок на коже вздуваются волдыри. Вода огромного озера пресная и пригодна для питья, я знаю многих людей, которые поистине влюблены в Балатон.

Тимар принадлежал к их числу.

Подолгу плавал он в тихо плещущих волнах, подолгу бродил вдоль берега и даже поздним вечером насилу мог расстаться с озером.

Он не искал развлечений ни в охоте, ни в рыбной ловле. Как-то раз прихватил с собою ружье, да так и забыл его, повесив на ветку дерева; в другой раз пойманный им судак унес с собой и крючок, и удилище. Близлежащие предметы как бы ускользали от его внимания - душа и мысли его были далеко.

Затянувшаяся осень подходила к концу; вода за ночь сильно остывала, купания пришлось сократить. Зато у долгих ночей были свои тихие прелести: звездное небо, звездопад, луна.

Тимар выписал себе мощный рефрактор и засиживался за полночь, любуясь удивительными творениями космоса - планетами, вокруг которых вращаются спутники и малые сателлиты; зима образует на поверхности планет белые пятна, а лето красит их в красный цвет. А чего стоил вечная загадка неба - застывшая в неизменности Луна, которая в подзорную трубу кажется светящимся куском лавы. Сверкающие горные хребты и глубокие кратеры, залитые светом равнины и темные впадины - целый мир, лишенный признаков жизни!