Черный фотограф - Светлана Успенская

Уже около трех часов появился запыхавшийся Хохол. Под мышкой он зажимал небольшой полиэтиленовый непрозрачный пакет. Найдя камеру хранения и нервно оглядываясь, он опустил жетон в щель и, быстро бросив в глубину ячейки пакет, набрал код и ушел. Но то, что он ушел, еще не говорило о том, что за ящиком не велась слежка. В камере хранения толклось много народу, люди входили и выходили, таща громадные баулы, чемоданы, мешки.

«Милиционер» медленно дефилировал вдоль рядов одинаковых серых ячеек, когда к нему подошла пестро одетая цыганка с грудным ребенком на руках и, горячо жестикулируя, стала объяснять, громко призывая в свидетели Бога, что она забыла код и не может открыть свою ячейку. Это была Лера. На руках у нее лежал младенец, завернутый в одеяло, роль которого исполняли художественно упакованные полотенца.

— Ты точно помнишь, что в какой ящик положила? — грозно спрашивал Леня, вертя в руках связку отмычек, долженствующих изображать ключи для принудительного вскрывания ячеек. Пара любопытных старушек и невзрачный человек в спортивной шапке наблюдали за инцидентом.

— Клянусь тебе, дорогой! — умоляла цыганка.

— А что там у тебя лежит?

— Маленький такой пакетик. Ребенку питание. Леня сделал вид, что вскрывает камеру ключами, а на самом деле незаметно набрал код, и вскоре в его руках очутился пакет с деньгами. Он заглянул внутрь и озабоченно покачал головой.

— Пройдемте, гражданка, для выяснения.

Цыганка совсем натурально волочилась за ним в отделение милиции, хватая его за рукав и умоляя пожалеть ребенка. Мимоходом Леня увидел растерянные глаза человека в спортивной шапке.

«Та-ак, понятно, что это за тип. Ну и дурак Котенков. Сказал же — по-честному, а он не хочет по-честному». Не дойдя до отделения милиции, Леня и его спутница заплутали в подземных коридорах. Убедившись, что человек в спортивной шапке за ними не идет, «милиционер» завернул в мужской туалет, достал из кабинки уборщицы гражданскую одежду, переоделся и рассмотрел пакет. Там действительно лежали шесть тысяч долларов.

Поднаторевший в этих делах шантажист осмотрел их, ощупал, обнюхал и, только убедившись, что доллары подлинные, вышел из туалета уже цивильным человеком и направился опять в камеру хранения. Котенковского шпиона уже не было — видно, побежал докладывать. Леня сунул в первый попавшийся ящик кассеты и поехал домой, тщательно проверяя по дороге, нет ли слежки. Слежки не было.

Лера сидела на подоконнике, еще не успев снять свою пеструю юбку, и грызла ногти от волнения. «Ребенок» валялся тут же, на столе. Услышав скрежет ключа в замке, она спрыгнула на пол, подбежала к Лене и облегченно выдохнула:

— Слава Богу!

Леня, широко улыбаясь, достал из сумки деньги и, ликуя, показал ей толстую пачку.

— Котенок капитулировал!

— Ура! — закричала Лера и бросилась Лене на шею. — Мы победили! Ты знаешь, а я, честно говоря, не верила в это. Мне казалось, что в последний момент все обязательно сорвется.

— Быстрее собирайся, нам надо отсюда сматываться.

— Почему? — удивленно спросила Лера.

— Они здесь однажды были, могут вспомнить. Вчера у них не было времени, но сегодня, после того, как они меня не обнаружили на вокзале, могут пойти по этому следу.

— А куда мы поедем?

— Ко мне домой.

Шантажист быстро собрал свои вещи, камеры, фотоаппарат. Они уже стояли у выхода, когда Леня, хлопнув по лбу, сказал: «Ой, забыл позвонить!» — и набрал номер.

— Привет, Котенок! — весело заорал он в трубку. — Записывай код ячейки. Мы с тобой в расчете!

— А как же, ведь деньги… — растерянно проговорил Котенок.

— Я же тебе сказал, что у нас везде свои люди. Ну, пока! Привет от Леры.

И удачливые шантажисты выбежали из дома.

36

Как-то так само собой получилось, что Лера после раздела денег домой не уехала, а осталась временно обитать у Соколовского. Леня не возражал. Он понимал, что девушке надо сначала отмыться и оттаять после всех своих столичных приключений, чтобы вернуться домой с чистой душой, и не торопил ее. Ему раньше часто приходилось скучать дома в одиночестве, а с Лерой, которая оказалась заводной, веселой девчонкой, было легко и просто.

Они ездили на природу, наслаждаясь последними теплыми днями бабьего лета. Леня разжигал огромные костры, и они жарили шашлыки, которые сверху покрывались сгоревшей черной коркой угля, а внутри были совсем сырые, но так остро пахли дымом и уксусом. Как дикари, они рвали зубами полусырое мясо, собирали неизвестной породы грибы и смеялись по любому ничтожному поводу. Наверное, со стороны они напоминали влюбленных, но между ними были давно установлены добрососедские отношения, и переступить контрольно-следовую полосу никто не решался.

— Чем бы заняться? — мечтал вслух Леня. — Надоело мне гоняться за типами вроде Котенка. Они еще и сопротивляются, и норовят тебя схавать. Может, за границу смотаться? Турне Париж — Берлин — Северный полюс. Как ты считаешь? — спрашивал он у Леры.

Та пожимала плечами и говорила:

— А что? Правда, Париж — глушь страшная, но и там люди живут…

— Нет, может, мне лучше построить огромный дом, жениться, завести детей и стать добропорядочным гражданином на двести тысяч в месяц? Или пойти в милицию работать, искать преступников на законных основаниях? Сам знаю, что быстро надоест. Хочется мне раскрутить такое дело, чтобы денег по крайней мере на полжизни хватило, а потом выйти на пенсию в двадцать семь лет и отдыхать.

— Не знала, что у шантажистов такая ранняя пенсия.

— А то! Работа вредная. Год за сорок идет.

— Тебе будет скучно.

— Пожалуй, — ответил Леня и задумался. — Вот так и приходишь к выводу, что не в деньгах счастье.

— А в их количестве…

Но настал тот день, когда Лера, бросая в сумку вещи, сказала:

— Все, мистер Соколовский, я уезжаю. Весело мне с тобой было. И хорошо. Но…

Леня искренне огорчился.

— Может, побудешь еще? — спросил он с надеждой. — Я к тебе так привык…

— Спасибо.

— Нет, правда, чего тебе там делать?

— Надоело от каждого человека в погонах шарахаться. Паспорт новый оформлю. Родителей давно не видела.

— Надумаешь, приезжай. В любое время. Я буду только рад. Нет, правда, приезжай…

— Ладно, — согласилась Лера. — К зиме жди. Может, завалюсь к тебе на Новый год. Буду Снегурочкой.

Они стояли на вокзале, и зеленый, покрытый сажей поезд уже дергался, как будто хотел от нетерпения рвануться с места. Лера вскочила в вагон и крикнула из-за форменного плеча проводницы:

— Держи хвост пистолетом, Соколовский! Еще увидимся, не конец жизни!

Поезд тронулся. Проводница с желтым флажком захлопнула дверь. Леня грустно махнул рукой и пошел по перрону. Над ним медленно кружился первый снег.

Пользуясь свободным временем, Соколовский предавался размышлениям о своей жизни, вспоминал последний бурный год, вспоминал, как он чуть было не женился.

«Что со мной сейчас было бы, если бы я тогда не забыл про свадьбу? — думал он. — Наверное, был бы уже распилен пополам за то, что веду такую жизнь, за то, что занимаюсь грязными делами, за то, что… Нет, Ленка никогда бы меня не смогла понять. Она слишком правильная. Нет, она, конечно, хорошая. Красивая опять-таки. Та же Лера ей в подметки не годится, но… От ее принципов можно взвыть. Ну да ладно, дело прошлое. Она, наверное, уже замужем и, надеюсь, нашла себе мужа по своему вкусу».

Он позвонил Васюхину, чтобы узнать, как поживает его бывшая невеста.

— Да ничего поживает, — был ему ответ. — Недавно видел. Гуляет со своим огромным черным догом, веселая такая.

— А муж у нее кто?

— Муж? — удивился Женька. — Понятия не имею. От тебя первого слышу. Да наврала она тебе тогда про мужа — ясно как Божий день. Обиделась ведь.