Черный фотограф - Светлана Успенская

— Вчера кассету нашли, — сказала одна из них. — Тащите ее сюда, ща глянем, чего там.

Хохла пока не было слышно. В наушниках царствовало гробовое молчание. Потом кто-то произнес:

— Ой, Лялька, это ты, что ли? И Хохол, и Танька! С ума сойти! Кто это вас снимал?

Наконец раздался голос охранника, искаженный зевотой.

— Что это вы тут смотрите? Порнушка?

Потом Хохол, очевидно, окаменел, но быстро пришел в себя и сказал:

— Все вон, быстро!

Вскоре Леня услышал свой голос, заключительные слова, произносимые Лерой, и сдавленный возглас потрясенного охранника; «Вот б…». Хохол бросился к телефону и стал звонить. Задыхаясь от волнения, он проорал в трубку:

— Алло, Митяй, слышь, где шеф? Найди его срочно, достань хоть из-под земли, тут такое творится!

— Что, опять кто-то из девок сбежал? — озабоченно спросил Митяй.

— Нет! Гораздо хуже, нам всем крышка! Пусть срочно сюда едет. Скажи ему, что это не телефонный разговор.

Соколовский, еще немного послушав панику, творящуюся в квартире (Хохол делал нагоняй девушкам за то, что без его разрешения смотрели кассету), спустился на второй этаж и стал ждать приезда Котенкова. Через час подъехала знакомая белая машина. Из нее вышел Котенков, высокий, еще довольно молодой мужчина с тонкой полоской усиков на верхней губе, и маленький неприметный Митяй. Они вбежали в подъезд. Начиналось самое интересное.

— Ну, что тут у тебя? — недовольно и озабоченно спросил Котенок. Его привычная вкрадчивость резко сменилась угрожающим напором.

— Сам увидишь, — пообещал Хохол. — Подбросили кассету.

Шантажист вместе с вновь прибывшими опять прослушал весь свой фильм, с трепетом ожидая реакции на него Котенкова. Но тяжелое молчание, ощущаемое даже через толщу этажей, было единственным ответом. Наконец Котенок признал:

— Да, кажется, мы крупно залетели.

— Что скажешь, Котенок? Говорил я тебе, эту сучку надо было пришибить. Она бы не вякала сейчас.

— Кто бы это мог быть? — размышлял Котенок. — Вроде бы мы никому не мешаем. Может, ментовка подработать хочет?

— Ты мне должен кое-что объяснить, Котенок, — грозно сказал Хохол. — Понимаешь?

— Ты это о чем, Хохлуша? — Голос Котенка снова стал вкрадчивым и мягким.

— Ты мне пулю лил, что вещи Фила ты сжег. А что же я тут вижу?

— Да это ж не его, милый. Это мой старый пиджак в подвале валяется. Просто бросил ненужную вещь.

— Ты мне не заливай, Котенок. Мне ли этот костюм не знать! Да я его из тысячи различу. И кредитка его, я по ней в магазине расплачивался. Как же так, друзей-подельников обманывать? Нехорошо, Котенок.

— Погоди, Хохол, нам надо сейчас не об этом думать. Нам надо этого человека найти и как-то с ним договориться. Ты же видишь, тут весь бизнес к черту летит, а ты за старые счеты.

— Старые будут новыми, Котенок. Я тебя покрывать не буду. Так и знай.

— Да не паникуй ты, выкрутимся. Послушай, а как он наш разговор записал? Не ты ли в этом участвовал? Все одно к одному, Хохлуша, — кассету нашел ты, разговор записал ты. Продал, сука?

— А может, это Митяй? Или Лерка?

— Сволочь!

Началась драка. Не став прослушивать пыхтенис дерущихся и звуки борьбы, шантажист спустился вниз и вскоре звонил уже из ближайшего таксофона в квартиру, где происходила потасовка. Трубку взяли не скоро.

— Привет, — сказал Леня, услышав голос Митяя. — Котенка позови, поболтать надо.

В трубке послышалось недоумевающее:

— Котенок, тебя, что ли…

— Как дела, Котенок? — спросил Леня. — Как тебе мой фильм?..

— Ты кто такой, мальчик? — ласково ответил вопросом на вопрос вкрадчивый голос. — Откуда ты взялся?

— Оттуда. Ну так как? Нам есть о чем поговорить?

— Отчего же не поговорить с хорошим человеком…

— Как тебе мои условия, понравились? Согласен, что цена не слишком велика за такой пышный букет преступлений?

— А за что платить-то, мальчик мой, — ненатурально удивился Котенок. — За что платить-то? Ну, положим, пиджак я сейчас поеду и сожгу, деньги за девушек Хохол брал, я здесь чист. А что до записи нашего разговора, так это вообще наивно, милок. В нашей гуманной стране и видео- и аудиозаписи не являются доказательством преступления, даже если они подлинные. Это тебе любой адвокат скажет. Я чист перед законом, как голубок. Так за что платить-то?

— Тебе привет от Леры… — тонко намекнул Леня.

— Ах, Лера… — расплылся в счастливой улыбке Котенок и притворно вздохнул. — Я и забыл про эту маленькую прошмандовку. А ее место вообще на помойке. Я всегда говорил: не делай добра — не увидишь зла. И деньги ей на аборт давал, и холил, и лелеял, а чем она мне за доброту отплатила?.. Так вот, — продолжал он жестко, — ее вообще никто слушать не будет. Кто ей поверит, беспаспортной шлюхе? Да еще с моими связями…

— Никакими связями не смоешь кровь, которая на тебе, Котенок. Пусть видеозаписи не являются доказательством, но они, безусловно, являются уликой. Так что не надо меня брать на понт, не на сявку напал. Ментура тобой заинтересуется. А уж доказательства на тебя они насобирают, не волнуйся, им за это деньги платят, — решительно сказал Леня. — Ну уж если тебе мой товар не нравится…

— Нет, товар занимательный, — поспешно подтвердил Котенок. Так поспешно, что Леня понял, что он боится его. Не сильно, но все-таки боится. — Но ты ж пойми, это не телефонный разговор, давай встретимся, обсудим…

— Мне с тобой разговаривать особо не о чем. Ты со следователем на Петровке базарить будешь. Там тебя выслушают. В последний раз спрашиваю, будешь брать товар?

— Какой ты прыткий, такие дела так быстро не делаются. Встретиться надо.

— Встречаться я с тобой не буду, Котенок. Товар лицом ты видишь. Не нравится — отвали. Я другим продам. В ментовке информаторам тоже платят. Не много, правда. Но я не жадный.

— Ну, если не жадный, так тебе и тысячи за глаза хватит. Красная цена.

«Если он торгуется — значит, запал», — решил Леня и ответил:

— Я тебе не мальчик, чтобы за вшивую штуку работать. Ладно, на бедность твою пусть будет шесть.

Котенок еще что-то ныл, сюсюкал, уверял, что у него нет денег, что большие расходы идут на девочек, что Хохол тоже свою долю требует, и что у Митяя большая семья, что за такой материал шесть штук — несусветная цена. Но Леня был тверд, как кремень.

— Короче, — отрезал он металлическим голосом, — завтра ты мне приносишь деньги, и мы расстаемся подобру-поздорову, а нет — пеняй на себя. Я думаю, что твой друг Хохол тебя не поймет.

— А как мне тебя найти? — заскулил Котенок.

— Никак. Деньги оставишь в камере хранения на Белорусском вокзале. Не позже трех часов дня. Записывай номер и код. И учти, без фокусов, у меня там все менты куплены. Если что, сразу же сгоришь синим пламенем. Когда получу деньги, там же заберешь все, что у меня есть на тебя.

— А если обманешь? — заныл Котенок. — Деньги возьмешь, а сам меня ментам сдашь?

— Рискуй, Котенок, риск — благородное дело. У меня есть только честное слово и записи. А у тебя вообще только деньги. Так что мы оба рискуем. Короче, до завтра. И без фокусов!

Шантажист в форме сержанта милиции и с резиновой дубинкой, болтавшейся у пояса, разгуливал по камере хранения. Форму он купил на барахолке еще весной, когда раскручивал дело нарколаборатории. Тогда он надеялся ею воспользоваться, но пригодилась она лишь сейчас. Настоящий милиционер, дежуривший у входа в камеру, дружески спросил у него:

— Ты что, новенький?

Молча кивнув головой, чтобы не заострять на себе внимание, Леня продолжал вышагивать по узкому проходу, иногда галантно помогая женщинам поставить в ячейку тяжелые вещи. Из-под большой фуражки, низко надвинутой на лоб, он оглядывал весь лабиринт камеры хранения и пространство возле той самой ячейки, куда Котенок должен был положить деньги.