Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер

— Что тут еще разглядывать? — проворчал Хорнблауэр. — Над фортом развевается испанский флаг. Теперь все на берегу узнают, что у них под носом рыщет линейный корабль, и донам не понадобится много ума, чтобы догадаться: это не увеселительная прогулка. Теперь у них будет вдоволь времени на подготовку к встрече.

— Но что ему оставалось делать?

— Он мог подойти ночью с морским бризом. Подготовить десант. Высадить его на заре. Взять форт штурмом, прежде чем испанцы догадаются об опасности. О господи!

Последнее восклицание не имело отношения к сказанному. Оно относилось к состоянию желудка Хорнблауэра. Несмотря на сильный загар, щеки молодого лейтенанта болезненно позеленели.

— Плохо дело, — заметил Буш.

Бакленд по-прежнему стоял, силясь, несмотря на качку, разглядеть берег — залив Шотландца, Баия-Эскосеса[43], как называли это место испанские карты. С запада морские валы разбивались на подходе к пологому берегу и, слабея, растекались кипенно-белой пеной. С востока к морю спускались плоские, поросшие лесом холмы, волны били в их подножие, пелена брызг взлетала высоко к обрывам и обрушивалась густым дождем. Холмы тянулись на тридцать миль вдоль берега, почти с запада на восток, и составляли полуостров Самана, оканчивающийся Саманским мысом. По карте полуостров был не шире десяти миль. Дальше, за Саманским мысом, простирался залив Самана, открывающийся в пролив Мона, — самая удобная стоянка для каперов и мелких военных судов. Тут они могли бросить якорь под защитой форта на полуострове Самана, готовые в любую минуту выскользнуть и напасть на вест-индский конвой, идущий проливом Мона. Все на корабле уже догадались, что «Славе» приказано очистить логово разбойников, прежде чем двинуться в наветренную сторону, к Ямайке. Бакленд не знал, как подступиться к задаче. Его колебания были очевидны всем наблюдателям, столпившимся на палубе «Славы».

Грот неожиданно громко хлопнул, и корабль начал медленно разворачиваться носом к морю: береговой бриз ослаб, и пассат, постоянно дующий через Атлантику, постепенно забирал власть. Бакленд с облегчением опустил подзорную трубу. По крайней мере, нашелся повод отложить боевые действия на потом.

— Мистер Робертс!

— Сэр!

— Положите ее на левый галс! Руль круто к ветру!

— Есть, сэр.

Ютовые матросы бросились к бизань-брасам, и корабль медленно увалился под ветер. Марсели постепенно надувались, «Слава» кренилась, одновременно набирая скорость. Следующую волну смело встретил левый борт, разбивши ее в бесчисленные мелкие брызги. Натянутый такелаж запел повеселее, вплетая свой голос в музыку рассекаемой воды. Корабль снова ожил, а не болтался в подошве волны, как труп. Ревущий пассат подхватил его. «Слава» понеслась, радостно подпрыгивая на волнах, оставляя на синей воде пенистый след, море ревело под ее носом.

— Лучше? — спросил Хорнблауэра Буш.

— В одном смысле лучше, — последовал ответ. Хорнблауэр смотрел на удаляющиеся холмы Санто-Доминго. — Я хотел бы, чтобы мы шли в бой, а не убегали, дабы о нем поразмыслить.

— Вот вояка какой! — сказал Буш.

— Кто, я? Вояка? Да ничего подобного — совсем наоборот. Я хотел бы… полагаю, я хотел бы слишком многого.

«Некоторых людей не поймешь», — философски подумал Буш. Сам он с удовольствием грелся на солнышке: теперь, когда корабль летел по волнам, ветер продувал палубу — и жар ощущался не так сильно. Если в будущем предстоят опасные боевые действия, что ж, можно подождать их со стоической выдержкой. И уж точно Буш мог поздравить себя с тем, что ответственность за семидесятипушечный линейный корабль лежит не на нем. Близость боя, по крайней мере, отвлекала от того ужасного факта, что внизу заключен безумный капитан.

За обедом в кают-компании Буш посмотрел на Хорнблауэра: тот ерзал и нервничал. Бакленд объявил, что намерен на следующий день взять быка за рога, обойти мыс Самана и пробиться прямо в залив. «Славе» потребуется всего несколько бортовых залпов, чтобы смести все корабли, стоящие здесь на якоре. Буш всецело одобрил план. Смести каперов, сжечь и потопить, а потом будет время подумать, что делать дальше и делать ли вообще. Бакленд спросил, есть ли у офицеров вопросы. Смит вполне разумно спросил про приливы: Карберри ответил. Робертс задал один-два вопроса о ситуации на южном берегу залива, но Хорнблауэр, сидевший в конце стола, ни разу не раскрыл рта, однако внимательно смотрел на каждого говорившего по очереди.

Пока продолжались собачьи вахты, Хорнблауэр в одиночестве бродил по палубе и размышлял, низко склонив голову. Буш заметил, что его сцепленные за спиной пальцы нервно сжимаются и разжимаются. Он вдруг засомневался. Возможно ли, чтобы этому энергичному молодому офицеру недоставало личного мужества? Фраза не принадлежала Бушу. Он слышал ее по чьему-то поводу несколько лет назад. Сейчас лучше было употребить ее, чем прямо сказать себе, что он подозревает Хорнблауэра в трусости. Буш был не слишком терпим к чужим слабостям: с трусами он не желал иметь ничего общего.

На рассвете по палубам засвистели дудки, барабаны морских пехотинцев отбивали бодрый ритм.

— Готовить палубы к бою! Все по местам! Корабль к бою!

Буш спустился на нижнюю батарейную палубу, где располагался его боевой пост. Он командовал всей палубой и семнадцатью двадцатичетырехфунтовками правой батареи, Хорнблауэр под его началом распоряжался пушками левого борта. Матросы уже снимали перегородки и убирали препятствия. Небольшая докторская команда прошла по палубе: они несли примотанного к доске человека в смирительной рубашке. Несмотря на рубашку и веревки, тот извивался и жалобно скулил — капитана несли в безопасную канатную кладовую, а его каюту тем временем готовили к бою. Один или два матроса нашли время, несмотря на суматоху, сочувственно покачать головой ему вслед, но Буш тут же их одернул. Он хотел достаточно быстро доложить, что гондек готов к бою.

Появился Хорнблауэр, отдал Бушу честь и встал рядом, присматривая за работой. Большая часть гондека была погружена в полумрак; столбы света, падавшие из люков, почти не освещали дальние углы покрашенной в темно-красный цвет палубы. Пробежали человек шесть юнг, каждый нес по корзине с песком, который они тут же принялись горстями рассыпать по палубе. Буш внимательно наблюдал за ними: от них зависело, будет ли у пушкарей хорошая опора для ног. Ведра, стоявшие у каждой пушки, наполнили водой; они служили двоякой цели: мочить банники, которыми прочищают пушки, и быстро заливать огонь. Вокруг грот-мачты кольцом стояли запасные пожарные ведра, в кадках по обоим бортам тлели огнепроводные шнуры, от которых канониры могли при необходимости поджигать фитильные пальники. Огонь и вода. По палубе, стуча башмаками, промаршировала судовая полиция в красных мундирах с белыми портупеями; верхушки киверов задевали о палубные бимсы. Капрал Гринвуд поставил у каждого