Человек из Преисподней: Часть 1. Дом (СИ) - Шабалов Денис

Работа с оружием: стрелковые стойки, движения, смена магазинов, уровни, углы и плоскости, работа в одиночку, в парах и тройках, работа с ночниками и тепляками, стрельба из разных положений – сидя, лежа, кверху жопой, стрельба вслепую на звук и на свет, стрельба на едва слышный шорох, схемы работы в комнатах, на лестницах, в коридорах и переходах, и многое-многое другое – все это началось уже давно, на младших курсах. Теперь же шла практика – работа с вооруженными механизмами.

Понятно, что курсантов не бросали сразу под танки. Все должно идти постепенно. Механизм, вооруженный боевым, – конечно, перебор. Но что мешает дать ему в лапы аутентичную боевому автомату пневматику? Двадцать джоулей на выходе из ствола – вполне достаточно для осознания. Особенно когда материшься на весь белый свет и пульку из мяса выковыриваешь. А сержант-инструктор жару поддает. И важнее всего здесь не боль, а понимание: в паутине, в реальном бою, ты уже мертв.

Задача тут была предельно понятна – но это вовсе не означало, что проста. В бою с контрóллером необходимо успеть отработать по нему быстрее, чем он, опередить его. Либо, как вариант – хотя бы помешать прицеливанию. Какие-то мгновения, нужные машине чтобы отреагировать, определить наиболее оптимальный вариант поражения цели, навестись и выстрелить, – за это время ты и должен управиться. И сообразить, и навестись, и выстрелить. И самое главное – попасть. Ибо, как неустанно твердили инструктора, попинывая в копчик за промахи: побеждает не тот, кто стреляет первым, а тот, кто первым попадает[121]. Но если ты все же не успел и механизм сработал быстрее… оставалось надеяться только на разброс ствола[122] или твое собственное бронирование. Ибо такого понятия, как «рука дрогнула» или «поторопился», у машины тоже не существовало.

Если у механизма в лапах была лишь пневматика, то у своего брата-курсанта – настоящее боевое. Такие тренировки со временем стали нормой. Пули летели в ростовую мишень – а рядом с ней спокойно стоял и ждал окончания стрельбы твой товарищ[123]. При этом мишень либо ставилась рядом, либо он сам держал ее в руке чуть на отлете, либо, если уж совсем сурово, вешалась рядом с головой. Бывало и сложнее, когда перед стрелком, в метре у среза ствола, прохаживалось несколько человек, и приходилось следить не только за тем, куда пускаешь пулю, но и четко фиксировать их передвижение. Бывали и куда более сложные упражнения… Этими упражнениями достигалось сразу множество целей: курсант привыкал к направленному на него оружию, привыкал к свистящим рядом пулям, чтоб и в боевой обстановке не паниковать и не дергаться в сторону, приучался доверять своему товарищу, ведущему огонь фактически впритирку, когда лишь короткое движение отделяло от поражения, приучался работать в стрессовой ситуации, развивал периферическое зрение – ибо известно, что туннельное зрение – смерть для бойца… Поначалу, конечно, было страшно. Черный зрачок ствола, казалось, смотрел прямо в лицо, и каждый выстрел словно дергал в сторону – инстинкты вопили, выталкивали с линии огня!.. Но тренировки делали свое дело – курсанты уже не кланялись пулям и не бегали от них. Работа под огнем становилась привычной. Обыденной.

Очень большое внимание уделялось и совместной работе. Да не просто большое – подавляющее! Обойма должна чувствовать себя единым организмом. Правильно понимать команды и мгновенно реагировать. А командир – так же быстро принимать решение. Но откуда мозгу взять материал, чтоб конструировать варианты?.. Ответ прост – изучение и наработка навыка, готовые схемы реакций на угрозу. Пять тысяч раз повторить одно упражнение всей обоймой. На исходную… работаем! На исходную… работаем! И снова – на исходную. Наработали одно – переходим к следующему. И так восемнадцать часов в сутки, пока красные пятна в глазах не замелькают. И никто не возразит, что «надоело» или «хватит уже, изучили»… Такого просто не поймут – ребята были достаточно взрослые, чтоб осознавать железобетонную необходимость подобных тренировок. Каждый боец обоймы должен знать свое место и действия при любой схеме. И мало изучить… потом все это необходимо регулярно повторять! И – расширять багаж знаний, увеличивать его, ведь чем больше подобных схем и вариантов, тем больше разнообразия в действиях группы, тем более неожиданными для противника они будут.

И все же, как ни тяжела была эта работа по совершенствованию себя, как бы ни проклинали курсанты своих инструкторов, как бы ни хотелось порой бросить все к чертовой матери и уйти в ПБО, к куда более спокойной и размеренной жизни – все же они гордились собой. И было чем! К концу шестого курса в группе осталось десять человек. Всего десять из тех тридцати, когда-то начинавших кадетами. Но, как говаривал тот же Рыков: ПСО – это прежде всего качество, а не количество[124]. Преодоление трудностей шаг за шагом – само по себе давало огромнейшее удовлетворение. Пройти все круги ада и выйти победителем – разве не достаточный повод для гордости? Серега порой, забывая о том, что это лишь книга, фактически – выдумка – невольно сравнивал себя с Добрыниным. И осознавал, что не только не уступил бы ему в подготовке – а, пожалуй, что и превзошел… А уж Гришка даже мысли такой не допускал.

– Да подумаешь, Добрынин… – пренебрежительно ухмыльнулся он, когда друзья как-то затронули эту тему. – Мы любому Добрынину фору дадим! Ну дрался он с мутантами… или с людьми, с тем же Братством… По живой цели куда как легко работать! Шлепнул, и готово. Даже если утюг[125] броник не пробил – запреградный импульс уложит. А ты с механизмом схлестнись! Вот где горюшка-то хапнешь! Пока до уязвимости доберешься – пять раз с жизнью простишься!

Серега усмехнулся. Признаться, он и сам не раз думал об этом. Да, жизнь в постъядерном мире Сердобска была не сахар… Но разве можно сравнить с паутиной? Конечно, нет. Начать с того, что Убежище – словно островок безопасности. Нырнул под землю, и никакой куропат не достанет. А Дом – регулярно подвергался атакам. Дрогнешь, не устоишь – умрешь. Это раз. Два – Добрынину противостояли все ж живые существа, и у них был свой предел сил и выносливости. Здесь же… у машины такого понятия не существует априори. Как хочешь, так и соревнуйся с ней физухой. И ведь приспособились! Да и рукопашка та же… Подумаешь, там, крысы… или собаки… или даже выродок. У выродков в книге все же есть хоть какой-то инстинкт самосохранения. А если с кадавром схватился – до конца. Или ты его – или он… Здоровенная рама, к которой не знаешь, с какого бока и подойти! И уж он-то вполне готов разменять свою недожизнь на твою, у него это в голову забито. А тебе свою шкуру еще поносить хочется.

– И физуха – это только одна сторона, – продолжал Гришка. – А матчасть?.. Добрынину, чтобы быть успешным сталкером, не надо было знать столько, сколько нам. Что-то я не помню, чтоб они там анатомию куропата изучали. Лупанул с тяжелого, и все. А мы тут каждого контрóллера по винтику разбирали. «Учите матчасть! – спародировал он Наставника Ивлева. – Она вас неприятно удивит»…

– Спецсредства тоже… – подсказал Серега. – Тоже матчасть.

– Вот! – Букаш со значительным видом поднял палец. – Сколько у нас всякой техники?.. И тепляки, и УПЗО, и прицелы разные, и экзоскелеты… это ведь тоже все надо освоить!

– А прорывы? В ту же копилочку. Здесь вообще реагировать нужно мгновенно.

– Именно, – кивнул Букаш. – Поэтому подготовка у нас куда мощнее, чем у Добрынина. Факт… – он помолчал немного и, усмехнувшись, закончил: – А ведь впереди последний курс. «Сила бойца ПСО не в мускулах, а в мозгах[126]», – снова процитировал он Ивлева. – Там тебе и специализация, и психология, и работа с темнотой, и с болью… А у тебя еще и отдельный курс командира обоймы. Вот где хлебнем-то. Хлебнем, попомни мое слово…