ДРАКОНЫ СЕВЕРА - Алексей Фирсов

Копьем овладела опытная рука. Мы ласкали друг друга, но хотелось нам большего…

— Я хочу ощущать тебя всего, всей кожей, всем телом… — шептала графиня.

Путаясь в одежде и смеясь, мы помогали друг другу освободиться от нее.

И вот во всех своей прелестной наготе она лежала передо мною на шелковом покрывале. Наши объятия сплелись тесно, как ничто другое в этом мире. И мы ощутили друг друга всей кожей, всем телом…

Я прожил в замке Харперов пять дней. Первые два дня мы не вылезали из постели. Радостно порхая вокруг меня как весенняя птичка, Доротея, казалось, забыла обо всем.

В моих объятиях она стала бесстыдно–откровенной, и я преподал ей множество уроков из восточного трактата о любви. Эти дни мне потом вспоминались как будто пронизанные ярким золотистым светом после пасмурной непогоды.

На шестой день прибыл Сэмюель Фостер — Сэмми и разрушил наше уединение.

— Милорд, в Корнхолле волнения, подмастерья прекратили работу во всех цехах и вышли на улицы. Бургомистр требует от нас с Крейгом подавить волнения и перевешать зачинщиков. Часть зачинщиков нами схвачена, остальные спрятались в кварталах бедноты — послать солдат туда значит устроить бойню. Многие арбалетчики и алебардисты наняты в городе, и бить своих они не будут. Прикажете послать горцев?

— В чем причина волнений?

— В цехах много заказов, и мастера начали набирать много подмастерий. За последний год население Корнхолла выросло на треть за счет людей, пришедших с юга. У нас в городе есть работа, и вы, милорд, щедро за нее платите. Слухи об этом идут по всему королевству.

Цены на хлеб также выросли, но платят подмастерьям и помощникам по-прежнему — два медяка в день. Коврига хлеба в Корнхолле стоит уже три медяка. Цеховые мастера имеют большую прибыль, но они жадны, и простолюдины начали голодать.

— Значит, они бунтуют из‑за голода?

— Милорд, бунт надо подавить, но цехи должны платить за работу достаточно, чтобы люди не голодали.

— Ты, похоже, знаешь про голод не понаслышке, Сэмюэль?

— Я хлебнул его полной ложкой, милорд!

Сложив руки на груди, Доротея стояла рядом в черном платье вдовы и слушала нас.

— Графиня, я вынужден вас покинуть!

— Ты оставляешь меня ради простолюдинов?

— Нет, ради спокойствия на моих землях.

Она повернулась и вышла со слезами на глазах. Я уже садился в седло, когда она, не выдержав, выбежала во двор. Доротея протянула руки и повязала на моем предплечьи свой тонкий белый шарф.

— Пусть он напоминает обо мне…

Глава 15

Я остановился в лагере горской пехоты и не поехал дальше в город.

По моему приказу в большую палатку Крейга привели захваченных бунтовщиков.

Пять угрюмых парней со связанными за спиной руками на коленях стояли передо мной.

— Вы устроили бунт, и чего вы хотите?

— Милорд, за те гроши, что платят хозяева, нам не прокормить свои семьи! С рассвета до заката гнуть спину за медяк несправедливо! — заявил самый смелый курчавый, лет двадцати подмастерье.

— Как тебя зовут?

— Кайл, милорд…

— Кто твой мастер?

— Я уже пять лет работаю на Тудора, я плел ту кольчугу, что носит ваша милость!

— Отличная работа, Кайл! Ну а вы все — тоже оружейники?

— Шорник… портной… пекарь… — раздались голоса в ответ.

— Бургомистр требует вас повесить всех. Что скажете?

Они молчали.

— Я согласен с Кайлом — несправедливо получать за работу в день меньше, чем стоит коврига хлеба, и я заставлю ваших хозяев раскошелиться! А вас я отправлю до зимы в плавильни Хаббарда, с первым снегом вас освободят. Ваши семьи тоже отправятся в ущелье Хаббарда — это будет всем уроком.

— Нас не казнят, милорд?

— Нет, Кайл, твои руки еще мне пригодятся!

Бедняги сначала не поверили своим ушам, но принялись восхвалять мою доброту, и я жестом велел их выпроводить вон. Что горцы с удовольствием и сделали.

— Говард, пиши мое повеление, и пусть его прочтут во всех деревнях и во всех кварталах города:

«Я, лорд Грегори, владыка Севера, правитель долины Холлилох, защитник города Корнхолл, повелеваю всем, кто нанимает слуг, работников и работниц — платить им за работу в день не менее цены ковриги хлеба, ибо не справедливо перед лицом Господа нашего давать вознаграждение за труды, не способное прокормить человека.»

— Крейг, передай Элару Тудору, чтобы вечером в соборе были собраны все мастера и все главы цехов.

Они собрались, все эти хозяева города, люди, в чьих цехах, мастерских и лавках производилось и продавалось то, что создали другие люди с потными спинами и мозолистыми руками.

Отец Симон зачитал мое повеление.

Ропот раздался сразу же. Я посягнул на кошельки горожан. Кому такое по нраву?

Я поднялся из кресла и встал рядом со священником. Мой голос гулко прокатился под каменными сводами.

— Тот, кто не исполнит мою волю, пусть пеняет на себя! Молитесь, чтобы господь снял с ваших душ грех стяжательства!

Я вернулся в замок и долго плавал в бассейне. Есть ли края человеческой жадности? Почему люди не осознают бренность своего существования и честное имя легко меняют на звон денег?

Струи горячего водопада били прямо по моим плечам, снимая напряжение и усталость. Я чувствовал себя одиноким как никогда. Моя любимая исчезла. Женщина, которую я вожделел, осталась далеко. Что толку от власти, если ты несчастен и не можешь быть рядом с теми, кто тебе дорог?

Две голых руки обвили мой торс

Вздрогнув от неожиданности, расцепив эти руки, я обернулся.

Озорная улыбающаяся Адель, щурила глаза от водяных брызг. Она была совершенно голой, но вода была ей до подбородка, и белое тело плохо видно через рябую воду.

— Я пришла, Грегори!

— Здравствуй, мой паж!

— Ты рад?

— Очень!

Я обнял и тесно прижал ее к груди. Ее руки обняли мою шею.

— Не смотри на меня сейчас… Я стесняюсь… — прошептали ее губы. — Здесь слишком светло…

— Закрой глаза, и будет темно….

Я целовал ее в губы, но мысли мои были далеко. Сью и Доротея не стеснялись в этом бассейне. Они брали свое. Подхватив ноги Адель под коленями, я вошел в нее прямо в воде. Она тихо ахнула и прижалась ко мне животом, грудью. Она слабо двигалась и, как я и подозревал, оказалась неспособна испытать наслаждение. Но, тем не менее, я получил свое. Моя монахиня оказалась полным неучем в любовной игре. Зато поцелуи она обожала и через час мои губы распухли. Завернув Адель в простыню, я на руках вынес ее наверх в свою комнату и положил на постель. Кроме шлепанцев на ногах на мне ничего не было. Была ночь. Я погасил свечи, вернулся к постели и лег рядом с девушкой. Ее маленькие груди легко умещались каждая в моей ладони. Я целовал ее соски, плечи, гладил бедра. Ее рука нашла мое отвердевшее копье.