ДРАКОНЫ СЕВЕРА - Алексей Фирсов

На опорных шестах висели фонари, так что в палатке было достаточно светло, чтобы увидеть, как просвечивается ее гибкое тело через тонкую ткань. Заметив мой взгляд, Адель потянулась как кошка. Ткань на груди натянулась, облегая соски.

Но Бернадетта время не теряла, освободив столик от подноса с едой, она уже быстро расставляла фигуры. Они искусно были вырезаны из янтаря и светились приятным теплым светом. Взяв в руку их, не хотелось больше выпускать.

— В этой игре я не силен, сестричка.

— Играем на поцелуй, выиграю — я вас целую, вы выиграете — вы целуете меня.

Адель возмущенно фыркнула.

Бернадетта быстро показала ей свой розовый язычок.

Она оказалась сильным игроком, я не успел сделать нескольких шагов, как лишился двух павлинов и мой левый фланг оказался в опасности. Тогда я пошел на хитрость.

— Есть одна история про игру в шахматы. Если дамы позволят, я ее расскажу.

— Не в ущерб игре! — заметила Бернадетта. Ее глаза сощурились, она почувствовала, что я пытаюсь схитрить.

— Чтобы проникнуть в замок адмирала Иварена, молодой рыцарь Йон переодевается в одежды слуги менестреля. Заметив красивого пажа в такой должности, адмирал подозревает что‑то неладное.

Э!.. — сказал он, рассматривая юношу. — Очень жаль, что ты служишь менестрелю; по–моему, тебе бы больше подошло охранять замок и носить меч. Нет ли у тебя какого‑нибудь тайного замысла? Откуда ты и что умеешь делать?

Государь, отвечал Йон, я знаю много ремесел и могу перечислить их, если вам угодно.

— Я готов тебя выслушать, — сказал адмирал, — но не вздумай хвалиться тем, чего не умеешь делать, ибо я устрою тебе проверку!

— Государь, я умею выхаживать ястребов; умею охотиться на оленя, вепря. Выследив, я умею выгнать зверя из его логова и пустить за ним собак. Я умею прислуживать за столом; умею так играть в шахматы, что возьму верх над кем угодно.

— Хорошо, — сказал адмирал, — на этом остановись: в шахматах я тебя и испытаю.

Позвольте мне закончить, государь, ведь вы меня сможете испытать в любой момент, когда вам заблагорассудится.

Продолжай же, ты хорошо говоришь.

— Государь, я еще могу надевать кольчугу, носить щит на шее и держать копье, править конем и победить любого в конной схватке, сражаясь на копьях. Я также умею входить в комнаты дам, и добиваться их любви…

Адмирал засмеялся и прервал Йона:

— Вот так ремесла! Но я остановлюсь на шахматах. У меня есть дочь, прекраснее которой невозможно представить, и которая превосходно играет в шахматы. Я еще не встречал рыцаря, который бы у нее выиграл. Тебе предстоит сыграть с ней; если ты проиграешь, тебе отрубят голову. Если ты поставишь ей мат, то я велю застелить постель в своих палатах, и ты сможешь развлекаться с моей дочерью и делать все, что захочешь, а утром получишь от меня еще и сто золотых дукатов!

— Пусть будет так, — отвечал Йон, — как вы хотите.

Адмирал пошел к дочери и рассказал ей о своих условиях, поставленных Йону. «Мой отец определенно сошел с ума, — рассудила про себя девушка. — Из уважения, которое я к нему питаю, я лучше позволю себя обыграть, чем увижу гибель столь прекрасного юноши».

— Вы хорошо меня поняли? Вам предстоит играть с этим слугой. Если вы выиграете, его немедленно лишат головы, если же вы проиграете, вы должны будете исполнить любое его желание.

— Если так угодно вам, отвечала девушка, я должна того же желать независимо от того, по душе мне это или нет.

Адмирал советует присутствующим здесь же баронам не произносить ни слова: «…Слишком велика ставка, пусть никто не вмешивается».

Велели принести шахматную доску, всю изукрашенную золотом и серебром, и фигуры — золотые в изумрудах.

— Госпожа, — говорит Йон, — какими вы желаете играть? Желаете вы играть белыми или черными?

— Пусть будут белые, — отвечает дама, не моргнув глазом.

Игра начинается, и Йон рискует проиграть, ибо чаще смотрит на девушку, чем на доску. И девушка это замечает.

Вассал, — говорит она, — о чем ты думаешь? Ты же вот–вот получишь мат. Тебя уже считай что обезглавили!

Подождите немного, — отвечает ей Йон, — игра еще не завершена, и не будет ли большего стыда и позора, когда ты попадешь в руки мне совсем голая. Мне, слуге бедного менестреля?

Бароны разражаются смехом, и уже девушка начинает смотреть на Йона и не обращать внимания на игру, так что в свою очередь оказывается на волосок от поражения.

— Теперь, — говорит Йон адмиралу, — вы видите, умею ли я играть. Еще немного, и ваша дочь непременно будет в проигрыше.

Будь, проклят тот час, когда я породил вас, дочь моя! — кричит отец. — Вы победили в этой игре столько знатных баронов, и вы позволяете обыграть себя этому мальчишке.

Успокойтесь, — вмешивается Йон, — все может остаться, как было, и ваша дочь вернется в свою комнату; я же буду служить моему менестрелю.

Если вы поступите так, я вам дам сто золотых дукатов.

Согласен! — отвечает Йон.

Девушка в досаде отворачивается от него и думает: «Знай я об этом заранее, я бы тебя обыграла…»

Бернадетта захохотала, откинув голову, так что я увидел ее розовое небо.

Адель похлопала в ладоши.

— Грегори, вы просто кладезь разных историй! А что еще вы нам расскажете про шахматы?

— Больше ничего, мат Бернадетте!

Но баронесса не потеряла хорошего настроения. Ее лицо приблизилось к моему, губы вытянулись в ожидании поцелуя.

— В щеку, мой муж! — подала голос ревнивая Адель.

Но я ослушался и поцеловал сочные губки своей «сестрички».

В отместку надувшаяся Адель отказала мне в любовных ласках, заявив, что она устала, у нее болит голова. Я предложил вылечить голову, но мое предложение осталось без ответа.

На следующее утро Адель сказалась больной и разместилась в повозке под пологом, чтобы защитить лицо от солнца. Бернадетта также перебралась к сестре, и весь день мне пришлось довольствоваться обществом Фостера.

На ночевку опять были поставлены палатки. Сестры ко мне не пришли и остались в своей. Компанию за ужином мне составил барон Гринвуд. Но его мысли были поглощены только будущим турниром.

И говорить он мог только о турнире и о преимуществах тисового копья перед ясеневым.

Проводив барона, я велел Майку стелить постель и вышел из палатки.

Наш лагерь отходил ко сну. Немногие еще оставались у костров. В траве стрекотали кузнечики. Воздух был прохладным и вкусным, пах дымком, жареным мясом и луговой свежестью.

Повозки были составлены кругом вокруг палаток. Часть моей свиты так и ночевала в повозках и под ними, прямо на лошадиных попонах. Соседняя палатка, где разместились Адель и Бернадетта, была темна, значит, уже уснули. Завтра будут дуться на меня за то, что не пожелал покойной ночи.