Верь мне (СИ) - Jana Konstanta

вот у них с Горским все куда сложнее. Вернее, у нее с Горским: никаких «их» нет и в помине — есть она, одинокая женщина, и есть он. С Ланой своей, молодой и длинноногой… И если бы не дочь, наверняка он бы уже и не вспомнил, с кем делил беззаботную юность и молодость, кому впервые шептал пылкие признания, кого первой привел в свою постель и кого, единственную пока, называл своей женой. Вот что страшно. Ты впускаешь человека в свою жизнь, делишь с ним кров, еду, постель… А потом наступает момент, и вы становитесь чужими. Не общаетесь, не ссоритесь, не миритесь, не интересуетесь. Как будто и не было ничего, как будто ничего не осталось. И незаметны со временем становятся зарубки на душе, только что-то ноет там иногда, зудит и заставляет вспоминать и даже плакать — это как суставы с возрастом, наверно… К непогоде. Или к гостям — черт их знает, эти приметы! Вот припомнилось — а уже в дверь звонят. Арина накинула халат и поплелась в прихожую, искренне надеясь, что это не Лика вернулась.

— Горский?! Ты?! — кутаясь в халат, нахмурилась Арина при виде драгоценного муженька на пороге своей квартиры. Ну точно, примета! Помяни черта, как говорится. — Если ты пришел ругаться, то лучше уходи.

— Нет. Арька, не гони, а?

Он попытался войти, но пошатнулся и невидимой силой был тут же вероломно оттащен назад.

— Ты что, пьян?

— Неважно, — притулившись к дверному косяку, вздохнул Горский. — Я отдаю себе отчет. Аришка, я с миром… Пустишь?

Горский? С миром? Что-то новенькое. Надо запомнить: Горский мирный не только, когда ему что-то надо, но еще и когда пьяный.

— Ну заползай…

Не без помощи Арины добрался бедолага до мягкого, а главное, такого устойчивого, надежного дивана. И, правда, мирный. Кроткий, тихий, молчаливый. И зачем только пришел, если не ругаться? Неужели так выбила его из колеи несостоявшаяся Ликина свадьба? Арина присела перед Горским на корточки, чтоб получше разглядеть такого редкого в своей тихости мужчину.

— Горы-ыны-ыч, — нараспев позвала Арина, — а ты чего так напился, а?

«Горыныч» поднял на нее глаза, а от серых льдинок в них стало не по себе. Ему вот плохо, а она веселится…

— А ты все радуешься? — с тоской спросил Горский.

— Не вижу повода горевать. Или мне нужно оплакивать ваш с Арсеном сорвавшийся семейный бизнес? Ну извини, дорогой…

— Да при чем тут Арсен? Арь, ну что ты мелешь, а? Лика звонила?

Все-таки из-за Лики напился. Переживает он за дочь — искренне, всем сердцем. Да вот только скажи ему сейчас, где она и с кем — где гарантия, что он опять все не испортит?

— Арин, не молчи! — выкрикнул Горский, не дождавшись ответа. — Она и моя дочь тоже, я имею право знать! Она с Власовым?

— Да. Она с Власовым. Успокойся, она в порядке.

— В порядке… Я не понимаю, как ты можешь говорить «в порядке», когда рядом с ней Власов…

— Прекрати. Он не причинит ей вреда. К тому же они не одни — рядом с ними мой человек. Горский, смирись и перестань искать проблему там, где ее нет. Это тебе надо Власова бояться, или мне. А Лику он не обидит. Оставь их в покое.

— Аришка, когда уже ты перестанешь быть такой наивной, а?

— Будем ругаться?

— Нет, — вздохнул Горский и с положением дел, кажется, смирился.

А как не смириться, если повлиять ни на дочь, ни на ее мать все равно не может? Ругаться бесполезно, объяснять бесполезно. А может и вовсе, не он, а они обе правы? Может, и правда, он что-то делает не так в этой жизни? Чего-то не понимает? С Каринкой вон как вышло… А ведь не ошибись он, не засади невиновного — как знать, может, и жива б сейчас была его Карина. А вдруг и сейчас он ошибается? И Лике действительно хорошо с этим парнем? Лучше, чем было б с Русланом? Ведь если б любила его — не сбежала б. А вдруг действительно, любовь у них с Власовым? Что он сам-то о любви знает? Когда последний раз ради женщины глупости делал? Когда шел наперекор разуму за сердцем?

Последний раз, кажется, лет двадцать пять назад… Когда, сбежав от родных, что были против их свадьбы, они с Аринкой рванули из родного города сюда. Когда ютились в комнате общежития, деля скудные метры с клопами, но были счастливы, потому что получилось отстоять свою любовь — чувство, в юности затмевающее все. А сейчас что? Расчеты, ценники, контракты — работа стала жизнью, а философия успеха — ее девизом. У него непременно должен быть хороший костюм и дорогие туфли, громоздкий автомобиль и жена-модель. Он должен мелькать на тусовках и питаться в дорогих ресторанах. У его детей должны быть няни, охранники, репетиторы, а у жены — салоны, сборища таких же гламурных сук и минимум мозгов.

И плевать всем, что хочется ему покоя и уюта, домашнего борща и разбросанных по дому игрушек. Что надоели до колик ходящие по пятам роботы в черных костюмах, глупые длинноногие фифы и бесконечные траты на их прихоти. Что хочет позволить себе выходной, чтоб просто поваляться на диване пусть в стареньких, до дыр протертых штанах, но зато любимых, напоминающих о тех далеких временах, когда с молодой женой сидели они на крохотной кухне, ели яичницу и мечтали о маленьком домике с прудом. О домике, в котором будут бегать дети. В котором они с Ариной будут счастливы.

А теперь что? Где мечты его? Где дети, жена-красавица с борщом? Ланка даже яичницу пожарить не в силах. И в большой дом с рыбками в пруду почему-то возвращаться сегодня не хочется. А родная дочь прячется от него черт знает где и черт знает с кем.

— Ариш, что я делаю не так, а? Я же люблю ее… Я переживаю за нее… Аринка, помири нас, а?

Его слова пропитаны тоской. Его глаза блестят от пьяных слез — в них похоронены мечты, дети, счастье. Арина не выдержала, протянула руку к его щеке и легонечко коснулась.

— Горыныч,