Сталин - Дмитрий Волкогонов

Резко ухудшились отношения Сталина и Бухарина после публикации 30 сентября 1928 года на страницах "Правды" знаменитой статьи Бухарина "Заметки экономиста". В ней упрямый Бухарин (Ленин когда-то называл Бухарина "воском", а тот доказывал Сталину, что черепаха потому такая твердая, что она... мягкая) вновь утверждал необходимость и возможность бескризисного развития и промышленности, и сельского хозяйства. Любые другие подходы в решении экономических проблем Бухарин назвал "авантюристическими". "У нас должен быть пущен в ход, сделан мобильным максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм, - писал Бухарин. - Это предполагает сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы. Мы слишком все перецентрализовали".

Через неделю Политбюро осудило это выступление Бухарина, и Сталин перешел в решительное наступление. В долгих жестких дискуссиях в Политбюро компромисса найти уже не могли. Многие заседания не протоколировались, а записывались лишь решения. Они свидетельствовали о том, что Сталин все больше одерживал верх. Бухарин остался в меньшинстве. В ряде пунктов пошел на уступки Рыков. Заколебался Томский. Сталин стал требовать, чтобы Бухарин "прекратил свою линию торможения коллективизации". В острой перепалке Бухарин запальчиво назвал Сталина "мелким восточным деспотом". Сталин не ответил на выпад, но для себя твердо решил: "Он больше мне не нужен".

Натянутые отношения все ухудшались. Но еще прежде, видя, что позиции "умеренных" слабеют, Бухарин совершил, казалось, необдуманный шаг. Придя неожиданно 11 июля 1928 года к Каменеву на квартиру, он фактически попытался установить нелегальные отношения с бывшей оппозицией, которую ранее сам помог Сталину разгромить. После Бухарин еще дважды побывал у Каменева. Встречи были наедине. О чем долго говорили два бывших соратника Ленина, видимо, мы никогда точно не узнаем. Правда, в записях Каменева, как утверждал Троцкий, говорилось, что Бухарин был и взбешен, и подавлен. Он без конца повторял, что "революция погублена", что "Сталин - интриган самого худшего пошиба", он уже не верил, что можно что-либо изменить. Характерно, что содержание этого разговора сторонники Троцкого распространили в подпольной листовке, датированной 20 января 1929 года. За подлинность этих данных, естественно, ручаться нельзя.

Сталину, конечно, сообщили об этих контактах Бухарина, и на апрельском Пленуме 1929 года они будут одними из самых страшных "аргументов" против Бухарина. Контакты с Каменевым совершенно ничего не дали "умеренным", но сталинский ярлык "фракционера" Бухарин заработал. И здесь Бухарин решился обратиться к общественному мнению. В годовщину смерти В.И. Ленина, 24 января 1929 года, в "Правде" появилась статья теряющего почву под ногами Бухарина "Политическое завещание Ленина", представляющая изложение доклада на траурном заседании, посвященном пятилетию со дня смерти Ленина.

В статье говорилось о ленинском плане построения социализма, о важности нэповской политики, о демократизме принятия решений и т.д. Бухарин писал как о самом сокровенном: в ленинских статьях "развивается курс на индустриализацию страны на основе сбережений, на основе повышения качества работы при кооперировании крестьянства, т.е. наиболее легком, простом и без всякого насилия (выделено мной. - Прим. Д.В.) способе вовлечь крестьянство в социалистическое строительство". Пожалуй, в этой формуле суть взглядов Бухарина на вопросы, так волновавшие партию в то время.

Но самое главное: заголовок статьи напоминал коммунистам (кто знал и кто помнил), что "Завещание" предполагало и перемещение Сталина с поста генсека на другой пост... Это было последней каплей. Тем более что в статье Бухарин с горечью и едва ли не с исключительной прозорливостью писал: "Совесть не отменяется, как некоторые думают, в политике".

Я еще раз хочу напомнить мысль, которую я высказывал в книге ранее и к которой еще не раз вернусь: настоящая совесть всегда имеет свой шанс. Бухарин старался использовать этот шанс до конца; это требовало немалого мужества, готовности пожертвовать собой, своим будущим... Как не хватало многим этого мужества тогда, не хватало и позже! Совесть - тончайший интеллектуальный и эмоциональный камертон, измеряющий величину нравственности и гражданственности человека. Можно быть молодым или старым, рядовым или руководящим работником, но все равны в одном: для проявления подлинной совести нет какой-то границы или ранжира. Бухарин оказался человеком, для которого совесть навсегда осталась высочайшим мерилом гражданственности.

Конечно, преклоняясь перед умом Бухарина и его пророческим видением грядущего, нужно помнить, что ему, как и всем людям, были свойственны слабости и ошибки. Он тоже слишком поздно разглядел Сталина. Не всегда был последователен во взглядах. Допускал и досадные "сбои". Например, в статье "Злые заметки", опубликованной 12 января 1927 года в "Правде", совершенно незаслуженно обрушился на Есенина, объявив его поэзию "есенинщиной", "мужицко-кулацким естеством", дав как бы сигнал к нападкам на этого и других "крестьянских поэтов". Что было, то было. Об этом можно только сожалеть. Сталин, однако, отмечал не эти ошибки. Генсек посчитал, что бухаринский лозунг "Обогащайтесь!" выражает суть кулацкого мировоззрения, а его установка на "припаивание" кулачества к социализму просто враждебна. Сталин, порывшись в своей памяти и бумагах, припомнил еще одно "прегрешение" Бухарина. Николай Иванович на октябрьском Пленуме ЦК 1924 года, когда обсуждались вопросы работы в деревне, неожиданно для всех выступил с предложением "колонизировать" деревню! Но под "колонизацией" Бухарин понимал командирование 30 тысяч рабочих из города в село. И хотя партия прибегнет к этому совету позже, Сталин бросил не один увесистый камень в Бухарина за его идею "колонизации". Для всех, и в том числе Сталина, было ясно, что "колонизация" просто неудачный термин, суть которого в оказании городом помощи селу. Однако Сталин умел и пустяк превращать в "политическое дело".

Апрельский и ноябрьский Пленумы ЦК и ЦКК 1929 года, рассмотревшие вопрос о "правом уклоне" в ВКП(б), завершили начатый Сталиным разгром "группы Бухарина". В трехчасовой речи Сталин обрушился на Бухарина за отказ от предложенного ему Политбюро 7 февраля 1929 года компромисса, равносильного поражению. А это означает, констатировал Сталин, что в партии теперь "есть линия ЦК, а другая - линия группы Бухарина". Несмотря на то что до января 1928 года Сталин в основном дружно работал с Бухариным, генсек определил несколько "этапов разногласии" с ним. При этом он сыпал словечками типа: "чепуха", "ерунда", "книжонки Бухарина", "немарксистский подход", "знахарство", "липовый марксист", "разглагольствования", "полуанархическая лужа Бухарина" и т.д.

Главный удар в своей речи Сталин нанес Бухарину как теоретику. Поскольку после Ленина Бухарин справедливо считался ведущим теоретиком в партии, Сталин решил его развенчать: "Теоретик он не вполне марксистский, теоретик, которому надо еще доучиваться для того, чтобы стать марксистским теоретиком"298. Здесь, конечно, Сталин не преминул привести ленинскую оценку Бухарина, сделав особый акцент на ее второй части: "...в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)". Таким образом, это "теоретик без диалектики, теоретик-схоластик". И дальше Сталин долго перечислял все разногласия, которые были у Бухарина с Лениным, расценив их как попытки "учить нашего учителя Ленина". Да это ведь и неудивительно, считал Сталин, если еще недавно "теоретик-схоластик" состоял в "учениках у Троцкого... вчера еще искал блока с троцкистами против ленинцев и бегал к ним с заднего крыльца!"299. Именно так расценил Сталин встречи Бухарина с Каменевым, о которых ему, естественно, стало известно.

В таком духе выдержана вся долгая речь Сталина, в которой разносной, уничтожающей критике были подвергнуты кроме Бухарина и Рыков с Томским. К слову сказать, эта речь была опубликована лишь много лет спустя в Собрании сочинений Сталина. Бухарин и Рыков были смещены со своих постов, но пока остались в Политбюро. Поскольку резолюция Пленума была разослана во все местные партийные организации, началась проработка "правых" по всей стране. "Правда", другие органы печати систематически публиковали материалы, предававшие анафеме лидера "правых". А это было одновременно фактическим сигналом к форсированию коллективизации с ее не просто бесчисленными перегибами, а насильственной ломкой векового уклада крестьянства. О добровольности уже не говорили. Бухарин и после этого продолжал считать, что 20-процентный прирост промышленной продукции - предел, после которого сельское хозяйство не выдержит. Сталин, как мы знаем, считал иначе, в несколько раз завышая эту цифру.

В ноябре 1929 года была утверждена генеральная линия партии на всеобщую коллективизацию, так как, писал Сталин, "в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, как это имело место раньше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами"300. А Бухарин все еще не хотел "каяться", как от него требовали, и 17 ноября 1929 года его вывели из состава Политбюро. Правда, спустя неделю, мучаясь угрызениями совести от малодушия, Бухарин, Рыков и Томский написали краткую записку в ЦК, в которой, каясь, осудили свою позицию: